Ознакомительная версия.
Дэвид не проронил ни звука, только сидел справа от папы и глазел на меня так, будто у меня выросла вторая голова.
— Твоя очередь, умник, — хмыкнул Гэвин, обращаясь к нему. — Может, скажешь чего-нибудь?
— Я не одобряю это решение, — ледяным голосом процедил Дэвид, — но предпочел бы поговорить с Харриет наедине.
— Вот и славно. — Питер обхватил пальцами мое запястье, изображая наручник. — Самостоятельность тебе не повредит, Хэрри.
Кажется, эти слова подействовали на папу, и он вздохнул.
— Не силой же тебя удерживать. Хорошо еще, ты не в добрую старую Англию собралась. А в случае чего из Кингс-Кросса я тебя живо увезу.
Гэвин взорвался гоготом, повалился на стол и влез галстуком в масло, а потом поцеловал меня в щеку.
— Молодчина, Хэрри! — выпалил он. — Первая подача разыграна, а ты не дрогнула. Держи биту наготове, сейчас начнется!
— И когда ты все успела решить? — часто моргая, спросила мама.
— Когда миссис Дельвеккио-Шварц предложила мне жилье.
В нашем доме эта фамилия прозвучала неуместно. Папа нахмурился.
— Какая миссис? — переспросила злорадно озирающаяся бабуля.
— Дельвеккио-Шварц. Дом принадлежит ей. — Я вспомнила, что еще не все объяснила. — Там живет Пэппи. Она и познакомила меня с миссис Дельвеккио-Шварц.
— Так я и знала, что эта китаянка тебя испортит, — сказала мама. — С тех пор как ты с ней познакомилась, тебе стало не до Мерл.
Я вскинула подбородок.
— Это Мерл теперь не до меня, мама. У нее новый парень, она забыла обо всем на свете. Про нашу дружбу она вспоминает, только когда ее бросят в очередной раз.
— А квартира и вправду приличная? — осведомился папа.
— Две комнаты. И общая ванная у нас с Пэппи.
— Пользоваться общей ванной негигиенично, — влез Дэвид.
Я усмехнулась:
— А разве здесь у меня собственная ванная?
Он заткнулся.
Мама решила смириться.
— Ладно, — сказала она. — Наверное, тебе понадобятся посуда, столовые приборы, кастрюльки-сковородки. И белье. Постельное можешь забрать отсюда.
Об этом я не подумала, но ответила сразу:
— Нет, мам, спасибо. Там же двуспальная кровать. Здорово, правда?
Все умолкли и разинули рты, будто представили гигантскую двуспальную кровать с приделанной сбоку кондукторской сумкой, в которую надо класть плату за пользование.
— Двуспальная? — побледнел Дэвид.
— Вот именно.
— Харриет, незамужние девушки спят на узких кроватях.
— Очень может быть, Дэвид, — пожала плечами я, — а я не замужем и буду спать на широкой!
Мама торопливо встала.
— Ребята, посуда сама не вымоется! — укоризненно напомнила она. — Бабуля, «Сансет-Стрип, 77» начинается.
— «Детка, детка, одолжи мне гребень!» — вскакивая, замурлыкала бабуля. — Ну наконец-то! Харриет переезжает, и вся комната будет моей! Не откажусь от двуспальной кровати, хи-хи!
Папа и братья убрали со стола с рекордной скоростью, вдвое быстрее обычного, и оставили меня с Дэвидом.
— Ну и чего тебе не хватало? — сухо спросил он.
— Личной жизни.
— У тебя есть кое-что получше, Харриет. Дом и семья.
Я ударила кулаком по столу.
— Дэвид, как можно не видеть дальше собственного носа? Я живу в одной комнате с бабулей и ее горшком, мне негде даже разложить вещи — приходится сразу же убирать их! У меня в этом доме нет своего угла, всюду толкутся мои близкие. Но теперь я буду роскошествовать в собственной квартире.
