выход из создавшегося положения, тоже не было. Мне пришлось применить запрещённый приём. Сложив руки на груди, я с усмешкой сказала Сафарову, что он просто боится предстоящей ему операции и теперь ищет причину, чтоб избежать неприятных ощущений после наркоза.
Каким гневом вспыхнули чёрные бездонные глаза Дара, которые когда-то покорили меня с первого взгляда! И если бы в эту минуту вдруг загорелась его постель, я нисколько бы не удивилась. Разгневанный Сафаров напоминал ни много ни мало огнедышащего дракона. И, если честно, он был прекрасен в этом состоянии.
Ноздри его породистого носа трепетали, взлетающие к вискам широкие брови сдвинулись к переносице, на скулах ходили желваки, а в глазах полыхало пламя. По-моему, в подобном состоянии человек способен запросто свернуть горы, повернуть реки вспять и наделать ещё массу глупостей. И, конечно, в такого мужчину практически нереально не влюбиться…
Как же мне хотелось броситься сейчас в его объятия, чтоб вновь пережить те невероятные ощущения, которые мне довелось испытать в нашу брачную (и единственную) ночь! Чтобы вновь окунуться в сказку, которая не могла мне присниться даже в самых смелых мечтах.
В ту ночь я не раз с восторгом повторяла фразу: “Ты — мой бог”, потому что я — девушка, лишившаяся в ту ночь не только девственности, но, кажется, ещё и головы, имела полное право так говорить. Потому что я была по-настоящему счастлива.
И теперь, когда мои зубы вдруг свело болью от нестерпимого желания, я вынуждена была крепко обхватить свои плечи руками. Ведь ещё немного, и я не выдержу, отброшу в сторону до чёртиков надоевшие мне очки и прыгну в постель к мужчине, которого я любила больше жизни, и от которого сама отказалась. Так сложились обстоятельства.
Все эти годы, когда мне вдруг попадалась на глаза какая-либо информация о российском миллиардере Сафарове, я иногда думала, а не написать ли мне ему на адрес его московского офиса? Всего три слова: “Поздравляю! У тебя тройня”.
Нет, не для того, чтобы с Сафарова что-то поиметь, а чтоб он знал, что у него растут трое детей. Ведь мне временами становилось стыдно, что я от него это скрыла.
Но потом понимала, что никогда не смогу простить себе этой минутной слабости, ведь я дала слово… И, вообще, мои дети — это мои дети. Мои, и — точка! Но только, как мне забыть Сафарова? Не помня себя, я выбежала из палаты. Вслед себе услышала:
— Я остаюсь, фрау Вебер, в вашей клинике.
Резко развернувшись на пороге, я выкрикнула:
— Не стоит, господин Сафаров. Во Франкфурте много разных клиник, найдёте и получше.
Если бы эту фразу услышал кто-либо из медперсонала, меня уволили бы в тот же вечер. Но, на моё счастье, в холле никого не было.
И тем не менее теперь уже я хотела, чтобы Сафаров перевёлся в другую больницу. Ну да, нелогично, понимаю. Но я также знаю, что после сегодняшней сцены в палате, которую я сама же и спровоцировала, я боюсь оставаться наедине с Даром, боюсь, что я не выдержу, раскрою своё инкогнито и брошусь в его объятия. А там гори всё синим пламенем!
Но это невозможно, неправильно. У меня дети. Мои дети. Я должна, я обязана вычеркнуть из своей памяти их отца. Потому что у него своя жизнь, а у нас — меня, Оды, Оли и Оскара, — своя.
И всё-таки меня ужасно бесит, что Сафаров меня не признал. Для него я — посторонняя женщина, медсестра одной из клиник Франкфурта, которую он забудет, как только покинет больничные стены. Надеюсь, это скоро пройдёт…
Короткая-длинная ночь
На своей свадьбе Эльдар сразу обговорил с тамадой вопрос о том, чтобы в течение вечера в ресторане звучала песня известного певца и композитора Игоря Саруханова, которую он мог слушать в студенческие годы по несколько раз кряду.
Слушая её, Сафаров мечтал, что когда-нибудь эта песня прозвучит для девушки, которой он сделает предложение руки и сердца. Разумеется, не в его исполнении, поскольку он петь не умеет. И вот этот счастливый день настал. Естественно, Эльдар не забыл о своей мечте.
Конечно, хотелось бы послушать самого Игоря Саруханова, но маэстро не смог принять их приглашения на свадьбу, так как на этот день у него уже был запланирован концерт.
В итоге его знаменитую песню “Желаю тебе” исполнил местный певец. Пожалуй, ему не хватало бархатного тембра Саруханова, тех особых ноток, которые позволяли отличить его голос из множества других голосов. Но тем не менее молодой парень спел от души:
Желаю тебе из тысячи звёзд
Одну, самую яркую.
Желаю тебе из тысячи слёз
Одну, самую сладкую.
Желаю тебе из тысячи встреч
Одну, самую счастливую.
Желаю тебе из тысячи ночей
Одну, самую длинную…
Под эти проникновенные слова и очень трогательную мелодию Эльдар и Марта танцевали свой свадебный танец. Наверное, станцевали очень хорошо, поскольку зал аплодировал им стоя. Потом опять в их адрес звучали поздравления, которые они не совсем понимали, так как не могли друг от друга оторвать глаз. Просто вставали из-за стола и кивали головой.
Веселье было в самом разгаре, когда Эльдар во время очередного танца незаметно увлёк свою невесту в холл ресторана, а затем — на улицу. У входа стоял наготове белый лимузин. Сафаров помог сесть Марте, сел сам рядом, и роскошный автомобиль умчал влюблённых в ночь навстречу счастью.
Лимузин доставил новобрачных к родительскому дому Сафарова. Вся прислуга Шахнозы, матери Эльдара, была задействована на свадьбе. Ведь по их обычаям, каждому гостю перед уходом нужно было передать угощение для домочадцев, чтоб они тоже разделили радость с молодожёнами и их родителями. Ведь на Востоке свадьба — это одно из самых значимых событий в жизни каждого человека.
Поэтому новобрачных встретила в холле особняка сонная горничная. Продирая глаза, она поздравила сына своей хозяйки и его супругу, после чего спросила, что ещё ей принести в комнату, кроме напитков и фруктов, которые туда занесли заранее. Однако сгоравший от страсти Сафаров отослал горничную спать.
Высокие двустворчатые двери с пилястрами в его комнате были открыты нараспашку. Он поднял Марту на руки и внёс её в спальню. Затем, оставив молодую супругу у роскошной кровати, застеленной белоснежным бельём из плотного жаккарда, которое напоминало по текстуре старинное тонкое кружево, закрыл дверь на задвижку.
Это было просто какое-то наваждение! Сафаров — нормальный мужчина, который никогда не замечал за собой садистских наклонностей, опять, как в аэропорту, неожиданно ощутил в себе звериные инстинкты.
Глядя
