переговаривались через эту перегородку. Точнее, Сергей говорил, а игольница отвечала ему многозначительным молчанием.
– И я сражен вашей красотой, клянусь. – От его дыхания на стекле оставались облачка конденсата, на которых он крохотной лапкой рисовал сердечки, сквозь которые бросал на объект соблазнения томные взгляды.
И только ежик собрался пописать, чтобы запахом привлечь незнакомку, как звонкий лай противного Зямы заставил его подпрыгнуть на месте.
– Гав! Гав! Гав! Гав! – Это чучело с блестящими черными ушами носилось, царапая когтями пол, и громко лаяло.
– Да что стряслось? – Устало фыркнул ежик.
– Гости! Гости! – Высунув язык, сообщил Зяма.
Звонко тявкнув, он снова убежал в прихожую.
– О, мои птички певчие! – Радостно приветствовала вошедших Мария Федоровна. – Проходите, ребята! Хорошо, что приехали! Устали, небось, после своих корпоративов новогодних? Ничего, бабуля сейчас вас накормит, в баньке попарит, в Контру обыграет. Ярик, Боря, Никитка, Миша, Леся, проходите, солнышки мои!
Сережка приготовился свернуться в клубок, разглядывая незваных гостей. Вошедшие люди громко шумели, скалились, занимали все доступные поверхности, рассаживались на стулья. Одно радовало: сейчас стол опять заставят едой, и можно будет чем-нибудь поживиться.
– Мария Федоровна, а куда мне поставить клетку с моими девочками? – Спросила гостья. – Не с кем было в этот раз оставить, пришлось возить сестричек с собой.
– Ставь сюда. – Указала старушка. – Не замерзли?
– Нет, у них внутри флисовый домик с обогревом.
– Вот так. Сюда. Хорошо.
– Вы точно не против?
– Я? – Мария Федоровна как-то странно хрюкнула, искоса поглядывая на носящегося по гостиной пса. – Что ты, нет! У нас тут где-то еще Сережка бегает. Так что не скучно будет твоим девчонкам.
Сережка насторожился. Нетерпеливо вытянул носик, втянув запах, исходивший из домика. И вдруг все его иголки встали по стойке смирно.
– Молли, Долли, ну-ка, выходите! – Пропела блондинка. – Познакомьтесь с бабушкой.
Сначала из флисового кокона показался черный блестящий нос. Затем… еще один. Они появились, как две богини Афродиты, ступающие медленно и лениво на землю из пены морской. Белая шерстка, длинные упругие иголочки, изящные лапки с элегантными коготками.
– Мрь… – Потянулась первая.
И зевнула, обнажив острые зубки.
– Фрь… – Кинематографично небрежно и весьма волнующе причмокнула ртом вторая.
И кокетливым движением лапки поправила уложенные волной иголки.
«О, Боже… – подумал Серега. – Какая элегантная походка. Какие манеры! Какое пушистое декольте, выгодно подчеркивающее достоинства фигуры. Ей очень пошло бы бикини!»
Да что тут говорить, обе гостьи были несказанно хороши.
– Пфи! – Пискнул он, привлекая их внимание.
Самки настороженно переглянулись, а затем уставились в сторону подозрительного звука. Достаточно было одного взгляда, чтобы почувствовать взаимное притяжение.
– Дамы. – Самец, нахохлившись и выпятив грудь колесом, раскинул лапки. – Добро пожаловать в мое скромное жилище. – Серхио наградил каждую многообещающим взглядом истинного альфа-самца. – Изысканные закуски, – он указал на обрастающий тарелками стол, – дорогие вина и лучшие развлечения! Все для вас!
Почувствовав их смущение и явный интерес, Серхио Обольстительный подмигнул каждой по очереди и очаровательно улыбнулся.
– Позвольте прокатить вас, дамы? – Он громко свистнул. – Где же ты, мой верный пес?
Зяма высунул одно ухо из-под стола:
– Ты мне?
– Ну, же, не подведи меня, дружище. – Стараясь не терять лица, взмолился Серега. – Вези меня, мой Буцефал!
