пор в одном из видов производства. Она тоже могла бы стать кем-то вроде него, но потом уехала в Москву, а еще через какое-то время Александровский уничтожил ее до основания.
— Знаешь, она до сих пор смелая, если тебе интересно.
— Правда?
— О да. Я ей всегда завидую, потому что такой, как она никогда не была и не смогу стать. Видела бы ты, как она ведет себя на всех семейных сборищах…Держится, как львица.
Мне приятно это слышать. Женя будто дарит мне надежду на то, что еще не все потеряно, и это греет. Я улыбаюсь, убрав прядь волос за ухо, а она вдруг тихо, но со сталью в голосе добавляет.
— А он многое уничтожил до основания.
Такого откровения я никак не ожидала, если честно. Наблюдая за тем, как девушка снимает с огня свое творение, я пытаюсь срастить услышанное с тоном.
«Кажется, Петеньку ненавидят и внутри его семьи…хм…»
Нет, мне это известно, конечно. Адель бывало и сама бросала неоднозначные фразы, правда я никогда не думала, что все настолько запущено. Наверно поэтому неожиданно мне приходит лихая идея, и, недолго думая, я решаюсь ее воплотить. Не знаю откуда взялась такая смелость и, что важнее, такое доверие, но в следующий выпаливаю, как на духу.
— Что случилось с Матвеем?
Из рук Жени выпадает ложка, а я жалею, что спросила, особенно когда встречаю ее долгий, непонятный взгляд. Мне не то чтобы неловко, я хочу провалиться сквозь землю, краснею, бледнею, и молчу, как дура. Жалею-жалею-жалею. Ругаю себя, даю ментальные пощечины, и от увечья меня спасает именно эта хрупкая девушка, даря слабую улыбку в ответ.
— Матвей хороший парень, но слишком вольный. За это его наказали.
— Но он…жив?
— Если можно так сказать, — с горечью отвечает, наблюдая за тем, как молоко разливается по чашкам, — Мой тесть его спрятал, а для Матвея жить внутри тесных рамок очень и очень непросто.
— Спрятал?
— Петр Геннадьевич так наказал его, и это просто ужасно! Матвей совсем ребенок, но это быстро забылось.
— Зря я спросила? — с тихо надеждой спрашиваю, в ответ получая чашку с молоком и еще одну ласковую улыбку.
— У меня не зря, но лучше не поднимай эту тему в присутствии его братьев — они очень остро реагируют. Сядем?
Я соглашаюсь, а пока иду к столу вслед за хозяйкой, размышляю. Не только о Матвее, но и о ней самой. Меня слишком уж сильно напрягает эта странная связь, и украдкой за ней наблюдая, я наконец понимаю, откуда она взялась: Женя очень похожа на Розу. С ней рядом так тепло, она буквально заражает своей добротой и мягкостью, а так было только с Розой. Я невольно задумываюсь, как необычно все это. Жизнь — такая странная штука. Я сижу в доме женщины, которая как две капли воды похожа на мою ушедшую сестру, и которая является родственницей тех, кто в этом повинен.
«И она могла бы быть здесь. Сидеть, варить мне что-то вкусное, иметь мужа и много-много детей…»
Отвожу взгляд, чтобы скрыть свои снова назревающие слезы, и сразу же отвлекаюсь на происходящее на улице. Там рядом с бассейном стоят трое мужчин и один, самый крупный и самый старший, откровенно отчитывает двух других. Меня это беспокоит. Ладно Алексей, ему ничего и не будет, но вот Алекс…
— Ему влетит, да? — тихо спрашиваю, Женя сначала не понимает, но проследив за моим взглядом только улыбается.
— Ты волнуешься за него?
— Ну…эм…Он во все это влип из-за меня и…
Я так мямлю, что сама себя готова убить, а вот Женю это веселит. Она хитро смотрит на меня, а потом не менее хитро протягивает.
— Ну понятно-понятно…Я сразу это увидела, даже не смотря на ситуацию. Подметила, как он смотрит на тебя, как ведет себя рядом…
— И как же? — жалобно пищу, получая уверенный, но дико неожиданный ответ.
— Как будто хочет уберечь и защитить. Вы очень красивая пара.
Дальше происходит сразу несколько вещей. Во-первых, Алекс понимает, что за ним наблюдают и резко переводит глаза точно на меня. Во-вторых от этого факта и от услышанного я роняю свою чашку, и содержимое растекается по красивому, мраморному столу. Ну а в-третьих я смачно выругиваюсь, резко вскочив и расставив руки в стороны. Женя прямо в восторге! Она хохочет так звонко, что у меня зубы сводит, а сама я краснею так сильно, что еще секунда и точно вспыхну.
Это. Просто. Какой-то. Кошмар!
Но становится еще хуже, когда на кухне появляется это двухметровое чудо и нагло так протягивает.
— Что, котенок, продолжаешь бесчинствовать?
— Котенок? У-у-у… — дразнит Женя, а я одариваю Алекса супер-злобным взглядом и шиплю сквозь зубы.
— Хватит меня так называть! И вообще…заткнись!
Это веселит теперь не только Женю, но и двух других мужчин, которые пришли следом, а меня прямо таки калит. Смотрю на Евгению, вытирая свое «бесчинство» непонятно откуда взявшимся полотенцем, и мотаю головой.
— То что ты сказала — не так. Это не так!
— О чем речь? — весело интересуется Алекс, и я жалобно выдыхаю.
— Боже, да заткнись!
— Я как раз говорила, что вы — красивая пара.
Из меня рвется писк. Я резко закрываю лицо руками, слушая смешки, а Алекс, клянусь всеми святыми, открывает рот, чтобы вставить еще один свой «остроумный комментарий», но я резко перебиваю.
— Мы не пара! Поехали!
— А указывает, как девушка… — тихо, но достаточно громко, комментирует Алексей, за что я просто мечтаю запустить в него кружкой, но лишь одариваю говорящим взглядом, который его смешит, — Ой, я это в слух сказал?
— Ты козел, а Адель врунья!
Семейство снова смеется, вот только я не желаю во всем этом участвовать и делаю шаг от стола, кивая.
— Пора бы и честь знать. Эм…Михаил?
— М?
— Могу попросить…
— …Чтобы о том, что здесь было, никто не узнал?
— Если можно.
— Понимаю. Я — могила.
— Круто-классно. Поехали!
К нему я обращаюсь исключительно сквозь зубы, и Алекс улыбается, указывая мне дорогу к выходу. Пулей вылетаю в коридор, а когда чувствую спиной его присутствие, краснею сильнее и отскакиваю в сторону.
— Не трогай меня!
— Сегодня утром ты была не против, котенок.
— Сегодня утром я была еще бухая!
— А-га…
И мне снова хочется его убить…
Глава 17. Дыши свободно. Амелия
17; Июнь
Мы возвращаемся домой глубокой ночью, поэтому долго ищем место для парковки. Я ни о чем с ним не говорю, потому что слишком сильно концентрируюсь на листке, который сжимаю в руках. Алекс понимает.
