имела в виду. Просто на тебя это не похоже, я почувствовала себя обманутой, заговорила зависть, и всё такое! Как будто не знаешь, как мои ботаники на тебя делают стойку!
– Он улетел, Натали. Через час после моего ухода. Написал на своей странице в Фейсбуке: «Goodbye Ukraine». Конец истории.
Она выбросила окурок и захлопнула окно.
Натали притихла, наблюдала, как Лина подбирает с пола разбросанную одежду, распихивает по ящикам комода.
– Да-а… – наконец выдавила, слишком зная подругу, чтобы не понять, какой след авантюра оставила на ней, – Да, Калетник, наворотила ты дел... Значит так! Топай в душ, а я сгоняю в ночник. На кухне кроме кофе ничего нет, – практично заметила, оглядываясь в поисках ключей:
– Откапай мою подушку. Я остаюсь ночевать.
– Но...
– Никаких: «но»! Или я или отчим, – напомнила Натали в дверях. – За тобой нужен присмотр, ты оказывается опасна! – хихикнула, вспоминая ближайший магазин. – И, кроме того, я умру, если не узнаю, каков Берри в постели!
Нехитрый ужин, состряпанный Натали пока Лина принимала душ, собрали на поднос. Они устроились на потёртом ковре. Запивали бутерброды сухим белым вином, лучшим из того, что предлагал спальный район после полуночи.
Пустив в ход арсенал отвлекающих манёвров, Натали разгоняла мрачные мысли подруги. Выудила из памяти курьёзы провальных отношений с директором казино, одновременно имевшего жену, двух любовниц – и дурачившего троих. Предлагая тост за тостом, замечала, как тусклые глаза оживают хмельным блеском. Лина переоделась в домашнюю футболку и спортивные брюки. Сидя по-турецки, с влажными волосами, почти напоминала себя прежнюю.
Слово за слово, Натали вытягивала подробности:
– Переспать с рок-звездой и бросить жениха, просто шик! – она облизнула липкие пальцы.
– Не выдумывай! Я бросила жениха «до», а не «после».
– Мелочи! На, съешь зефирку, иначе совсем окосеешь. Всё равно Калетник, тебя замучает совесть!
– Надеюсь, нет, – искоса глянув, Лина допила вино. – Андрей встретит хорошую девушку, полюбит, женится. Совесть меня простит.
Натали снова наполнила доверху бокалы.
– Хотя, может не нужно меня прощать? Вместо угрызений думаю о другом. Но, теперь иначе смотрю на всё. Ты помогла увидеть. И знаешь, – вздохнула Лина, – я почти счастлива.
– Не очень хорошо ты выглядишь для счастливицы.
– Но лучше, чем до твоего приезда.
– Гораздо! – рассмеялась Натали и откупорила штопором вторую бутылку.
– Да, счастлива... Кристофер, подарил мне воспоминания.
– Сумасшедшая фанатка! Твой идол красит губы, подводит глаза, и завывает а-ля сирена. Спустись на землю, дурочка!
– Но это правда! Ведь раньше у меня не было ничего. Ходила, как телефон без симки, понимаешь? Всё хорошо, а чего-то не хватает. Теперь всё на месте. Только боюсь со временем, что-нибудь забыть.
– Девушка, какая-то вы глючная «нокия»... Хочешь жить воспоминаниями?
– Лучше, чем ничего. Потом расскажу внукам, и они похвастают во дворе сумасшедшей бабкой, спутавшейся с рокером.
Лина тряхнула копной волос, подражая исполнителям тяжёлого металла.
– М-да, вот только появятся, эти внуки? С твоим характером, да муками совести... Будешь теперь искать «своего» пока не скиснешь...
Она округлила глаза, и стукнула кулаком по коленке:
– Ага! Поняла! Вот что смущало во всей этой истории! А ну колись, дорогуша, когда это Берри успел стать «твоим»?
– Ты не поняла, – покачала головой Лина. – Он им был. Узнала, едва увидела его глаза.
– Калетник, ну как маленькая! Глаза Берри? Это же разбиватели сердец промышленных масштабов! – Натали захлопала ресницами. – Рабочая выработка: тысяча сердец в секунду. Влюбиться в Берри – как два пальца обоссать!
– Дело не в этом, – отставив пустой бокал, Лина вытянулась на полу: – Вернее не только в этом. Скажи, что ты подумаешь об известном человеке, который ужинает с первым встречным?
– Ну, не знаю... эксцентричный, псих, растлитель малолетних.
Фыркнув, Лина покачала головой:
– Вокруг куча женщин и ни одной постоянной. Ни с кем дважды не появляется. Ты не задумывалась, почему нет информации о его романах?
– Честно говоря, нет. Может он гей?
– Очень смешно... Был бы он чуть менее знаменит, менее красив…
– Тогда, это был бы – Старков! – подавилась бутербродом Натали.
Лина не слушала, она разглядывала потолок.
– Читала "Портрет Дориана Грея"?
– Не помню, может в школе, а что?
– Вспомнила фразу, что-то, о трагическом и фатальном в судьбах совершенных внешне людей, – прошептала Лина, чертя пальцем невидимые буквы. – Трагическом и фатальном, понимаешь?
– Э... мм-м, нет.
– Я и не рассчитывала, – она рассмеялась и обхватила плечи: – Всё болит. Как-будто внутри срастаются кости. Не хочу, чтобы проходило.
– Что за фигня...
– Думаешь, ему страшно?
– Кому страшно? Берри?
– Может ему нужна помощь?
– Калетник, ты пьяная!
Положив под голову подушку, Натали растянулась рядом. Набросила на ноги клетчатый плед и тоже взглянула на побелку. Жёлтое пятно в углу напомнило о прошлогоднем потопе.
– Кто бы нам помог, блин! Вот ты, что теперь будешь делать?
– Ничего, – не открывая глаз, пробормотала Лина.
– Ага, так прям и забьешь? Не будешь мечтать?
Лина не ответила. Натали повернув голову и посмотрела на расслабленное лицо спящей подруги.
Натали провела у Лины выходные. Они посмотрели сериалы, запивали пиццу колой и заедали шоколадками. Выудили с антресолей школьный альбом, и пришли к обоюдному заключению: снова выглядеть, как на фото с выпускного бала не хотел бы никто.
Порывистый ветер устал бороться с девятиэтажками в сером асфальте и наконец, стих. Неожиданно рано выпал первый снег, тихо спрятал под белым одеялом влажные листья и уличную грязь.
В понедельник Лина с Натали влезли в заиндевелый форд и поехали в университет.
Жизнь вошла в привычное русло: ранние подъёмы, пары, модули, сессии, дружеские посиделки, недосыпания. Лина вернулась к обычным делам, только без Андрея. Он исчез так же внезапно, как мелькнул на небосклоне Берри. Потихоньку всё становилось сном. Больше Лина о нём не вспоминала. Спустя время его выбросила из головы и Натали. Она решала более насущные задачи: разнообразить скучную жизнь подруги. Но, Лина избегала романтичных отношений – не имея на то ни времени, ни желания. Она отказывала всем протеже Натали и наконец, та смирилась, махнула рукой и предоставила себе.
На друзей оставалось всё меньше времени, постепенно их вытесняла гуашь и акварель.
Осень сменила зима, затем весна,
