директора, больше не вспоминая о Валевском. И слава Богу – а то за последние несколько часов его стало слишком много в моей скучной и однообразной жизни.
Гончаров Алексей Владимирович, то есть отец Захарчика, решил уйти на покой и не придумал ничего другого, как назначить сына на должность директора своей компании. Как говорится, пора уже взрослеть, мой мальчик, и учиться брать на себя ответственность.
Захар поскрипел зубами, повозмущался для приличия, но под напором трех фурий (мамы, сестры и, конечно же, птички, которая встала на сторону женской половины семьи Гончаровых) согласился, о чем поведала мне Настена, когда мы лежали в кровати.
Супруга своего милая блондинка отправила спать в зал, заставив меня составить ей компанию на сегодняшнюю ночь.
– А не перебор? – я приподнимаю одну бровь вверх, когда моя любимая подружка расстилает кровать.
– Ты о чем? – она останавливается и с удивлением смотрит мне в глаза.
– Я о твоей обиде, – поясняю свою мысль, иначе такими темпами мы долго будем выяснять, кто из них двоих прав. А мне жутко хочется спать, и напрочь отсутствует желание вести длительные диалоги с нравоучениями. – Подулись, пошутили и достаточно. Зачем же сразу в зал? – усмехаюсь, глядя, как Настя начинает заливаться смехом и бьет себя по лбу, показывая мне, нерадивой, что несу я полную ахинею.
Оказывается, шутливая обида птички здесь абсолютно не при чем. Захар подхватил простуду, и даже четыре дня жил у родителей, чтобы не дай Бог не заразить Настену. В ее-то положении болеть категорически запрещено, вот они и решили перестраховаться, временно ночуя в разных комнатах.
Под звонкий голосок своей подружки засыпаю быстро – такое чувство, что вагоны разгружала, а не целый день в офисе просидела. Усталость берет свое, и через пятнадцать минут после того, как моя голова касается подушки, Морфей забирает меня в свое царствие.
И снится мне (чтоб ему пусто было) Валевский. Даже во сне он меня преследует – никуда от него не скрыться.
Рома улыбается, проводит рукой по моему лицу, глядя прямо в глаза, а на меня нападает ступор – вроде и хочу отстраниться и остановить его, а не могу. Губы парня касаются моих – сначала нежно, аккуратно, едва дотрагиваясь до пересохшей кожи, а затем жарко, страстно и слишком нагло. Он пытается захватить меня в свой плен, а у меня нет сил сопротивляться. Да и желания, как оказывается, тоже…
* * *
Будильник звонит в самый неподходящий момент, когда я только собираюсь снять футболку с Валевского. Просыпаюсь и мысленно стону, не отойдя окончательно от полуэротического сна с участием павлина, картинки которого то и дело всплывают в моей памяти.
Господи, только этого мне не хватало – теперь целый день сиди, Карина, и вспоминай свой сон, который уже крепко поселился в твоей голове и даже не собирается оттуда выветриваться!
Ладно, проблемы будем решать по мере их поступления, а сейчас сначала водные процедуры, затем макияж, завтрак, которым нас с кривящимся Захаром пичкает Настена, и дорога до офиса.
– Кстати, жених на новом месте приснился? – интересуется Гончаров, когда мы сидим за столом и жуем бутерброды. Я даже на пару секунд замираю, услышав этот вопрос.
Кстати, от вредной птички по утрам не так-то легко избавиться. Помню, все четыре года, пока мы с ней жили в общаге в одной комнате, и последующие два уже в моей квартире, она меня постоянно заставляла есть по утрам. И возражения не принимались ни в каком виде.
Я всегда старалась смыться пораньше, чтобы не попадаться на глаза своей подружке и избежать завтрака. Ну не могу я утром впихнуть себя что-то тяжелее кофе или чая – не могу, и все тут.
– Никто мне не снился, – бурчу в ответ, дожевывая бутерброд и не желая развивать тему моих сновидений. Сама в шоке от увиденного!
А если и они узнают об этом сне, то всё, как говорится, мне полные кранты. Чета Гончаровых изведет меня своими подколками, шутками и полунамеками. Лучше забыть все, как страшный сон, и не вспоминать об этом павлине.
И у меня это с блеском получается – вторник, среда и даже половина четверга проходят в режиме рабочей суматохи. Договора, новые клиенты, отчеты, зарплата сотрудников – все это захватывает меня в свой плен, не давая возможности расслабиться и подумать о чем-либо кроме работы. Ровно до того момента, как в четверг, после обеда, раздается стук в дверь.
– Войдите! – кричу я бодрым голосом, не ожидая от судьбы подвоха.
И как оказывается позже, зря!
Вот и очередной геморрой прилетел, откуда не ждали. Да такой…уж лучше бы точно треснули меня чем-то по голове, чем новость, от которой я, чувствую, начну выть на луну.
– Здравствуй, голубочек мой ненаглядный, – в мой кабинет с улыбкой от уха до уха вплывает Валентин Петрович, поднимая мне настроение только одним своим видом.
Добряк, толстячок, пышечка – так мы за глаза называем управляющего торгово-развлекательного центра «Олимп», где арендуем помещение. Если быть точным, то три небольших комнаты, однако со временем планируем расширяться.
Где бы найти еще его, это время, чтобы хватило и сил, и возможностей реализовать все мои грандиозные замыслы. Желание огромное, а вот с остальным полная засада.
– И вам не хворать, Валентин Петрович, – усмехаюсь в ответ, наблюдая, как пухленький, но довольно милый и глубоко симпатичный мне мужчина усаживается на один из свободных стульев.
Есть такой тип людей, кого полнота не портит, а даже наоборот – делает их довольно милыми и приятными. Хотя последнее, скорее, состояние души, а не телосложения, но все равно в Валентине Петровиче Горянском все положительные качества гармонируют с его тридцатью (а может, и больше) килограммами лишнего веса.
И только ему я прощаю «ненаглядного голубка», хотя терпеть не могу, когда придумывают мне клички, созвучные с фамилией.
– Вот смотрю я на тебя, и душа радуется, – мужчина складывает руки на огромном животе, не сводя с меня глаз. – Эх, где мои двадцать лет?
– Вечно вы мне льстите, – фыркаю в ответ и краснею от столь приятного комплимента.
Валевскому бы поучиться, как девушкам комплименты отпускать – надо же, опять этот павлин влезает в мои мысли, прям как назойливая муха. Как же хорошо все эти три дня жилось без дурацких воспоминаний о Роме. Так нет же, снова думаю о несносном и высокомерном типе, который так некстати нарисовался в моей жизни.
– Голубочек, – улыбается мне управляющий, всем своим видом показывая, как рад лицезреть мою физиономию. – Была б моя воля, – он прищуривается, и спустя пару секунд заканчивает: –