Размахивая хвостом, как лассо, Зяма подбежал ближе:
– А-а-а, перед девушками рисуешься, значит.
– Цыц. Тише. – Шепнул еж. – Добуду для тебя пельмени, окорок и шоколадные пирожные.
Пёс прикинул в уме и радостно кивнул:
– Идет. Запрыгивай!
И, читая про себя ежиные молитвы, Серхио с видом бесстрашного Зорро спрыгнул на собачью спину:
– Оп! – И впился лапками в шерсть.
«Надеюсь, оно того стоит», – думал Зяма.
И оно стоило. Потому что ежихи, завороженно глядя на бесстрашного самца, уже дружно аплодировали:
– C'esteffarant! étonnamment! Quel homme! [4]
Настя
Ромка смотрел на свою красавицу и понимал, что не ошибся. Новая жизнь нравилась ему гораздо больше прежней. Теперь в ней был смысл – его Настя. Наивная, упрямая, решительная и такая ранимая. И ему нравилось быть для нее тем, кто оберегает ее от всего сложного и нехорошего, что есть в мире. Тем, кто любит ее всем своим существом.
– Ёжка… – Он проложил дорожку из поцелуев от ее шеи к плечу.
– Отвали, мажорище. – Улыбнулась она.
И Ромка тоже улыбнулся.
Он даже и забыл, что когда-то таким и был – все давно переменилось. У него появились настоящие друзья и настоящие отношения: Гай исчез, а вместе с ним и все его наследство в виде бездумных тусовок и глупых пижонских ужимок.
– Ёжичка… – Парень залюбовался копной одуванчиковых волос, разметавшихся по подушке и щекочущих его нос. – Ёжичка моя любимая, открой личико.
Настя повернулась и поцеловала его – сонно и нежно. И в этот момент где-то за дверью раздался отчаянный собачий лай. Гав, гав, гав!
– Похоже, еще кто-то приехал.
За дверью послышались голоса ребят из группы «The Diverse», озорной Леськин смех и веселые приветствия Джона.
Ромка вздохнул, а Настя потерла ладонями глаза.
– Знаешь, что мне сегодня снилось? – Сказала она.
– Что?
– Будто наш Сережка разговаривает. По-настоящему, по-человечески.
– Ага, – улыбнулся Роман, – и песни поет!
– Да. А еще, что он из своей клетки в гостиной вышел и по всему дому разгуливает. Может, проверить его?
– А клетку ему кто откроет? Зяма, что ли? – Парень притянул девушку к себе. – Даже не переживай, все у него нормально. Большой уже мальчик. – Он подтянул одеяло повыше. – Лучше иди ко мне…
Прямо за дверью послышался звонкий цокот собачьих когтей по ламинату.
– Этот пёс носится, как придурочный. – Хихикнула Настя.
– Он такой и есть.
Если бы они только могли видеть Сережку, сидящего на холке Зямы, держащегося лапками за гладкую шерсть, как залихватский ковбой, и громко кричащего: «И-и-и-ха-а-а-а-а!!!», то это была бы уже совсем другая история…
Мария Федоровна
На плите кипели голубцы, в кастрюле томился ароматный глинтвейн. Бабушка рассматривала елочные игрушки и улыбалась.
Вот эту муж подарил ей в далеком семьдесят пятом, когда они были еще совсем молодыми. Он так смущался, когда она пригласила его в гости. Кто ж тогда знал, что у них будет такая крепкая семья?
А вот этого космонавта Юрка сделал сам, а вот эту белочку раскрашивал Ванечка – кто ж тогда знал, что он вырастет и будет людей раскрашивать?
А вот этот стеклянный орешек, покрытый перламутром, она купила специально для Димочки. Это была первая игрушка, которую он самостоятельно повесил на елку.
Как же приятно доставать их каждый год, развешивать на ветвях лесной красавицы и вспоминать с легкой долей грусти. Но ничего. Вот сейчас остальные приедут: ее сыновья, любимая Сонечка с подарками. Она накормит их
