class="p1">Она чувствуется. Кожей ощущаю. Вот только чему? Чем моё положение отличается от их? Я такая же вещь, как и каждая из них на забаву богатым мужчинам. Всего лишь красивый атрибут.
Мы подходим к небольшой группе людей. Трое мужчин, с ними девушки. Я помню их имена — Лена, Алина и Наталья. Последняя тоже училась у нас в Аграрном, но в прошлом году после третьего курса её отчислили за несданную сессию и пропуски.
— Демьян, — улыбается один из мужчин и протягивает руку Обласову. — Рад видеть. Отличное пополнение коллекции!
— Спасибо, — по губам мужчины скользит холодная улыбка и он прикасается к часам. — Мне и самому нравится.
Пополнение коллекции… о часах ли речь? Или не только о них?
Мужчины разговаривают ещё, но я не вникаю. Всё равно не понимаю, а если бы и понимала, то ни за что бы не влезла. Мне это не нужно. Ещё и опасно.
То же самое происходит и с другой группой мужчин. Они общаются, мы, девушки, стоим рядом молча.
К нам подходит официант с бокалами на подносе. Все берут шампанское, я — нет. Зато Обласов берут два бокала, а потом один протягивает мне.
— Держи, Милана, — говорит негромко, чуть склонившись ко мне. — Ты слишком напряжена.
Алкоголь я не употребляю. Не раз пытались уговорить в общежитии, на слабо брали. Но нет, я не стала. Всегда считала алкоголь злом, ведь из-за него происходит столько всего плохого.
Но комментировать сейчас Обласову я это не решаюсь. Принимаю бокал и просто держу его в руках. Тем более, ходят слухи, что на подобных вечеринках в алкоголь могут добавить что угодно, любой наркотик.
Кажется, Обласов привык, чтобы его распоряжения выполнялись неукоснительно, поэтому, замечая, что к шампанскому я не притрагиваюсь, награждает меня долгим взглядом.
— Почему не пьёшь?
— Не хочу. Я не пью алкоголь.
— Сделай сегодня для меня исключение. Это просто шампанское, я тебе это гарантирую, — голос его звучит даже почти мягко. Опасная, утончённая жестокость. Но когда я продолжаю стоять, не шелохнувшись, тональность его голоса меняется. — Пей, я сказал.
Мои плечи каменеют. Мужчина не кричит и даже не повышеает голоса, но даже приглушённый его голос заставляет кровь заледенеть. Его нельзя ослушаться.
Я поднимаю бокал к губам и делаю глоток, прикрыв глаза.
Он всё ещё не сводит взгляд, понукая выпить ещё.
Выполняю.
И только тогда он снова переключается на разговор с мужчинами, а я могу немного выдохнуть.
Меня больше беспокоит, что будет дальше. После этого торжественного приёма. Этой ночью Обласов явно не намерен меня отпустить.
Примерно через час я чувствую себя выжатой. Бокал удалось незаметно оставить на одном из столов — уже хорошо. Но мои ноги в неудобных туфлях уже начинают гореть огнём. От шелковисто-покладистого тона, которым девушки общаются со своими спутниками, меня начинает тошнить.
Мне нужен хотя бы глоток свободы. Пусть призрачной, но всё же.
— Я отойду в уборную, — говорю Обласову и жду, пока он позволит мне.
— Иди Милана, — кивает, отвлёкшись от разговора. — Там дальше есть балкон, если тебе тут душно. Я найду тебя, если понадобишься.
Мне тут однозначно душно. И, конечно же, я бы предпочла, чтобы ты меня не нашёл.
Но последнего я вслух, естественно, не говорю.
Оглянувшись, определяю, где выход. Думаю, уборная именно там.
Мои предположения оказываются верными. Я вхожу в уборную и останавливаюсь напротив длинного, подсвеченного по периметру фонариками, зеркалу. Опираюсь руками на столешницу с раковинами и опускаю голову. Зажмуриваюсь крепко, а потом смотрю на себя в зеркало.
Зрачки чуть расширены, кожа бледная. Чёрный цвет платья подчёркивает это.
Я сейчас должна быть дома, у родителей. Должна выйти на улицу к ребятам — в субботу все съезжаются. Серёга на гитаре играет, Машка о своём новом женихе-гонщике болтает, тётя Люда со второго этажа ругается, что мы снова слишком громко смеётся, а ведь уже скоро полночь.
Наверное, всё так и происходит в эту минуту. Только без меня. А я — здесь. В капкане. В этом шикарном чёрном платье и с короной на голове жду своей участи. Беспомощная. Покорная. Беззащитная.
Результат всего лишь одного решения, одного сделанного выбора. Последствия желания помочь подруге.
Помогла. Что дальше, Милана?
Получила корону и участь шлюхи для одного из тех, кто считает себя королями мира.
И это только начало…
Дверь в уборную открывается, и входят две девушки. Их я тоже прекрасно помню. Майя — вторая вице-мисс, и Анастасия — она получила титул Мисс грация, оказалась лучшей в дефиле в купальниках.
— Милана, — холодно улыбается Анастасия. — Привет. Рада видеть тебя.
Нет. Это ложь. Конечно же, не рада.
Девушки прикрывают за собой двери и останавливаются напротив зеркала. Майя достаёт из сумочки стик и немного наносит на скулы, растирая кончиками пальцев. Прикасается им же к губам, вспушивая их, будто подушку.
Настя поправляет волосы, а потом тоже достаёт из клатча небольшой тюбик, похожий на помаду, раскручивает его, но оттуда не стик помады выезжает, а выпадает то ли капсула, то ли таблетка, которую Настя забрасывает в рот и глотает без воды.
Она замечает мой взгляд и усмехается.
— Хочешь? — выгибает бровь, протягивая тюбик. — Могу поделиться.
— Что это? — зачем-то вместо отказа спрашиваю я.
— Чтобы голова в определённый момент не болела, — подмигивает Настя, и они с Майей смеются.
— Спасибо, не надо, — открываю кран и снова ополаскиваю руки. — У меня не болит голова.
Настя и Майя снова переглядываются, и мне становится совсем уж некомфортно находиться тут рядом с ними. Неприятие, исходящее от девушек, буквально ощущается кожей. Хочется обхватить себя руками, отгородиться хоть как-то.
— Ещё бы, — Настя улыбается, но улыбка выглядит приклееной, а вот глаза сверкают ненавистью вполне себе ясной и понятной. — С Обласовым бы ещё голова болела. С таким не будет. Ты попробуй лечь под такого старого пердуна, как Левинов. Или, к примеру, Горбатов. Или под Петрова — там уже точно без этого, — она приподнимает тюбик “помады”, кивнув на него, — не обойтись.
— Радуйся, что ты сопровождаешь Демона, — складывает руки на груди Майя. — У него, конечно, тот ещё взгляд — дрожью пробирает, но он хотя бы не старый. Не мерзко сопровождать его.
Сопровождать. Вот как это называется…
— А когда тебя покупает старая вонючая рухлядь — то ещё удовольствие. Мне блевать охота, когда его скрюченные пальцы прикасаются к моей коже, — кривится Настя, её красивое лицо искажается неприятной гримасой.
Логичным было бы спросить, разве их кто-то заставляет? Но… по своему примеру я знаю,
