— Да нет же, о чем я тебе толкую битый час, — я поморщилась от досады. — Ромка, у меня в доме завелся покойник, который на вес золота. Ты Ковалева знаешь?
— Кто же у нас в городе не знает Ковалева? Почитай не Москва, где все депутаты и помощники на одно лицо. Вот я недавно был в Москве, ну, я тебе доложу...
— Кончай базар, — пресекла я словесный поток соседа, — нам пора труп выносить.
— Жень, какой труп? — внезапно отупев, спросил Ромка.
И тут я не выдержала:
— Идиот! У нас в ГИБДД что, работают сплошные идиоты! Я тебе, олух царя небесного, толкую, что у меня свежий труп дома лежит, а ты...
— Ты только не нервничай, Женечка. Я знаю про твой голос. Теперь добавились галлюцинации. Это вполне нормально.
— Придурок! — завопила я. — Пройди в комнату, посмотри сам и убедись, что это не бредни шизофреника!
Ромка вошел в комнату и направился прямо к креслу. Все тело Славика находилось там.
— Класс, Женька. Теперь буду сухари таскать тебе в камеру, если, конечно, братки не найдут тебя раньше. Такие покойнички весьма ценны. И где ж ты обзавелась советником мэра в мертвом состоянии? — совсем по-милицейски спросил Ромка.
Я представила, как такие же вопросы мне будут задавать официальным тоном в отделении, и глухо застонала.
— Ромочка, милый, родной, хочешь, я обеспечу тебя солью на пятилетку вперед? Избавь меня от тела, а? Ты ведь понимаешь, что я не могла убить Славку? Я даже тараканов к тебе приносила, чтобы ты лично с ними расправился. Не поднимается у меня рука на живых тварей, ты же знаешь.
Это была чистая правда. Однажды у меня появились тараканы. Может, соседи у себя травили усатых гадов, может, вражеские происки, но только твари эти размножались у меня на кухне со скоростью света. Испытывая законное чувство брезгливости, я, каюсь, убила пару-тройку животных класса вредных насекомых.
Две ночи, проведенные без сна, подсказали мне, что терминатор из меня никакой, и я стала таскать прусаков к Ромке с целью уничтожения. Прошло несколько месяцев, тараканы пропали. Мама сказала, что они сдохли от голода, но я твердо поверила в Ромкины силы и решила в трудную минуту всегда обращаться к нему за помощью. Трудная минута, увы, настала гораздо раньше, чем я предполагала.
— Короче так, Евгения, надо звонить в милицию и не заниматься самодеятельностью. Как ни крути, а мертвый Ковалев — штука серьезная, и уже завтра все газеты растрезвонят о его смерти.
Я живенько представила себе, что именно напишет наша желтая пресса, и мне стало совсем нехорошо.
— Ромик, — жалобно проскулила я, — значит, без милиции никак нельзя?
— Нет, — отрезал сосед. — У тебя есть алиби? Хотя какое может быть алиби в случае с Вячеславом Григорьевичем? Хорошо, если ты пойдешь как исполнитель — меньше дадут. А вот если в качестве заказчика тебя оприходуют — тогда все.
— Что «все»? — прошептала я на последнем издыхании.
— Пожизненное, — строго сказал Ромка.
— Мама, — икнула я и тихонько сползла по стенке.
Воображение услужливо нарисовало одиночную камеру, кишащую тараканами, тюремную баланду и совершенно неподкупного надзирателя. Он молча выводит меня на прогулку и при этом укоризненно смотрит в глаза.
— Господи, — прошептали губы отдельно от моего сознания, — пронеси чашу сию мимо рабы твоей недостойной. Я тебе свечку поставлю, самую дорогую, а? Пусть все окажется сном! Вот сейчас я проснусь в своей постельке и сразу же начну другую жизнь. Договорились?
Однако силы небесные не пожелали пойти на компромисс, и правосудие в лице соседа Ромки настойчиво призывало меня к гражданской ответственности.
— Жень, а Жень, я позвонил ментам. Они велели ничего не трогать и ждать их приезда. Ну, я, пожалуй, пойду. Тебе сейчас не до соли, — смущенно возвестил сосед.
— Стой, предатель! — закричала я. — Вызвал ментов и линяешь? Хочешь всю ответственность переложить на хрупкие женские плечи? Ничего у тебя не выйдет, дорогой мой. Может, если б не ты, я потихонечку расчленила Ковалева и незаметно спустила в унитаз. А ты приперся и все испортил! Теперь дожидайся своих коллег вместе со мной — будешь меня отмазывать.
Я кипела праведным гневом, понимая прекрасно, что Роман поступил совершенно правильно и что зря я нападаю на него. Но слишком велик был страх перед служителями Фемиды — я не могла встретить их один на один (мертвый Славик, разумеется, не в счет).
— Ты чего городишь-то, а? Чего городишь, совсем с ума сошла? Еще расчлененки тебе не хватает! И никакой я не предатель, просто не хочу связываться с ментурой — меня запросто могут погнать со службы. Впрочем, все равно теперь будет куча неприятностей. Ладно, — смилостивился работник полосатого жезла, — остаюсь с тобой.
Милиционеры приехали гораздо быстрее, чем я предполагала. Видимо, на трупы у них совершенно четкие директивы: сначала покойники, а все остальное подождет! Пройдя все унизительные процедуры по установлению моей темной личности, снятия отпечатков пальцев, заполнения протокола и знакомства со следователем, я отправилась в отделение для дальнейшего разбирательства.
— Простите, пожалуйста, не могли бы вы зачитать мои права, — очень, на мой взгляд, вежливо попросила я почетный эскорт в милицейской форме.
Громкий хохот послужил мне ответом. Я же лично ничего смешного в просьбе не находила: во всех американских фильмах арестованным девушкам красавец-следователь зачитывает их права, очень страстно глядя при этом в прекрасные честные глаза. Моего следователя красавцем можно было бы назвать с некоторой натяжкой. Через его левый глаз проходил немаленький шрам, что, согласитесь, не могло служить украшением даже такому видному (около двух метров роста и, кажется, столько же в плечах) мужчине.
Отделение, куда меня привезли, вернее, доставили, встретило угрюмым молчанием, тусклым светом и мрачным лицом дежурного за грязным (для маскировки, наверное) стеклом. Кабинет следователя располагался на втором этаже. На стене почему-то вместо портрета родоначальника всей милиции тов. Дзержинского висел портрет Бельмондо. Это рассмешило меня, и я глупо хихикнула.
