— Знаешь, она ревнует, — спокойно сказал Колчестер, не сводя взгляда с пола.
Мне показалось, что я ослышалась.
— Ревнует?
Он откашлялся.
— Надеюсь, ты не против, но я стоял снаружи, когда ты зашла в комнату. Я слышал ваш разговор.
Я отчаянно пыталась напомнить себе, что не должна вести себя как идиотка. Этот мужчина был намного старше меня, сложным, чертовски горячим, и желание произвести на него впечатление было столь же острым, как осколки в моих руках.
Он покачал головой, словно прочитав мои мысли.
— Не смущайся. Я впечатлен, ты была настолько же спокойна, насколько она была сердита. Конечно, как только я тебя увидел, тут же понял.
— Понял что?
— Что она завидует.
Мне потребовалось время, чтобы осознать его слова.
— Мне? — я недоверчиво усмехнулась.
У меня не было привычки казаться фальшиво застенчивой. Это была не я. Я не выпрашивала комплименты, не пыталась обезопасить себя лестью. Два года, проведенные с Абилин, научили меня понимать более значимую роль кузины — за исключением учебы и любви к дедушке Лео. Там преуспела я. Но в остальном — в красоте, друзьях, личностных качествах — Абилин превзошла меня. И любая девушка «Кэдбери» подтвердила бы это.
— Абилин не завидует мне, — сказала я, улыбнувшись. — Она же Абилин. А я, просто я… Я не такая, как она. Если бы вы ее видели, вы бы поняли.
— Я ее видел, — сухо ответил он. — Она и ее знакомый заняли комнату, пока я был во внутреннем дворике, и мне пришлось остаться на улице. Рыжие волосы, голубое платье, я прав?
— Да, — сказала я, моя улыбка исчезла. — Значит, вы видели ее. Вы понимаете.
— Я понял и понимаю до сих пор. Дай посмотрю руку.
Не подумав, я протянула ему руку с кучкой разбитого стекла, которое собирала. Ловкими движениями он выхватил осколки из моей ладони и бросил один за другим в корзину для мусора.
— Я, кажется, сказал тебе быть осторожнее.
Как загипнотизированная, я глядела на него, хотя должна была оторвать взгляд и осмотреть свою руку. Каким-то образом я порезалась — острый и тонкий как игла осколок вонзился в кончик пальца, и теперь по нему стекала липкая кровь.
— О, — прошептала я.
И я не знаю, было ли дело в крови или боли, или опасной близости к нему, но мое зрение обострилось, и на минуту я увидела его, настоящего, за поражающим обликом и кителем с наградами. Я посмотрела на него, как если бы мы встретились на душной вечеринке, или если бы дедушка Лео попросил, чтобы я потом рассказала о своих наблюдениях и выводах.
Я видела маленький порез на его челюсти.
Видела, как его ладонь держала мою руку, уверенно и сильно, его кожа была шероховатой, с порезами от сражений.
Я видела тусклый блеск креста «За выдающиеся заслуги», который был приколот на груди.
Вдела чуть заметные синяки под глазами.
Я все это видела, и кусочки собирались в единую картину.
— Говорят, медитация помогает, — тихо сказала я. — При бессоннице.
Он перевел свой пристальный взгляд от моего пальца к лицу, а его глаза, напоминающие по цвету блестящее темно-зеленое стекло бутылки, потемнели и засверкали еще ярче.
— Что ты сказала?
— Медитация. Это должно помочь.
— Почему ты думаешь, что у меня проблемы со сном?
Как же это объяснить? Что я тренировалась годами, рассматривая людей как через лупу? Я отыскала самый легкий ответ.
— Похоже, вы порезались во время бритья. Вы будто слишком устали, чтобы четко двигаться. — И не задумываясь, протянула руку и тронула его подбородок кончиком пальца.
Он зажмурился, положил свою руку на мою и крепко прижался лицом к моей ладони. Длинный изгиб его черных ресниц практически прикрывал круги под глазами. Его гладкое лицо согрело мою ладонь. Кровь все еще капала с моего пальца, а приглушенный шум вечеринки проникал в комнату через закрытую дверь.
— Извините, — мягко прошептала я. — Если бы я могла помочь, я бы сделала это.
