Закончив заполнять карту предыдущей пациентки, я поднимаю руки и потягиваюсь. Последний месяц был хорошим. Много работы, постоянное внимание мужа, который все еще чувствовал себя виноватым за поступок на премии «Человек года». Но главное — на горизонте никакого Левицкого. В первые дни периодически вздрагивала, он постоянно был в моей голове, и я вспоминала почему: тот самый момент, когда он стал непосредственной частью моей непростой жизни, тот миг, когда мое согласие на его авантюру предопределило следующие несколько лет моего существования.
Встаю из-за стола, разминая голову и глядя, все ли есть для следующего пациента, и иду позвать его. Но в коридоре оказывается пусто, и я ловлю взгляд Оли, которая кивает в сторону. Тут же меня буквально сносит вихрь радости по имени Татьяна.
— Следующим твоим пациентом буду я! А так как отца для своего малыша я еще не нашла и рожать не собираюсь, то краду тебя на обед.
— Стой, стой, — смеюсь с этой неугомонной. И это в ее сорок лет. — Даже если ты следующий пациент...
— Три пациента, а потом у тебя конец смены. Я все проверила.
— Тань, ну что за детский сад.
— Я, может, и детский сад, а ты словно шахтер, который спины не разгибает. Вон и черные пятна на лице.
— Что? Где?
— Шучу я, пойдем уже, — тащит она меня в сторону, но я упираюсь.
— Да боже! Дай хоть сумку возьму.
Забегаю в кабинет перевести дыхание. Вот люблю я ее. Но она порой такая назойливая. Затем беру сумочку. В одном она права: надо перекусить. Тем более что сегодня Виталий будет до вечера в лаборатории.
Таня ждет в своей новой машине, которую ей выдали в счет ремонта. Я сразу вспоминаю про порше, который ее подрезал, но тут же давлю мысль. Лучше вообще не думать про порше. Любом порше.
— И куда мы сегодня?
— О, я нашла одно отличное местечко за углом. Шикарная рыба и креветки. Не морщись. Я помню, что ты их не любишь.
— Ничего, я с удовольствием поем стейк из семги.
— Отлично. Виталий все еще молит о пощаде?
— Нет, — фыркнула я. — Да и извиняться ему не за что. Тем более после той премии у нас стало больше клиентов. И несколько я бы могла принять, если бы не ты.
— В клинике есть и другие врачи. А ты бы кончала принимать пациентов и стала заниматься другими обязанностями.
— У нас и так все работает как часы.
— Вот сразу понятно, почему Виталик на тебя клюнул.
— Почему же?
— Ты так же, как и он, не хочешь видеть толпы и не нуждаешься в богатстве. Будь ваша воля, вы бы уехали лечить негритят. Добряки. А между тем…
Она паркуется кое-как, и мы выходим возле ресторана.
— Здесь вроде нельзя.
— Потом штраф заплачу. Так вот… — Мы заходим внутрь, и я словно погружаюсь на морское дно. Симпатично, но слишком все синее. До тошноты. — Ты уговорила Виталия отказаться от продажи вашего препарата «ГеоФарму».
- Оламин.
- Не важно...
Я еще сесть не успеваю, как меня парализует. Да, она права. Путем долгих уговоров, хлопанья ресниц, а в итоге рассказав, что Левицкий опасный человек и вообще мой бывший, я уговорила Виталика подождать других предложений.
— Есть такое, — аккуратно присаживаюсь под внимательным взглядом Тани. Официант как раз приносит меню и тут же уходит, а мы продолжаем смотреть друг на друга. — Тебя раньше это не волновало.
— Раньше меня это и не волновало, потому что у нас с Виталием было наследство, которое он, кстати, спустил на клинику, оставив жалкие крохи. — Я невольно смотрю на ее иномарку, которую она получила взамен своей. Не менее дорогой. — Не надо туда смотреть. Моя ласточка — это все, что у меня осталось.
— Еще квартира в центре, — напоминаю я. Знаю, к чему она клонит, но менять решения не буду. Левицкому нечего делать в нашей жизни. Каким бы влиятельным он ни был.
— Маленькая.
— Почти сто метров.
— А дом в Стокгольме был двести пятьдесят со штатом личной прислуги. Я тебя люблю, моя Ди. Но твой альтруизм сведет меня в могилу. Вы платите громадную аренду, и даже ваши новые клиенты никогда этого не покроют.
— Найдем других инвесторов.
