ход, махнув Барб, руководителю библиотеки, когда они спешили мимо. На другой стороне
улицы был строительный вагончик. Итан открыл перед ней дверь, и Райли вошла внутрь.
К счастью, они были одни.
— Присядем. Хочешь что-нибудь выпить?
— Нет, спасибо. Тебе действительно не нужно...
— Это была лейкемия, и все было плохо. Она не протянула и года после диагноза.
Мы испробовали все. Химию, облучение, альтернативные методы лечения, но болезнь
прогрессировала. Здесь мы ничего не смогли поделать.
Райли вглядывалась в него.
— Такая молодая. Ей было сколько? Двадцать четыре, так?
— Да.
— Я не связывалась со здешними людьми. Я не знала.
Итан пожал плечами и прислонился к письменному столу.
— У тебя не было причин узнавать.
Она вдохнула и задрожала на выдохе.
— Так много людей, которых я знала. Вся моя жизнь была здесь, а я просто ушла
от этого. От всех. — Райли подняла взгляд к нему. — Не то, чтобы мне было все равно.
Нет.
— Я знаю. — И он знал. Итан понимал почему. Он был причиной. Он и Аманда.
— Я никогда не ненавидела тебя. Я никогда не ненавидела ее.
Он одарил ее слабой улыбкой.
— Думаю, ненавидела.
Ее глаза наполнились слезами. Райли позволила им соскользнуть вниз по щекам.
Он ненавидел снова быть причиной ее боли.
— Черт побери, Итан. Она умерла. Я никогда не хотела этого. Я была зла, и мне
было больно, но я никогда не желала причинить вред Аманде.
Итан оттолкнулся от стола и подошел, опустившись перед ней на колени.
— Не плачь. Я знаю, что ты не хотела. Аманда умерла не из-за тебя. Это
обстоятельства.
Она шмыгнула носом, сдвинув нижнюю часть руки под подбородок.
— Я просто так сожалею из-за тебя и Зои. Это ужасно.
— Зои стойкая. Она скучает по маме, но у нее есть я, ее дяди и мои родители.
— Что насчет родителей Аманды?
Итан покачал головой.
— Они тяжело восприняли ее смерть. Очень тяжело. Они уехали и не смогли
вытерпеть даже ради Зои.
Ее глаза расширились.
— Боже мой. Как они смогли разорвать связь с Зои?
Итан встал, пожав плечами.
— Не спрашивай меня. Я пытался достучаться до них, но они не хотели видеть ни
меня, ни Зои после того, как Аманда умерла. Через год они покинули город, сказали, что
не могут справиться с воспоминаниями.
Райли покачала головой.
— Это не имеет смысла, Итан. Зои связывает их с ней.
— Не проси меня объяснять им. Я не могу.
— Я огорчена из-за них, но не удивлена. Они всегда были так связаны с Амандой.
Она была их жизнью.
— Ее потеря сломала их. Они были так сердиты, озлоблены, винили меня за это.
— Как они могли винить тебя за заболевание? Ты не передавал ей болезнь.
— Я принял это, потому что им нужно было кого-то винить в бессмысленной
потере их маленькой девочки. Как еще ты можешь объяснить, почему здоровая
двадцатичетырехлетняя женщина умерла?
Райли наклонила голову к груди на несколько минут, и Итан позволил ей
погоревать. Подняв голову, она вытерла глаза и выпрямила плечи. Но боль в ее глазах —
это разрывало его. Это возвращало утрату, словно это случилось вчера.
Если бы она не уехала, она была бы здесь, когда Аманда умерла.
Это было на нем. Он должен был нести определенную ответственность за это.
— Хорошо, что ты был здесь для Зои. Она нуждается в тебе.
Он расслабился, думая о Зои.
— Она для меня — все. В жизни я делал много ошибок. Она единственная, что я
сделал правильно.
Райли хотела спросить у него, в чем были его ошибки, но увидела обжигающую
боль в его глазах и гордость, когда он говорил о своей дочери. Она не стала давить
дальше, после того, что он рассказал ей об Аманде.
Аманда была ее единственной лучшей подругой. Столько воды утекло с тех пор,
как она уехала, много предательства и боли, но очень долгое время Аманда была для
Райли ближе, чем сестра.
Если бы она не потеряла связь с городом, с Амандой, если бы она научилась
прощать чуть раньше, она бы все знала. Райли могла бы быть здесь для нее, лучшей
подругой в последний год ее жизни.
— Извини, что меня не было здесь ради нее.
— Тебе и не нужно было, но если тебя это утешит, Аманда ужасно чувствовала
себя из-за того, что произошло. Она сказала, что, если я когда-нибудь увижу тебя снова, я
должен сказать тебе это.
У Райли расширились глаза.
— Я не хочу слышать этого.
Итан нахмурился.
— Почему нет?
— Потому что теперь я не смогу сказать ей, что я тоже сожалею. Я сказала ей
несколько ужасных вещей, прежде чем уехать. Я сделала ей больно.
Райли сделала больно им обоим, но с Амандой сейчас могла поступить
правильно. Она назвала Аманду шлюхой, а Итана лицемерной сволочью, а потом оставила
их обоих отмываться и никогда больше не оглядывалась назад.
Итан засунул большие пальцы в джинсы; это действие, такое ей знакомое,
вызвало боль в горле.
— Насколько я помню, она сделала тебе то же самое.
— А теперь ты говоришь мне, что ей было жаль. У меня никогда не будет шанса
сказать ей.
— Ты сказала.
— Что?
— Ты уже это сделала. В твоей музыке. Она слушала каждую песню. Она знала,
Райли. Она слышала твои извинения.
— Ты знаешь мои песни? То, что Зои сказала вчера...
— Да, я слушал. Я слушал их все…
Осуждение, обида, необузданная агония тех первых лет. Райли всегда писала
свою собственную музыку. Ее первый альбом был катарсисом, выплеснув из сердца
потерю Итана с Амандой. Это было горе молодой потерянной любви, предательства и
гнева. Райли пела о том, как похоже, словно тебе открыли глаза на то, что тебя окружало,
чтобы ты никогда снова не почувствовала себя глупой. Альбом разошелся трижды
платиновым, а исполнительница почувствовала, как повзрослела и отошла от всего этого,
решив никогда не оглядываться назад.
Но она оглядывалась, потому что позже написала о прощении, о том, как
становятся мудрее и учатся на своих ошибках. Райли писала о людях, делающих то, что
считают правильным, и о том, что не все вращается вокруг тебя и того, что ты хочешь, она
пела об освобождении. Спустя время и расстояние ее гнев успел рассеяться, и певица
могла сказать, что сожалела о той своей музыке, потому что обнажила свою душу в