Судя по его виду, это то, что ему нужно. Он явно нуждается в нежности. Что-то в его жизни не ладится, хотя он и не говорит об этом. Но мне достаточно одного взгляда.
Мы пересекаем улицу, делаем десять шагов и входим в дверь, из которой доносится музыка и — к сожалению — запах табака.
Клуб симпатичный, народу не очень много. Несколько американцев, англичан, известный австралийский репортер. Все друг друга знают, Боба тоже громко приветствуют.
Мы садимся за свободный столик у стены напротив длинной стойки бара. Заказываем минеральную воду. Я испытываю жажду, а у Боба была «длинной» предыдущая ночь. Пианист доигрывает последние такты «Моей забавной Валентины», захлопывает ноты и уходит домой. Замечательно! Музыки у меня сегодня было предостаточно, и теперь можно поговорить, не напрягая голоса.
Боб опять одет так, будто сошел с мостков салона высокой моды!
Отлично сшитый светлый костюм с широкими плечами, на поясе брюк заложены мягкие складки. Яркий платочек в кармане, явно ручной работы, галстук из того же материала.
Белокурые волосы подстрижены лесенкой, глаза ярко-голубые. Ухожен до кончиков ногтей, хотя ничего изнеженного в нем нет. Его что-то гложет изнутри. Мы беседуем, от личных вопросов он уходит. Но я давно узнала (от Глории), что он в близких отношениях с женой Томми Терезой. В Нью-Йорке. Не исключено, что ради нее он и приехал в Париж!
— Ты все еще живешь в отеле? — спрашиваю я.
— Да, к сожалению! — Он замолкает.
— Дорого — или?.. Боб краснеет.
— Дороже, чем в Нью-Йорке. Но я не могу найти квартиру.
— Я нашла одну. Случайно. Но она еще не готова.
— Разве ты не замужем? — удивленно спрашивает
— Замужем. Но я ушла от мужа. — Он задумывается.
— Тебе иногда бывает одиноко? — Я киваю.
— А тебе?
— Мне тоже!
Мы молчим. Между нами пробегает эротическая искра.
— Париж мне не нравится, — подает голос Боб, — думаю, что скоро поеду домой.
— Ты продвигаешься по службе?
— Нисколько! Здесь самая настоящая мафия, туда и не прорвешься! — Он смотрит на часы.
— Ты хочешь вернуться в отель? — тут же спрашиваю я.
— Ни в коем случае! Это то, чего мне хочется меньше всего!
— Почему же ты все время смотришь на часы? Боб опускает взгляд.
— Потому что… потому что я не хочу, чтобы ночь пролетела так быстро. — Он опять замолкает.
Я быстро соображаю.
— Ты хотел бы посмотреть мою квартиру? — решаюсь я.
— О да! — Он сразу расцветает. Глаза сияют, на губах улыбка. — Ты сваришь мне кофе? У тебя дома есть молоко?
— У меня все есть. Знаешь что, пусть бармен закажет нам такси. Мы больше не будем стоять в очереди. Если повезет, через четверть часа мы у меня.
В полчетвертого мы на улице Копер. Он вдруг становится страшно разговорчивым. Он восхищается квартирой, мебелью, почти готовым фри. Вид из окон спальни приводит его в такой восторг! Он декламирует стихотворение про луну, помогает мне на кухне, приносит кофейник в салон, по-домашнему располагается на моем тибетском ковре и разливает кофе. Я удобно сижу в кресле в стиле ампир, в воздухе электрические разряды. Боб ест меня глазами, полными обожания!
Но как только он выпивает свою чашку, сразу же становится тихим-претихим! Сидит и мрачно смотрит перед собой. Я пытаюсь развлечь его разными темами, все безрезультатно! Он отвечает односложно либо вообще не слышит вопроса. Это тянется какое-то время. Что такое? Кофе парализовал его разум?
Меня вдруг осеняет догадка.
Бог ты мой, все шишки на меня валятся. Еще один уникум! Боб — тихий молчун!
Бывают и громкие молчуны. Они тоже не говорят ничего конкретного, и уж ни в коем случае: «Можно у тебя переночевать?» Нет! Такого они никогда не произнесут, скорее откусят себе язык. Но они напевают и насвистывают, ставят кассеты и пластинки, курят и пьют, барабанят пальцами по мебели, упускают ценное время, и ночь пролетает!
Тихие молчуны не барабанят!
Они только бормочут еле слышно: «Мне нужно идти!» И надеются… на что? На чудо? На невидимый кран, который перенесет их в спальню? Без того, чтобы выглядеть сначала немножко смешным, держаться за ручки, гладить по волосам, говорить нежные слова?
Боб лежит на ковре и не двигается. Лишь бы не показывать чувства! Он хорошо смотрится в моем салоне. Но настроение изменилось. Тихие молчуны всегда привносят такую ноту. Между ним и мной вдруг образовалась глубокая пропасть.
Только что было так уютно, а теперь воздух между ковром и моим вольтеровским креслом почернел, и в нем зависло что-то сковывающее. Мы оба смотрим перед собой и слушаем тиканье часов на камине. Наконец я поворачиваю голову и смотрю на него. Он лежит с закрытыми глазами!
— Ты устал? — нарушаю я тишину и зеваю, ведь уже четверть пятого. Слава богу, утром мне не надо никуда идти!
Он кивает, не меняя положения.
— Вызвать тебе такси?
Никакой реакции. То ли хочет остаться, то ли уйти? Ну и гость! На редкость занимательный! Несколько минут разглядываю мужчину, хранящего гробовое молчание. Что мешает ему признать, что он хочет меня и мечтает остаться? Страх, что его отвергнут? Если так, то он жутко закомплексован! Ведь уже в «Виллидж» между нами было все ясно!
У меня вдруг лопается терпение! Я встаю. Я на пятнадцать лет его старше, и у меня больше смелости. К тому же я знаю: в случае с тихими молчунами надо действовать! Немедленно! Боб по-прежнему не двигается, только веки его подрагивают.
— Ты хочешь спать у меня?
Итак, роковая фраза прозвучала! Что он будет делать? Боб кивает. Беззвучно, почти стыдливо. Глаз так и не открывает.
— В моей постели?
Кто его знает, может, он хочет остаться на ковре. Он опять кивает. Но все еще не двигается. Ну хорошо, по крайней мере ясно: сегодня я не буду спать одна!
— Ты знаешь, где спальня, — говорю я и иду в ванную. Не понесу же я его. Все имеет свои границы. Да и тяжеловат он для меня.
Я сажусь на край ванны и пытаюсь представить себе, как это будет выглядеть дальше. Расчесываю щеткой свои длинные пряди и наношу капельку гвоздичных духов на грудь. Я обнажена и готова, но что-то не пускает меня на мой диван. Как я обниму этого мужчину, не сказавшего ни одного ласкового слова, ни разу не притронувшегося ко мне, не посмотревшего мне в глаза, абсолютно чужого?
А вдруг всю ночь так и будет продолжаться?
Но жизнь полна неожиданностей!
Когда я прихожу в темную спальню, Боб лежит голый между простынями. Он даже приподнимает простынь, чтобы я могла сразу нырнуть к нему.
Меня обнимают сильные руки. Неистовый, чувственный рот ищет мои губы и целует меня как сумасшедший. Неужели это тот же мужчина, который только что полумертвым лежал у моих ног?
