Она слегка поморщилась, затем продолжила есть.
Я отложил вилку, до боли стиснув челюсти.
— Это из-за твоей травмы?
Наконец она посмотрела на меня.
— Вероятно, так оно и было. Сейчас я нормально питаюсь. Я быстро наберу вес обратно.
Она поймала мое напряженное выражение, вернув его своим собственным.
— Тебе не позволено сейчас обращаться со мной как с ребенком только потому, что я моложе, чем ты думал.
Это было настолько неуместно, что я вернулся к еде, просто чтобы не сказать чего-нибудь такого, о чем потом пожалею.
— Мы не должны ссориться. У нас осталось всего несколько часов вместе, — тихо сказала она.
Я снова положил вилку и нож.
— Перестань так говорить и вбей в свою упрямую голову, что я не оставлю тебя здесь.
— У тебя нет выбора. Ни у кого нет.
— Всегда есть выбор, — сказал я зловещим тоном. Я бы убрал этого ублюдка голыми руками, если бы это было то, что нужно было сделать.
— Значит, ты собираешься попытаться сразиться с ним, когда он скажет тебе, что пора уходить?
Я не ответил. Мне и не нужно было этого делать. Она знала, что я имел в виду.
Ровно через час Хит вернулся, чтобы убрать со стола.
Я все еще был в штанах.
— Отойди к стене, руки над головой, — сказал он мне, входя в комнату.
Я сделал это, забавляясь идеей предпринять попытку побега прямо здесь и сейчас. Будет ли у меня больше шансов?
— Она сама все это съела? — спросил он после того, как долго изучал ее пустую тарелку.
Они оба напряженно смотрели друг на друга, и, как обычно, я понятия не имел, что происходит.
— Да, съела. А что?
Его челюсти сжались, когда он повернул свои ледяные бледные глаза, чтобы посмотреть на меня.
— Она тебе не сказала? Она объявила голодовку. Хочешь знать, почему?
Я кивнул, чувствуя, как у меня свело живот.
— Она отказывалась есть, пока я не позволил ей снова увидеть тебя. Так что поздравляю. Ты — причина того, что она чахнет. Это хороший удар по твоему самолюбию?
К концу я игнорировал его, мои глаза сверлили ее.
— Ирис, — тихо произнес я, чувствуя себя таким беспомощным. — Больше так не делай. Пожалуйста.
Ее упрямый подбородок был напряжен.
— Не буду, хорошо? Я просто… больше не могла этого выносить.
— Не надо, — предупредил ее Хит, как будто она сказала слишком много даже этим коротким, загадочным заявлением. — Мастерс, иди, подожди минутку в ванной.
Я перевел взгляд с нее на него.
Ирис махнула мне рукой, чтобы я ушел.
— Все в порядке, Дейр. Он не причинит мне вреда.
— Сделай это, или я разлучу вас двоих, — прорычал он.
Я подчинился, приложив ухо к двери в ту же секунду, как она закрылась.
Они спорили, голоса были напряженными, но слишком тихими, чтобы я мог разобрать хоть что-то.
Это длилось недолго, и как только они затихли, я услышал, как открылась и закрылась другая дверь.
Я вышел.
Ирис закрывала верхний ящик тумбочки, ближайшей к наружной двери. Она выпрямилась и развернулась, услышав, как я вошел, плотно захлопнув его коленом.
Я не придал этому значения. Это была одна из тех вещей, о которых я вспомню позже, и у меня будет что-то вроде «ага»-озарения, но в тот момент все, о чем я заботился, — это снова остаться с ней наедине.
— Хит сказал мне, что у нас есть еще четыре часа, прежде чем тебе придется уйти, — сказала она несчастным голосом.
Я больше не спорил. Я решил, что сделаю то, что мне нужно, когда придет время.
И тут я вспомнил, о чем мы говорили перед нашим странным импровизированным свиданием за ужином.
— Восемнадцать, — выдохнул я, снова вспоминая все это. — Едва ли, блядь, законно.
Эта информация, мягко говоря, все испортила. Я не был уверен, что когда-нибудь смогу примириться с этой мыслью.
Мужчины моего возраста с девочками ее возраста были уродами. И точка.
Двадцать четыре настаивало на этом. Восемнадцать — это было за гранью.
Она скрестила руки на груди, стиснув зубы.
