ничего не смогу. Он больше, сильнее, хитрее. И он не один. Крикнет — сбегутся все.
— Нет, не подходи, — я срываюсь, но не кричу.
Не хочу зрителей. Потому что они не станут смотреть. Они помогут, только не мне, а ему.
— Ш-ш-ш. Не бойся, я буду ласков, обещаю. Очень, очень ласковый. Иди сюда. Я не сделаю больно, просто ты не должна дергаться. Не надо. Сделаешь хуже себе.
— Пожалуйста, отпустите. Я пойду, буду убирать. Мне сказали просто убирать.
— Да правильно, ты уберёшь. Потом. После того как я буду с тобой ласков. Никто не услышит никто, — он уговаривал, утешал.
Понемногу приближался, а я уже почти коснулась угла. На что-то наступила, оступилась. Там стояло ведро, оно упало и я увидела что-то в полутьме угла. Протянула руку и схватилась за ручку, потянула и на свет появились садовые ножницы.
— Оу, осторожно, красавица.
Это не остановило движение. Рыжий немного замедлился, но приближался. Его лицо в полутьме казалось очень страшным. Лицо убийцы.
Я схватила садовые ножницы обеими руками и дернулась, ткнула в пустоту, в приближающегося человека. И тогда улыбка его стала ещё гаже. Она натянулась до предела и стала не улыбкой вовсе, а гримасой, от которой жуть пробралась в эту подсобку. Предчувствие преступления уже витало в воздухе.
— Да, давай вот так, сопротивляйся. Ты заводишь меня ещё сильнее. Маленькая, сладенькая, — он растягивал слова, как будто уже получает удовольствие, — Не бойся. Я тебя просто трахну. Уже член мой хочет тебя, видишь, — он потрогал себя за член. Я увидела как джинсы его вздыбились как раз в том самом месте. — Он хочет тебе в ротик. И везде хочет. Давай.
Всё что угодно только не это. Всё моё тело восстало против этого положения. Оно готово было на любые действия. Я чувствовала в себе желание просто двинуть рукой и вставить эти ножницы ему в живот, так отвратительно было представить, что сейчас этот мерзкий член будет передо мной, перед глазами, перед лицом.
Хотела ткнуть, но не решалась всё медлила. А этот человек уже рядом, он на расстоянии вытянутой руки.
Движение, попытка. Не удержалась, споткнулась об ведро и начала падать. И чтобы не ударится, одну руку убрала с ножниц и в этот момент, рыжий схватил меня за запястье. Надавил и ножницы вывалились из пальцев.
— Вот так будет лучше, — он дернул меня на себя, потянул, обхватил руками, а потом оттолкнул и повернул к себе спиной, — ну что сучка, теперь ты получишь всё что я хотел тебе дать. Наслаждайся.
Его пальцы схватили подбородок, повернули лицо и мерзкий язык проложил мокрую дорожку по щеке.
Грубая ладонь уже гуляла по телу, щупала грудь, полезла под футболку.
— Пожалуйста, не надо, — мои слова уже не важны, они не нужны никому.
Их никто не слышит.
— Надо маленькая, очень надо.
Я почувствовала, как упёрся в бедро его член. А торопливые пальцы скользили по груди, сжимали её и трогали.
— Маленькая. Упругая. Моя. Буду у тебя первым. Да?
Рука полезла под резинку шорт.
Я уже понимала, ничего мне не поможет. Нужно смириться и терпеть. Прижатая к стене, обездвиженная, я не могла сопротивляться. Хоть и пыталась выкручиваться, но его руки сильнее. Он положил ладонь на мою шею сзади, прижал лицом к стене и я услышала, он расстегивает джинсы.
— Ох, что ты со мной делаешь. Не бойся я тебя не больно трахну, ещё и понравится.
Я пыталась оттолкнуть его, но движения эти почти ничего не меняли, только злили рыжего его ещё больше.
— Угомонись и расслабься, — надавил он на шею так, что мне стало трудно дышать. Ещё немного и не заметит как придушит, — Будешь дергаться, не получишь удовольствия.
— Я не хочу, отстань.
— Да кто тебя струшивает конфетка? Главное, что я хочу.
Его пальцы судорожно искали шнурок, который я туго завязала на талии и он не давал стянуть шорты. Рыжий начал торопливо дергать, но затянул ещё сильнее.
— Что за хрень тут у тебя. Давай быстро, сама развязывай. Если не развяжешь, я твой рот отымею прямо сейчас.
Я тянула время. Тянула, как могла, в надежде хоть на что-нибудь.
— Быстрее сука, давай быстрее.
Он сильнее давил на шею. Моё лицо впечаталось в стену. Влипло в неё.
— Я не могу, там узел, — соврала я.
— Так, короче давай на колени. Потом трахну тебя, сейчас отсосёшь.
Он отпустил, повернул меня к себе и начал давить на плечи, когда я услышала шаги… стук каблуков…
Спасительный или нет?
Дверь открылась, заглянула Линда.
— Давай пошли…
Она осеклась, увидев рыжего.
— Там это… сказали её привести в общую…
— Пошла отсюда, — повернулся рыжий.
— Давид приказал, — неуверенно проговорила она.
— Сейчас. Свали.
— Давид сказал, чтобы я её привела, — настаивала Линда.
Рыжий остановился, посмотрел на меня таким страшным взглядом, в котором я почувствовала всю злость мира. Закусил губу и натянуто улыбнулся.
— Ну всё. Теперь тебе точно от меня не уйти. Давай, пошла, — сказал он как-то задумчиво. Запоминая этот момент, фиксируя его и давая мне понять, что ничего ещё не кончено.
Он упёрся рукой стену и стукнул по ней кулаком.
Я выскользнула из-под него и пошла на выход.
Линда усмехнулась, обсмотрела меня, насмешливым взглядом. Он наверное должен был показать, какая я гадкая и мерзкая.
А я просто вышла из подсобки.
Куда бы меня не повели, это лучше чем то чего сейчас не произошло.
Если бы знала я куда…
Дверь открылась. Вошла она.
Маленькая, замученная и какая-то бесконечно усталая. Как будто за эти два дня она прожила десять лет своей юной жизни. Растрёпанные волосы, помятая черная футболка и всё ещё босые ступни.
Взгляды устремились на неё.
В зале почти все. Человек двадцать пять. Некоторые не пришли её с задания. Почти все в тёмном. Только Лука вошел в своей красной куртке, нахально всех осматривая и всё время поправляя джинсы, как будто у него между ног что-то чешется или застряло. Или… нет. Да у него член стоит… бля.
Я вцепился взглядом в девчонку. Она пришибленная. Точно. Взгляд затравленный, неподвижный. Испуганно косится на Луку. А потом бродит по залу, по лицам парней. За волосами непонятно.
Глянул на Луку. Он недовольный. Неудовлетворенный. Злой, но петушиться. Всё ясно. Не получилось. Я думаю. Она так просто не дастся, это я уже понял.
Неосознанный вдох облегчения.
Давид посередине, за столом. Черные волосы идеально зачесаны на бок. Темная борода. Тёмный костюм. Только глаза блестят. И перстень. Что-то пишет