— В Кингс-Кроссе.
— Да, черт возьми, в Кингс-Кроссе! Где есть доступное жилье.
— В доходном доме, который принадлежит иностранке. Новой эмигрантке.
Не выдержав, я расхохоталась ему в лицо.
— Это миссис Дельвеккио-Шварц-то иностранка? Она самая настоящая австралийка, и здешний акцент у нее такой густой — хоть ножом режь!
— Еще хуже, — не сдавался он. — Австралийка с наполовину итальянской и наполовину еврейской фамилией? В прошлом у нее по меньшей мере мезальянс.
— Сноб, вот ты кто! — заявила я. — Откуда в тебе столько нетерпимости? Чем кичиться нам, австралийцам? Мы же поголовно потомки каторжников! По крайней мере новые эмигранты приехали сюда по своей воле!
— Да, с эсэсовскими номерами под мышкой, с туберкулезом и чесночной вонью! — рявкнул он. — Хороши свободные переселенцы, нечего сказать, если им продавали льготные билеты со скидкой в десять фунтов!
Я не выдержала. Вскочив, я наградила его двумя звучными оплеухами. Бац, бац!
— Отцепись, Дэвид, понял? Катись к чертям! — кричала я.
И он покатился. На лице Дэвида отчетливо читалось, что у меня просто очередной «больной день» и что это не помешает ему попозже предпринять еще одну попытку.
Вот так все и закончилось. Хорошие у меня родичи, свои в доску. А Дэвид — католик, измученный запорами, правильно Пэппи говорила. Какое счастье, что я хожу в англиканскую церковь.
20 января 1960 года
Несколько дней у меня не было ни минутки свободной, до дневника никак не доходили руки, но, пожалуй, скоро отдышусь. Папу и братьев удалось отговорить от осмотра моих новых апартаментов (я сама побывала там в прошлое воскресенье и поняла, что гостей звать еще рано). С тех пор я тружусь как каторжная, готовлюсь перебраться на новое место в следующую субботу. Не знаю, что бы я делала, если бы не мама. Благодаря ей у меня теперь есть посуда, приборы, белье, разные кастрюли, а папа сунул мне сотню фунтов и с мрачным видом объяснил, что тратить отложенные на поездку в Англию деньги незачем — ведь мне полагается приданое. Гэвин подарил мне набор инструментов и мультиметр, а Питер — свой «старый» проигрыватель, объяснив, что давно собирался купить себе другой, получше. От бабули мне перепали флакон одеколона «4711» и стопка салфеточек, вышитых специально в приданое.
В моем новом жилище спальню от гостиной отделяет арка, а не дверь, поэтому я решила растрясти сотню, полученную от папы, купить стеклянные бусы и своими руками сделать из них занавеску. Готовые занавески из пластмассовых бус выглядят отвратительно, а звучат еще хуже. А я хочу, чтобы они звенели. Розовые бусы. Свои комнаты я отделаю в розовых тонах, потому что этот цвет в Бронте под запретом. А я люблю его. Он теплый, женственный и поднимает мне настроение. И потом, на розовом фоне я выгляжу гораздо лучше, чем на желтом, голубом, зеленом или малиновом. Для них я слишком смуглая.
Мои комнаты тянутся вдоль открытого коридора и комнаты Пэппи, коридор ведет в прачечную и на задний двор. Комнаты просторные, с высоченными потолками, но почти без обстановки. В кухне есть раковина, древняя газовая плита и холодильник, придать ей сносный вид невозможно, но я уже позвонила сторожу из Райда Джинджу и спросила, не подыщет ли он мне старую больничную ширму. Легко, ответил он и заныл — мол, без меня в больнице скука смертная. Чепуха! Это без единственного рентгенолога? Не настолько мала Мемориальная больница Райд. Джиндж вечно делает из мухи слона.
Ознакомительная версия.