— Ты просто не знаешь, что предлагает Левицкий.
— И не хочу знать. Вот правда. Он в любом случае сделает так, чтобы было выгодно ему
— Естественно. Он вкладывает бабки и хочет, чтобы они окупились. Думаешь, другие инвесторы будут работать иначе? Диана, мне кажется ты просто трусишь…
— Перед кем? — замираю. Я ей не говорила. Неужели Виталий?
— Перед трудностями. Сейчас штат клиники от силы человек десять. Занят только первый этаж. А если подключить «ГеоФарм», то можно сделать целую сеть.
— Я никогда не боялась трудностей. Но просто… Принимать пациентов я тогда успевать не буду. — Мне нужно за что-то зацепится. Хоть за что-нибудь, боже. Если Таня решила что-то, будет стоять на своем до конца.
— Сможешь, если все организуешь правильно. Мне кажется, этот Левицкий тебе в этом поможет. Судя по тому, что я о нем слышала, с внутренней организацией и тайм-менеджментом у него все в полном порядке.
— Таня, он… Он нечист на руку. Мы были знакомы. И он подставил своих друзей, после чего его выперли из предвыборной компании друга. Самсонова Никиты.
— А, да, слышала эту историю. И заметь вот что. Его выперли, он остался с ни с чем и снова поднялся. Этот человек знает короткие пути к успеху,
— Грязные пути. Это не то, чего хочет Виталий. Он хочет нести людям добро. Счастье.
— За любое добро нужно платить. В любом случае, с Виталей я поговорила.
— Что?
— Вы будете заказывать?
— Мне чай, а этой онемевшей красавице бокал вина. Ей нужно расслабиться, — отсылает она официанта и берет меня за дрожащие руки. Все было так хорошо. Еще с утра было так хорошо. — Диан, расслабься. Я буду рядом. Поверь мне, свое никому не отдам. Тем более деньги. Тем более какому-то Левицкому. Я тебе обещаю, все будет хорошо Ты сама его послушай, он дельные вещи говорит.
Говорит? Послушай?
— В смысле? Когда я должна его слушать?
— Сейчас. Вон они с Виталиком. Выдернул его из лаборатории. Иначе бы сидел там до посинения. Виталик! Мы здесь! — машет она, пока я смотрю в пространство, чувствуя, как оно сужается до взгляда на затылке. И кто сказал, что нужно умереть, чтобы попасть в ад. Порой за грех ад настигает тебя и в жизни. Мой личный ад за моей спиной. И я кожей ощущаю, как плавится в котле каждая клеточка.
— Танюша, Дианочка. Привет дорогая, — целует Виталий меня в щеку. И мне впервые хочется отвернуться. Ощущаю себя жуком, зашедшим на ужин к тарантулам.
— Госпожа Обломова? — металл в его голосе, когда – то казался мне плавленым, текущим по моим венам. Пять лет прошло. Ничего не изменилось, кроме одного. Теперь я жажду это прекратить.
— Диана, ну что за выражение лица? — улыбается Таня так ярко, что глаза слепит.
Виталий садится рядом со мной, а Артур напротив, педантично укладывая себе на колени салфетку. Боже, я ведь даже знаю, что он закажет. Если конечно его вкусы кардинально не изменились.
— А в чем дело? — добродушно интересуется муж.
— Дианочка против твоего успеха, Виталик.
— Не правда. Просто мы договорились не отдавать препарат ГеоФарм-у, — не стала я молчать и ядовито улыбнулась Артуру. — Зная господина Левицкого я не могу ему доверять. И я тебе об этом говорила.
Неловкое молчание, за которое нам приносят вино и чай, а мужчины заказывают лишь напитки, быстро заканчивается.
— Да, мы обсудили этот момент с Артуром, — даже глазом не моргает Виталий. — Он меня убедил что никаких прежних чувств к тебе не питает и заинтересован лишь в продвижении нашего исследования. Я понимаю милая, что мы договорились, но я исхожу из того что лучше для нас всех…
Он ещё что-то лепечет, держит меня за руки, улыбается, а я слышу только шум. Где среди непонятного телевизионного шипения различаю слова «не питает чувств». Прежних чувств. А были, мать его, чувства???
— Диана, — влезает в мою голову Артур, но я не хочу этого. Я не хочу становится зависимой от его голоса, от его взгляда, от его грубых прикосновений и двадцати сантиметров, которые он однажды дал измерить.