Улыбнувшись, он открыл глаза и на мгновение замер, хотя я все еще чувствовала нависшее напряжение между нами. Осязаемое давление, покалывающее сознание.
Напряжение начало спадать. Испугавшись его силы, я попыталась оторвать руку от его лица, но Колчестер удержал ее, глядя мне в глаза.
— Я никогда никому не говорил, что мне трудно заснуть, — сказал он. — Не могу поверить, что ты так просто заметила это.
— Многие солдаты борются с бессонницей после трудных миссий, — сказала я, глядя вниз. Он выпустил мою руку, и я уронила ее, не отрывая взгляда от сверкающего стекла на ладони. — Я просто хотела помочь. Извините, что перешла границы.
— Ничего. — Теплый голос был наполнен изумлением. Я рискнула взглянуть на него и, увидев в его взгляде глубокую благодарность, покраснела. — Вообще-то, я должен поблагодарить тебя, — сказал он. — Такое облегчение, когда кто-то знает. Чтобы хоть на минуту перестать притворяться, что все в порядке. Что я все еще силен.
— Вы сильны, — прошептала я. — Я не знаю, что с вами случилось, не знаю, что вы сделали. Но знаю, что, если вы можете стоять передо мной этим вечером и быть добрым, это значит, что вы сильны.
Он глубоко вздохнул от моих слов, а зеленые как изумруды глаза смотрели на меня в темноте.
— Спасибо, — сказал он.
— Всегда пожалуйста, — ответила я.
На этот раз он отвел взгляд и обратил внимание на мою раненую руку.
— Будет немного больно, — предупредил он, осторожно потянув за стекло. Просочилась еще одна капля крови, и он, не сказав ни слова, склонил голову к моей ладони, сунул в рот палец и слизнул кровь с моей кожи.
Я чувствовала каждое движение его языка и легкое царапанье зубов. И каждый удар сердца, каждый скачок моего пульса кричал о том, о чем я не знала, но знала каждая часть моего тела. По моей коже побежали мурашки, и мне хотелось прижаться к нему всем телом, чтобы унять боль, которая, казалось, распространилась повсюду, но в тоже время явно не ощущалась нигде.
Когда Колчестер поднял голову, маленькая капля крови осталась на его нижней губе, и он слизнул ее языком. Его взгляд следил за мной, а я не могла дышать, говорить или думать.
Я могла только чувствовать, чувствовать и подчиниться, когда он сказал:
— Вставай.
Мы оба встали.
Будто моя кровь и его признательность соединили нас магией. Его зрачки расширились и стали темными, губы раскрылись — и эти губы очаровали меня. Прекрасные губы, не слишком большие и алые, достаточно полные и розовые, чтобы подчеркнуть мужественную челюсть и линию носа. Контур его губ вызывал интерес, и на минуту я подумала, что могу думать лишь о них. Представила, как он притянул мой палец, только что поцелованный, и пробежался им по своим твердым раскрытым губам.
— Это последний раз, когда она причиняет тебе боль, ты поняла? — В его голосе слышались воспитывающие нотки.
Возникла мысль, что это не его дело, но я отвергла ее. Мы вышли за стандартные рамки, как только я упомянула о бессоннице и коснулась его лица. Он сказал это настолько заботливо, возможно, именно это он почувствовал, стоило мне обмолвиться о бессоннице.
— Да, — сказал я, встретившись с ним взглядом. — Я поняла.
— Хорошая девочка.
Я снова покраснела. Блаженство засело глубоко в груди, и, по неизвестной причине, он глубоко вздохнул, глядя на мои розовые щеки.
Я чувствовала себя живой, горячим лучом света, где у энергии и вибрации нет направления и источника. Несколько минут назад я ощущала себя женщиной, но теперь я чувствовала себя юной. Он был мужчиной, а я все еще была девочкой, и эта разница казалась мне настолько эротичной, восхитительной, что я просто хотела раствориться в нем. Раствориться с ним.
Возможно, он тоже это чувствовал, потому что пробормотал:
— Ты дрожишь. Ты боишься меня?
— Я не знаю, — прошептал я. Это была правда.
Видимо, ответ ему понравился, потому что он улыбнулся.
— Если все хорошо, то я бы хотел снова коснуться тебя.
