уже для меня не была острой.
Ну муж. Бывший. Который изменил. Из-за которого ребёнка потеряла.
А нет…
Ещё болело.
При мыслях о беременности, которая нелепо так закончилась, внутри груди вспыхнул огонь. Он пробирался по легким и жёг горло, снова подгружая меня в состояние, близкое к истерике.
Я прикрыла глаза, стараясь заглушить все это. И, чтобы не молчать, не создавать иллюзию, что мне хоть немного интересны условия Матвея, я произнесла холодно:
— Меня оно не интересует… — я прошлась ладонями по блузке и бокам юбки, разглаживая несуществующие складки.
Матвей нахмурился. Вот что значит истинный холерик, вспыльчивый.
— Ты даже не хочешь выслушать, — постарался он все же вытянуть меня на разговор, а я понимала, что любые условия, какие бы он ни предложил, не заставят меня забыть ничего.
Я пожала плечами.
— Я пойду? — спросила я, чтобы не терять драгоценного времени. — Мне ещё работу новую искать…
Последнее я обронила специально, чтобы показать, что даже работать в одной компании с бывшим я не собиралась. Чтобы Матвей понял, насколько меня душит его общество.
— Я тебя не увольнял… — и снова качнулся с пятки на носок, при этом он слишком демонстративно красовался, показывал, как под рубашкой напрягались кубики пресса.
Самое интересно, что физического отторжения я не чувствовала к Матвею. Он даже после всего, что произошло, был для меня привлекательным. Из этой мысли я сделала зарубку в памяти, что, когда решусь на новые отношения, то буду выбирать подобный типаж.
— Я сама уволюсь, — я сузила глаза, чтобы максимально ярко показать своё презрение. И да. Я действительно уволюсь, как только найду работу, которая сможет даже в большей степени покрыть мои запросы, а с учётом, что специалистом я была, без бахвальства, хорошим, это не займёт много времени.
На улице прогрохотал гром.
Я закатила глаза.
Наверно, надо поменять город. Меня мучили постоянные дожди и сырость. И сначала мне было плевать, потом я не замечала ничего, но теперь…
Словно город тоже предал меня, просто устроив мою встречу с бывшим мужем.
Наверно, уеду. Буду искать на юге работу, чтобы не было вот этой вечной осени, которую за пару лет я умудрилась возненавидеть.
— Я заставлю тебя отрабатывать положенное время, — начал шантажировать Матвей и стиснул зубы так, что скулы острее прорисовались на лице.
— Без проблем… — я развела руками. Для меня это действительно не было проблемой в том плане, о котором думал Матвей. Как нибудь переживу пару недель в обществе бывшего. Вчера же его прикосновения пережила.
Матвей нахмурился и поправил галстук, который, видимо, стал врезаться в шею.
Меня это вообще никак не побеспокоило. В конце концов, не надо было изменять, тогда ничего этого не произошло бы.
— Ну, я пойду, — сказала, подумав, я и развернулась к двери.
— Я тебя не отпускал… — низко, вибрирующим от раздражения голосом, протянул Матвей, а я улыбнулась сама себе.
— Мне не нужно твое дозволение… — я оглянулась на бывшего мужа, подмечая, что он из последних сил держал себя в руках. — Ты даже уволить меня не можешь. Точнее, можешь, но не хочешь. И мы это только что выяснили…
Матвей усмехнулся и сделал шаг ко мне. Приподнял подбородок, показывая свою надменность во всей красе.
— Я могу тебя уволить по статье… Сама придумай, по какой… — Матвей торжествовал. Хотя как по мне мало чести в победе над слабым, вот если бы он такое одному из своих партнёров сказал… — Так что вернись к столу, и мы с тобой обсудим условия развода.
— Нет… — медленно и злорадно протянула я, прекрасно понимая, что если стоит этот один раз повестись на шантаж, он так и будет дальше продолжаться.
Матвей изменился в лице. Как же его выбивало из колеи мое упрямство. Даже весь брак у нас с ним были вот такие затыки в отношениях, где просто мне что-то не нравилось и я упиралась всеми силами. И переубедить меня можно было, только уговорив.
Видимо, Матвей об этом забыл, потому что, когда я потянула на себя дверь конференц-зала, муж резко шагнул ко мне, перехватил под грудью одной рукой, второй провернул замок и выдохнул в волосы:
— Ты меня выслушаешь… И будем решать, как разводиться.
От хриплого, тяжёлого дыхания, которое задевало чувствительную кожу на шее, я немного поплыла, вернувшись на несколько лет назад. В одну из наших несерьёзных ссор, когда мы просто не сошлись мнениями. Даже не помню, что тогда мы не поделили, но помню вот такое же дыхание, которое проходилось по моему обнаженному телу во время того, пока Матвей прижимал меня к столу. Он дотрагивался до моей кожи кончиками пальцев, заставляя психовать от нетерпения, и только на границе неконтролируемой злости делал своей.
Сейчас я прикрыла глаза и отрешилась от воспоминаний. Но Матвей не выдержал и развернул меня лицом к себе, мягко положил ладонь на нежное горло, вынуждая меня приподнять к нему губы, которые были в миллиметрах от его. Жёстких и немного обветренных, которые прошептали мне:
— Ты получишь свой желанный развод и все, что захочешь. Любое желание. Нет. Желания. Но сначала роди мне ребёнка.
Я замерла, просто не могла справиться с шоком. Мой мозг отказывался принимать такую информацию, настолько дико звучало предложение Матвея, что я просто растерялась.
Вот представьте, вы реально встретили на улице города во время зимнего снегопада Санта-Клауса или Деда Мороза. И они действительно настоящие. У них и посох есть, и олени во главе с Рудольфом.
Вот примерно это я чувствовала в данным момент. Полную растерянность.
Я даже не дёргалась. Застыла от внезапного удара по голове перьевой подушкой.
Это дикость какая-то.
Предложение Матвея просто дико в самом своём смысле. Я недавно потеряла ребёнка, я не могла выносить малыша, и муж предлагал мне вновь испытать этот страх, только на этот раз помноженный на печальный опыт.
Матвей не понимал, что его предложение полностью аморально? Оно выглядело как насмешка надо мной. Как плевок в душу, который похлеще предательства.
— Я. Тебя. Ненавижу, — медленно произнесла я, глядя прямо в глаза Матвею, чтобы в них увидеть оскаленное злостью свое лицо. — Ненавижу предателя. Ненавижу такого палача, как ты…
— А я тебе ещё вчера сказал, как сильно люблю… — Матвей прижал меня своим телом, сдавил так сильно, что даже сквозь одежду я ощущала каждую его мышцу. — Так сильно люблю тебя, что готов любого стереть в порошок, кто посмеет нам мешать. Так сильно люблю, что у меня внутри все сводит от одного твоего
