как твой повар, и кофе варю не сказать, что превосходный, но я могу сделать так, чтобы за меня это сделали другие, а ты бы пробовала.
Я почти не слушала Тагира. Было и впрямь очень-очень вкусно. И температура, что надо. Не кипяток, но и не то холодное пойло, что у нас в столице, обычно, выдавали за «горячий кофе». Миндаля было в самый раз. А еще в лицо дул свежий, едва прохладный ветерок, приносивший откуда-то издалека целый букет цветочных ароматов. Кажется, тут были и ирис, и лаванда, и гвоздика… в общем, настоящий маленький рай. Можно было сидеть вот так вот в удобном кресле, прикрыв глаза и слушать тихую речь любимого человека.
Ах, да, я забыла сказать, что мы сидели на маленькой, узенькой улочке в Париже. Тагир где-то откопал это небольшое, непримечательное кафе, в котором делали лучший кофе в мире. Круасаны, кстати, тоже были очень даже ничего.
– И все-таки, это ненормально. Похищать человека и тащить его во Францию! – я сложила руки на груди. – Ненормально.
– Я помню, как тебе понравилось здесь в первую нашу поездку. А иначе ты бы не согласилась. У меня не было выбора.
Я вздохнула, откидываясь в кресле и обвела окружающий силуэт ленивым взглядом. Пахло стариной, романтикой и чем-то, что придавало всему происходящему странный уют. Эта страна и впрямь оказывала на меня какое-то странное, почти гипнотическое влияние. Еще в самолете я кричала и ругалась на Тагира, обзывая его последними словами, а по приземлению… ну что, я могу сказать, было в Париже что-то магическое, почти неземное…
– Кис… я ведь серьезно говорил в тот вечер, когда обломал вам с поваром потрахушки. Я хочу попробовать с тобой все сначала. За все то время, что мы были в разлуке изменилась не только ты. Я тоже стал другим. Терпимее. Мягче. Я понял много того, чего раньше никак не мог принять. И когда я понял, в прощении и вовсе отпала необходимость, понимаешь? Ты постоянно твердишь, что боишься того, что я могу тебя не суметь простить, но мне не за что тебя прощать. Ты изменила только потому, что не считала меня своим мужем, а себя не видела моей женой. Мы были едва знакомы, когда я взял тебя в жены и увез очень далеко, отрезая от всего, что было тебе знакомо, причем сделал я это насильно, против твоей воли. И с тебя был бы спрос, если бы тебя воспитывали, как наших девушек, но ты росла в иной обстановке, в совсем другой культуре. А еще ты была столь юна… Я признаюсь, что я злился. Очень сильно. И очень долго. И это едва не сгубило меня, это едва не отпечаталось на нашей Мадине. Но сейчас я мыслю иначе…
– Почему вдруг?
– Да хотя бы потому, что за столько времени у тебя так и не было мужика.
– Что?! Откуда ты…
– Тебе правда интересно знать?
– Нет, то есть… – проклятье, щеки у меня вспыхнули и заалели. – Вот же ж, ты…
– Я знаю, что ты хотела и хочешь только меня… – Тагир улыбнулся уверенно, так, как улыбаются победители. И в это же мгновенье его коленка чуть-чуть протиснулась меж моих, слегка разводя их в стороны.
– А если не получится?
– А почему должно не получится? – Его ладонь поймала и накрыла мою руку, до сих пор лежавшую на столе. – Ты снова собираешься мне изменить? – Я поморщилась. – Если да, то лучше тебе сразу будет подготовиться к тому, что в этот раз и правда убью вас обоих. Но если ты не планируешь адюльтера, то и беспокоиться не о чем.
– И я должна поверить в то, что ты забыл о том, что у меня было со Сташевским? Что вишенку с пирога получил не ты, а он? В то, что сейчас ты все это делаешь не потому, что у меня появился Женя, а потому, что ты действительно сделал для себя какие-то важные выводы?
– Было бы неплохо. – Тагир усмехнулся, но взгляд у него остался серьезным. – Аврелия… я ведь снова идут против своих. Думаешь, стал бы портить отношения с семьей, если бы это было ради сиюминутного удовлетворения своих мстительных потребностей?
– Мама против? – я нахмурилась, сжимая в ответ руку бывшего. Черт, да я уже попалась на его удочку! Эти его ямочки на щеках и бездонные карие глаза…
Черт. Радмила всегда меня недолюбливала, а уж после измены, о которой Белла растрепала всем и каждому, и подавно, наверное.
– И она тоже, – кивнул Закиров.
– А кто еще?
– Марина, разумеется.
– А младшенькие? Я ведь нравилась им…
– Они пока в смятении. Ни на чьей стороне, можно сказать. Все в твоих руках.
– Рашид, наверное, тоже не в восторге от твоей идеи сойтись со мной…
– Не в восторге, – Тагир снова улыбнулся. – Зато папа поддерживает. Я прям сам удивился.
– Серьезно? – Я видела отца Тагира лишь дважды, и те разы были мельком, и в те мне нельзя было даже слова ему сказать, так что мне было сложно судить о нем, как о плохом или хорошем человеке. Я просто его не знала.
– Да. В последнюю нашу встречу он выдал, что плевать ему на твое прошлое и на то, из своих ты или нет, что он хочет видеть единственного сына счастливым. И, что мне тоже должно быть на всех плевать.
– Надо же…
– Говорит, живем один раз. Если счастлив с ней, сынок, то не упускай. Я и подумал – папа прав. Кис…
– М?
Не верилось. Мне казалось, что это сон. Ну, уж слишком хорошо все было после всего того ада, через который мы прошли. Эти его «киса» и «принцесса», я уже не думала, что когда-нибудь снова услышу от бывшего нечто подобное. Никогда не подумала бы, что мы снова окажемся в Париже, да еще и по его инициативе…
– Возвращайся ко мне. Возвращайся домой. У нас все получится, я тебе обещаю.
– Я не знаю, Тагир…
– Тебе было плохо со мной? Ну, до того, как все случилось с этим…
– Нет. –
