– Мне кажется, я тоже понимаю, – робко проговорила Энни. – Хотя было бы неправдой сказать, что я чувствовала это там, наверху. Я была слишком поглощена своим горем и на вас почти не обращала внимания.
– Мы все были поглощены своим горем, – сказала Оливия. – Именно поэтому мне и захотелось на время остаться одной. – Она немного помолчала. – Но я все равно знала, что вы близко, и мне от этого было легче.
Некоторое время все молчали.
– Как вы думаете, мы действительно будем часто писать друг другу? – наконец заговорил Джим. – Я имею в виду, ведь у нас у всех будет новая жизнь… Я не говорю, что мы не захотим писать или видеть друг друга, просто…
– Просто ты реалист, – подсказала Энни.
– Не важно, будем ли мы писать друг другу письма, – сказала Оливия. – Важно, чтобы сохранялась какая-то связь. Например, я охотнее берусь за телефонную трубку, чем за ручку, или я могу посылать телеграммы.
– Хорошая мысль, – поддержал ее Джим.
– И Ливви права насчет того, что у нас есть возможность ездить друг к другу в гости, – добавила Энни.
Оливия отпила еще глоток, поставила рюмку.
– И все-таки это не главное, – с расстановкой, задумчиво проговорила она.
– А что же главное? – спросила Энни.
– Когда-нибудь, просто по закону вероятности, с каждым из нас может снова случиться беда, и нам будет нужна помощь. – Оливия встала. Если в ее крови еще играла смесь вина с коньяком, то голова работала на удивление ясно. – Я считаю, что мы должны принести клятву. Мы всегда придем на помощь друг другу, где бы мы ни были, что бы с нами ни стало.
Энни глубоко вздохнула.
– Да, – проговорила она. – Мне бы этого очень хотелось.
– Джим? – Оливия вопросительно взглянула на него.
– Конечно. – Он тепло улыбнулся в ответ. – Ты хочешь, чтобы мы поклялись поддерживать связь и делать друг для друга все, что в наших силах?
– Нет. – Оливия покачала головой. – Не просто «делать все, что в наших силах». Люди часто произносят эту фразу просто из вежливости, не вкладывая в нее никакого смысла. Я говорю о настоящей нерушимой клятве. Если кто-нибудь из нас окажется в беде, остальные бросят все и придут на помощь.
Энни тоже встала.
– Как семья?
– Именно как семья. – Джим поднялся на ноги. – Как поступили бы наши родители, если бы мы в них нуждались.
– In loco parentis, – улыбнулась Энни. – Моему отцу это понравилось бы.
– Им всем понравилось бы, – тихо проговорила Оливия. Она ощущала тепло, которое не имело никакого отношения к действию алкоголя, она чувствовала, как в ней пробуждаются новые силы и надежды.
– Надо выпить за наш союз, – сказал Джим. Они разыскали рюмки, встали рядом и подняли их.
– За то, чтобы мы всегда были рядом друг с другом в нужную минуту, – произнес Джим.
– Что бы ни случилось, – добавила Энни.
– Наперекор судьбе, – сказала Оливия и осушила рюмку.
В течение следующих десяти лет, пока они взрослели, работали, жили собственной жизнью, друзья обменивались письмами, телефонными звонками и встречались лишь изредка. Например, они воссоединились в 1981 году в Лондоне, когда Энни выходила замуж за банкира по имени Эдвард Томас, а на следующий год Энни и Джим поехали в Нью-Йорк, где жила Оливия, чтобы отпраздновать ее помолвку. Спустя пять месяцев им пришлось выразить ей сочувствие по поводу расторжения помолвки. Правда, оказалось, что ни в каком сочувствии она не нуждается, а, напротив, рассматривает происшедшее как счастливое избавление. В 1985-м – к тому времени и Оливия, и Джим уже побывали на крестинах троих детей Энни – они собрались вместе в Бостоне по случаю женитьбы Джима на Кэролайн Бомон, восходящей звезде в мире рекламы. А 4 июля 1986-го они снова совершили восхождение на Дьюксфилд-Фелл. Это была десятая годовщина смерти их родителей.
Ни одно из этих воссоединений – даже последнее – не подпадало под категорию «спешить на помощь». В течение этих десяти лет они были достаточно счастливы, чтобы не нуждаться в помощи. Первый сигнал бедствия пришел от Энни.
К весне 1987 года у каждого из троих друзей сложилась собственная жизнь. Их разделяли тысячи миль. Оливия – одинокая, свободная как птица – была известным лингвистом, много путешествовала, жила в Швейцарии и возглавляла «Сегал Транслейшн Эйдженси», большую фирму, занимавшуюся переводами. Джим – добродушный, мягкий, покладистый Джим – жил в Бостоне, менее чем в шестидесяти милях от фамильного дома Ариасов на Род-Айленде, занимаясь тем, что он любил и в чем преуспевал. Он держал рекламное агентство на правах партнерства со своей далеко не мягкой и не добродушной женой, Кэри Бомон-Ариас. А Энни, жена английского банкира Эдварда Томаса, который был старше ее на пятнадцать лет, вела не раз описываемую в роликах пресловутую английскую жизнь. Муж, трое детей и дом в Оксфордшире.
Призыв Энни о помощи пришел в две минуты одиннадцатого утра по европейскому времени. Оливия как раз уже собиралась уходить из своего офиса на встречу с представителями фармацевтической фирмы. В Англии было еще только девять утра, и, когда Оливия услышала голос Энни, она удивилась. Та всегда была слишком занята, чтобы звонить днем.
– Ливви? – В голосе Энни явственно звучало напряжение.
– Привет, Энни! Что-нибудь случилось? – Оливия положила на стол кейс и стала совать в него бумаги.
– Ничего. – Энни помолчала. – Вернее, все.
– Скажи толком.
– Не могу. Не по телефону.
– Телефон – это все, что у нас сейчас есть, Энни. – Оливия перестала складывать бумаги и села, прислонившись спиной к краю письменного стола. – Что произошло? Ты здорова? Дети в порядке?
– Дети в порядке. – Энни снова замолчала. – Пока.
– Что ты имеешь в виду? – Оливия взглянула на часы. – Энни, ты ведь позвонила, чтобы сказать мне что-то важное.
– Да.
Оливия ждала целых три секунды. Это было для нее довольно много, так как она никогда не отличалась терпением.
– Энни, ради бога, скажи мне, что случилось.
– Ливви, мне нужна твоя помощь, – еле слышно ответила Энни. – Я знаю, что ты ужасно занята, но я все вспоминаю, что мы обещали друг другу в семьдесят шестом году…
По спине Оливии пробежал холодок. Если Энни напоминает ей о данной клятве, значит, ее дела совсем плохи.
– А ты помнишь, Ливви?
– Конечно, помню.
Она помнила так ясно, словно все это происходило вчера: они трое в гостинице неподалеку от Дьюксфилд-Фелл, они пьют коньяк и решают, как им жить дальше. А вот и клятва: если кто-то из нас окажется в беде, остальные бросят все и придут на помощь. Так было.
– Мне больше не к кому обратиться. Извини.