— И что? Я ничем не отличаюсь от той, какой была до того, как ты это узнал.
Она этого не поняла. Но тогда ей было восемнадцать. Я вспомнил себя восемнадцатилетним и все то, чего не получил.
Она, казалось, прочитала мои мысли.
— О нет. Ты не собираешься этого делать. Ты не можешь начать относиться ко мне как к ребенку только потому, что твое восприятие изменилось.
Я сел на кровать, облокотившись на спинку кровати. Я скрестил руки на груди, гадая, что, черт возьми, я собираюсь с ней делать. С самим собой.
Она все еще была в своих спортивных штанах, а я был в своей рубашке и брюках с тех пор, как мне приказали их надеть.
Она смотрела на меня так, словно я был единственным куском пищи на планете, и она умирала с ГОЛОДУ.
— Это между нами никогда не сработает, — сказал я ей, ненавидя эти слова.
Ненавидя правду.
Она покачала головой, ее длинные, спутанные волосы рассыпались по плечам.
— Ты ошибаешься. Я знаю, что это так. Я уже достаточно взрослая, Дейр. Я человек, женщина, и я влюблена в тебя.
Я с трудом сглотнул, увидев блеск в ее глазах.
У меня был нулевой процент успеха в отказе ей, и я сомневался, что сегодня что-то изменится.
— Скажи мне, что ты имела в виду, когда сказала, что наша первая встреча не была случайной. Ты сказала, что знала, что я буду там, и ты разыскала меня. Объясни мне это.
Она покачала головой еще до того, как я закончил.
— Нет, — твердо произнесла Ирис. — Я не буду объяснять, учитывая, как ты отреагировал на последнее, что я тебе сказала.
Я закрыл глаза, расстроенный сверх всякой причины.
— Но ты могла сказать мне это? Это одна из вещей, которую ты можешь мне сказать, если захочешь?
— Я не должна. Будет лучше, если я этого не сделаю, но я подумывала об этом. Раньше.
— Раньше?
— До того, как увидела твою реакцию на мой возраст. Если это тебя так сильно беспокоит, ты будешь совершенно не в себе из-за другого.
Я сделал несколько глубоких, успокаивающих вдохов, задаваясь вопросом, не издевается ли она надо мной сейчас.
Это будет не в первый раз.
Я все еще не смотрел на нее, глаза все еще были закрыты, но я почувствовал, что ее настроение изменилось.
Внезапно и резко.
— Мы тратим здесь драгоценное время, детка, — сказала она тихим, задыхающимся голосом.
Я открыл глаза и понял, что не смогу устоять перед ней.
Двадцать четыре или восемнадцать, заложница или мошенница, грешница или святая, кем бы она ни была, лгала ли она мне в лицо или дразнила меня намеками на правду, все это, казалось, всегда зависело от более важного факта.
Она была моей.
Непостижимо.
Бесспорно.
Моей.
Это было так разрушительно и так просто.
В последнем отчаянном усилии я вытянул руки, отгоняя ее взгляд с расстояния в несколько футов.
— Ирис, пожалуйста.
— Да, хорошо, но только потому, что ты сказал «пожалуйста».
Она улыбнулась и сбросила толстовку. Великолепно обнаженные, ее тяжелые груди вздрагивали при каждом движении, она потянулась назад и собрала волосы, скрутив их в хлипкий пучок на макушке.
Мои глаза не знали, куда смотреть, метаясь от ее низко сидящих спортивных штанов (которые, казалось, вот-вот упадут) до ее завораживающих сисек. Казалось, она похудела везде, кроме груди. Та была такой же тяжелой, как всегда.
Она сделала несколько шагов назад, на ходу стягивая с себя спортивные штаны и трусики.
Обнаженная, она уселась на хлипкий старый письменный стол в гостиничном номере.
Она обхватила колени обеими руками и широко раздвинула ноги.
В прямом смысле.
Я встал, член выпрыгнул из штанов, одетое тело прижалось к ее обнаженному, прежде чем успеть произнести «малолетка».
Это был быстрый, резкий трах, но она не жаловалась, и я не мог остановиться.
После мы почти ничего не сказали, просто помылись и снова начали прикасаться, как будто у нас оставалось всего несколько часов, чтобы быть друг с другом, потому что так оно и было.
