завтра, Жень — слышу в спину прежде, чем тяжелая дверь захлопывается за нами.
Поднимаемся в тягучей тишине, разбавленной глухими криками из квартиры на втором этаже, где проживает не совсем адекватная и по-черному пьющая тетя Маша с таким же безработным сыном — алкоголиком.
Дома папа первым делом заносит покупки на кухню и возвращается ко мне. Застывает в проеме ванной комнаты, куда я зашла помыть руки после улицы.
— Геша, ты же знаешь, что я никому не дам тебя в обиду?
В груди греется тепло от его слов. Конечно я знаю, и всегда знала. Но не хочу, чтобы папа пострадал по глупости какого-то разбалованного эгоиста.
— Конечно, пап — щелкаю его по носу и улыбаюсь. — Все хорошо, правда.
— И слава Богу — отец отступает, чтобы пропустить меня. — Не хочу думать, что ты по своей воле можешь связаться с такими людьми.
И пока папа принимает в душ, я быстро разбираю продукты и готовлю обед.
— Как учеба? — отец поваляется спустя минут десять. Побритый, посвежевший и переодетый в домашние брюки и футболку.
— Все нормально, пока еще не сильно нагружают — накладываю в тарелку картофельное пюре с гуляшом и ставлю на стол. — Салат порезать?
— Валяй — соглашается папа и берется за вилку. — Последний год, Геша. Ты говори, если что нужно будет, репетиторы там. Я заработаю. Не решила еще, куда поступать хочешь?
Нарезаю огурец, а у самой нож в руках дрожит. Больная тема. Уж точно хочу уехать из поселка, но поступать… Не знаю. Смогу ли, куда-нибудь? С оценками у меня не очень. Да, и способностей особых не наблюдается.
— Хорошо, пап. Как надумаю, тебе обязательно скажу.
— Вот и славно — отец принимает у меня тарелку с салатом из помидоров и огурцов и досаливает, как ему нужно.
После обеда, пока отец отдыхает, делаю уроки, а потом созваниваюсь с Ромкой.
— Привет — сонно бормочет в трубку мой друг.
— Привет, Ром. Как ты?
— Уже лучше. Завтра в школу возвращаюсь, хватит дома валяться. Да и глаз уже зажил, щека тоже в норме.
Сцепляю зубы, вспоминая, каким увидела друга после драки с Денцовым.
— А не быстро ты? Тебе врач разрешил?
На той стороне хмыкают.
— Да, сегодня больничный закрыли… Слушай, Лисенок, тебя этот урод не достает?
Вот еще один защитник. Не хватило ему? Нет, уж. Друга я больше подставлять не собираюсь.
— Не пристает. И ты, Ром, не лезь к нему, пожалуйста. Не связывайся. Ни к чему так рисковать.
— А что ты мне предлагаешь делать? Смотреть, как Денцов возле тебя круги наматывает? Или еще чего похуже делает?
— Просто ради меня пообещай не связываться с ним.
По другую сторону тишина.
— Рооом?
— Ладно, посмотрим.
У меня даже отлегает немного.
— Завтра вместе пойдем? — перевожу тему.
— Да, подойду к твоему дому без двадцати минут, как обычно, идет?
— Ага — чмокаю в трубку. — Ладно, пока. Домашку я тебе скинула.
— Спасибо, Лисенок, до завтра.
Вечером залипаем с отцом перед сериалом. Такие вечера у нас очень редки, потому что он часто пропадает на стройках. И даже если мне не нравится смотреть про бандитов, я довольствуюсь лишь теплым плечом рядом. И мне хорошо.
Спокойно и хорошо.
После душа переодеваюсь в пижаму и ложусь в кровать с книжкой. Еще полчаса, и спать.
Но только я погружаюсь в мир приключений про попаданцев, как на телефон приходит сообщение.
«Выгляни в окно»
На иконке Денцов. Стоит в черной обтягивающей майке перед зеркалом, снимая себя на фронталку. По его руке разлетаются бабочки, а по моей спине предательские мурашки.
Накидываю сверху толстовку и одергиваю занавеску.
Влад сидит на крыше Рэндж Ровера, скрестив ноги по-турецки, и смотрит прямо на мое окно.
Как только замечает меня, в его руке подсвечивается экран телефона, и из приоткрытого окна в салоне раздается песня.
Я чуть не прыгаю на середину комнаты от доносящегося с улицы звука. Громко. На всю округу.
Но Денцова это, кажется, нисколько не смущает.
Как тебя покорить?
Укажи мне какой-нибудь намек.
Близок я или также все далек,
Или очень далек…
— А, ну, вали отсюда, обососок. Я сейчас выйду и угандошу тебя, мразота! — выгребает на балкон на втором этаже сынок тети Маши.
— Протрезвей сначала — пререкается Денцов.
Я бы спел тебе, да не умею петь.
Станцевал бы тебе, да не умею танцевать.
Дал бы кофту свою, да сам легко одет.
Написал бы стихи, да никогда не писал…
— Петь, Петь, пойдем спать — вываливается следом сама тетя Маша.
— Да, какое тут спать! — выкабенивается Петя. — Слышь, ты, затки шарманку свою!
— А ты свой рот — снова Денцов.
Как тебя покорить?
О чем вести разговор, с чего начать?
Я не знаю о чем тебе сказать
И неловко опять…*
— Так, что здесь происходит? — отец показывается на балконе своей спальни. — Денцов?
— Ага, добрый вечер.
— Так, сворачивай-ка цирк и домой. Людям спать мешаешь.
Влад улыбается мне, спрыгивает с крыши автомобиля и оставляет на лавке букет полевых цветов. И где только достал? Отцвело уже все.
— Хорошо, извините, Андрей Иванович — обращается к моему отцу по имени отчеству.
Узнал все-таки.
Машина светит фарами, а я все стою и стою у окна, переваривая увиденное. Смотрю на букет, и внутри разливается жгучая, отравляющая теплота.
И когда из комнаты отца доносится глухой храп спускаюсь к подъезду, чтобы забрать цветы к себе.
* — Песня группы Перемотка — Как тебя покорить.
ВЛАД
— Слабовато ты его приложил — хмыкает Диныч в сторону Берестова, сжимающего в своей руке ладонь Лисовской в то время, как те двое, словно душная влюбленная парочка, приближаются к главному входу в школу.
— Они типа встречаются? — Сеня Казанцев прижимается задницей к перилам у лестницы и лениво зевает.
— Типа дружат — отвечаю, гипнотизируя Берестова, пока тот делает вид, что совершенно нас не замечает, в отличие от Лисы.
Девчонка же испуганно то и дело косится на своего спутника. Походу, переживает, как бы ему снова не прилетело.
Только вот если она так и дальше будет комкать своими пальчикам его ладонь, это вполне возможный исход.
— Берестов, на пару слов отойдем? — окликаю парня, торопливо взбирающегося по ступеням, волоча за собой Лису.
Девчонка мгновенно оглядывается на меня. По щекам алый румянец. Злится. Нервничает. Глаза блестят.
— Опять? Не о чем вам говорить!
— А ты ему мамка? — Диныч вклинивается.
— Жень — Берестов выпускает ее руку и заглядывает той в глаза, склоняясь над девчонкой. — Ты не бойся,
