тишина срабатывает, и я погружаюсь в беспокойный сон, где голос Жанны меня не щадит.
— Я спасаю тебя, Лизонька! Я нас спасаю!
Открываю глаза резко, словно кто-то вылил на голову ведро ледяной воды. Присаживаюсь и тру глаза руками, пытаясь успокоить лихо бьющееся сердце. Мне жарко. И дыхание рваное, как половая тряпка. Скидываю с себя плед и медленно поднимаюсь. Только стоит сделать шаг, как я застываю на месте. Около стола мирно лежит мой старенький рюкзак, а на столе стоит коробка с красивой надписью: «Олимпия». Я глазам своим не верю и не моргаю некоторое время, осознавая, что Антон, чёрт возьми, был ночью в моей комнате!
Подхожу к коробке со сладостями, как мине замедленного действия. Некоторое время рассматриваю красивые золотые вензеля и буквы на чёрном плотном картоне и поддаюсь любопытству. Открываю коробку и нахожу там записку. Подчерк красивый и ровный.
Извини, Милые ушки!
Не хотел вчера оставаться один и сморозил глупость. Увидимся в гимназии!;)
P.S. Просматривай хоть иногда сообщения.;)
У меня пальцы начинают мелко дрожать, пока я несколько раз перечитываю записку от Антона. Зубы вонзаю в губы и пытаюсь сдержать глупую улыбку, которая лезет на моё довольное сонное лицо. То, что он забрался ко мне в комнату, безусловно наводит ужас, но слова и ароматные эклеры в качестве извинений бальзамом разливаются по моему грохочущему сердцу. Мне ещё ни разу не дарили сладостей, если не считать Женю. Она любительница радовать шоколадками за свои незначительные косяки типа опозданий, забывчивости или витания в облаках.
Я с тяжёлым вздохом убираю записку в ящик стола и беру ароматный эклер. Не отравит же он меня, в конце концов. Откусываю небольшой кусочек и блаженно закрываю глаза. Нереальный вкус шоколада ударяет по рецепторам и пускает сигналы наслаждения по всему организму. Ноздри трепещут, улавливая запах ванили, и настроение улучшается. Я не сразу вспоминаю, что мне сегодня предстоит провести очередной день гимназии среди чокнутых ребят, которые не знают, что такое тормоза. Улыбка стекает с лица, и я целиком запихиваю второй эклер в рот. Со щеками, как у хомяка, закрываю глаза и прошу Бога поставить жирный плюсик к карме Антона. Когда я проглатываю лакомство, дверь в комнату открывается, и мама застывает на пороге.
На её лице маска доброжелательности, но она со скрипом сползает вниз, стоит взгляду Жанны застопориться на рюкзаке. У меня так бешено бьётся сердце в это мгновение, что я с трудом слышу её слова.
— Я даже знать не хочу, зачем ты меня обманула, — Жанна Павловна усмехается, фокусируя внимание на моём лице, — завтрак на столе. Собирайся. Я отвезу тебя в гимназию.
Она не ждёт ответа, тихо прикрывает за собой дверь и оставляет меня наедине со своими гнетущими мыслями. И тело против воли делает шаг вперёд, чтобы объяснить матери, как было на самом деле, а разум тормозит. Я не хочу рассказывать об Антоне и приступе паники в каморке. Тогда мне придётся вскрыть заживающую рану, а я не хочу. Если и исповедоваться, то только не перед ней. Я сжимаю кулаки и стискиваю зубы, испытывая уже знакомое чувство злости. Дёргано собираюсь в гимназию и убираю коробку с оставшимися эклерами в ящик к записке. Взгляд вновь пробегает по строчкам, и я плюю на загоны Жанны. Мы уже давно с ней чужие люди. Как только мне исполнится восемнадцать, я сбегу от неё. Не знаю в каком направлении, но подальше.
Приготовленный Жанной Павловной завтрак, я игнорирую и сразу иду к двери. На лестничной площадке оглядываюсь по сторонам и с разочарованием отмечаю, что Антона нет. В лифте забиваюсь в угол, чтобы не вдыхать аромат духов матери, и считаю про себя. Каждая секунда наедине с матерью приравнивается году в пытках, и я с облегчением выдыхаю, когда она без слов высаживает меня около ворот. Входить на территорию гимназии я не спешу и долго смотрю на светлое небо. Погода сегодня замечательная. Припекает солнышко, и настроение заметно улучшается.
— Привет! — я прищуриваюсь, поворачивая голову к Инне. Одноклассница подходит ближе и улыбается. Мне, возможно, кажется, но от нее исходит саднящее чувство неловкости. Мне не хочется, чтобы она ощущала вину за сотворённое другим человеком, поэтому я скупо улыбаюсь в ответ.
— Привет, — мы вместе идём с потоком гимназистов внутрь, и Инна с интересом посматривает на мой рюкзак, — мне Антон его вернул, — не знаю, зачем, но делюсь с ней.
— Антон? — неподдельно удивляется одноклассница. — Вы виделись?
— Он, оказывается, живёт по соседству, — пожимаю плечами с равнодушием на лице.
— А где взял? Не сказал?
— Я не спрашивала, — увожу взгляд в сторону, чувствуя себя полной идиоткой.
— Хорошо, что вернул, — печально улыбается Инна и вдруг останавливает меня в небольшом закутке между этажами, — Лиз, ты только не верь ему, пожалуйста, — она замолкает, пока мимо проходят одноклассники и поглядывают на нас с усмешками, — Антон у нас не ангел и просто так ничего не делает.
— Никто не делает ничего просто так, — еле шевелю языком и складываю руки на груди, чтобы не выдать нервозное состояние, хотя по моему лицу наверняка всё видно, — ты знаешь то, чего я не знаю?
— Кристина за него голову оторвёт.
— Они встречаются? — вроде голос звучит ровно, а сердце заходится неровным ритмом, пока Инна поджимает губы.
— Не знаю, но они везде ходят вместе. Она за ним с первого класса хвостиком бегает. Их семьи дружат вроде. Или что-то типа того. В общем, я просто предупредить тебя хочу.
— Считай, что предупредила, — развожу руки в стороны, — или я должна еще что-то знать?
— Маршал красивый, Лиз, и голову вскружит, сама не заметишь. Только поступки у него жестокие по отношению к людям. Ты не смотри, что он такой добрый. Это маска.
— Можно поточнее?
— В прошлом году он гулял с девочкой из параллельного. Не знаю, что она ему сделала, но Антон прилюдно её унизил. Родители перевели её в другую школу, чтобы ничего с собой не сделала.
Меня, конечно, окатывает неприятной волной мурашек, но внешне я ничего не показываю.
— У всего есть причины, но я тебя услышала, Инна, спасибо.
Держать улыбку на лице сложно, когда в голове проносятся страшные картинки унижения девочки. Пусть Инна не говорила подробностей, но моя фантазия бурно дорисовывала недостающие элементы. То тепло, которое окутывало каждый орган после красивого жеста Маршала, постепенно утекает из организма, и его сменяет душераздирающий холод. Почему-то образ красивого мальчика никак не вяжется с гадким поведением, и когда я вижу его в классе с улыбкой на губах,
