ее глаза прикованы к телефону. Она дрожит, ее лицо бледное, но выражение лица решительное.
― Малышка. ― Я подхожу к ней, обнимаю ее. ― Ты в порядке?
― Он плохой человек, Чарли, ― шепчет она, прижимаясь к моей груди. ― Это он причинил боль Уайетту.
Я поднимаю ее подбородок и заставляю посмотреть на меня.
― Что он тебе сказал?
― Он ничего не сказал.
Я выдыхаю и крепко прижимаю ее к себе, наслаждаясь ощущением ее тела, мягкого и безопасного в моих объятиях.
Через окно я вижу, как вишнево-красный F-350 Дэвиса с грохотом проносится по дороге.
Черт возьми, это заняло у них достаточно много времени.
― Чарли, ― говорит Руби голосом, от которого у меня по спине бегут мурашки. Она стоит прямо и смотрит на меня. Ее телефон прижат к сердцу. ― Мне нужно тебе кое-что показать.
Гостиная залита светом. На журнальном столике стоят бутылки из-под виски. Форд и Уайетт раскинулись на диване. Снаружи гремит гром.
Дэвис прохаживается за диваном, его взгляд устремлен на телефон Руби, на фотографию Деклана Валианта.
Руби застенчиво стоит в сторонке, спиной к камину, пока я не шепчу ей в волосы:
― Сядь, подсолнух.
Она качает головой.
― Это семейное дело.
― Ты ― часть нашей семьи, ― твердо говорю я, глядя в ее ярко-голубые глаза. ― Нравится тебе это или нет.
На ее губах появляется лучик улыбки.
Дэвис поднимает руку.
― Чарли, ты это видел?
Я потираю челюсть.
― Видел. ― Я смотрю на Руби, на ее прекрасном лице неуверенность. ― Расскажи им, малышка.
Присев на край дивана, следующие десять минут Руби объясняет моим братьям, как она сделала фотографию. Она и Фэллон в подворотне наблюдали за сценой в борделе, не зная, что мужчина в главной роли, ― Деклан Валиант.
Я стою позади Руби, скрестив руки на груди.
Когда она заканчивает, то убирает прядь волос с лица.
― Я не знала, кто он, ― говорит она. ― Я просто сделала фото. ― Она морщит нос. ― Вините Фэллон.
― Черт, ― выдыхает Форд, забирая телефон у Дэвиса.
Изображение достаточно четкое. Оно золотое.
Деклан Валиант с женщиной в борделе, брюки на щиколотках. Невозможно отрицать ни его фирменную копну серебристых волос, ни пряжку ремня с фамильным гербом.
Та самая пряжка, которая связывает его с женой и сыном.
Она связывает их с их грязными летними делами.
Форд передает телефон Уайетту.
― Черт, ― говорит Уайетт. ― Руби в самом деле крутая.
Я ухмыляюсь.
Это моя девочка.
Она откидывается на спинку дивана, подогнув под себя ноги.
― Я не хочу, чтобы это вызвало проблемы.
― Нет. ― Дэвис улыбается Руби. ― Не вызовет. Ты нам очень помогла. Чертовски сильно.
Уайетт ухмыляется, наклоняя свой виски в мою сторону.
― Теперь у нас есть чем отстреливаться.
Руби выглядит встревоженной.
― Валиант говорил что-нибудь еще, когда был здесь? ― спрашивает Форд, не сводя с меня глаз.
― Типичное дерьмо, ― ворчу я. ― Сказал, что мы играем с огнем. Что у него есть знакомые в Чикаго, которые могут превратить нашу жизнь в ад.
Уайетт усмехается.
Моя свободная рука сжимается в кулак. Я обвожу холодным взглядом Руби, моих братьев.
― Они не превратят Воскрешение в какой-то цементный город. Это наш дом, и мы его защитим.
Все в комнате становятся серьезными.
― Они использовали социальные сети, чтобы добраться до нас. Мы тоже используем их, когда потребуется, ― раздается громкий голос Дэвиса. Звучит как удар молотка в суде.
Форд отпивает виски.
― Сезон предвыборной кампании.
― Чертовски верно, ― соглашаюсь я.
Публикация фотографии взорвет весь мир Валианта. Это разрушит бизнес его жены, шансы его сына на поступление в колледж, уничтожит его карьеру политика. У него появятся более важные дела, чем ранчо в Воскрешении.
― У Стида есть контакт в газете в Миссуле, ― напоминает нам Уайетт. ― Мы можем отдать фото ему. Пусть разместят во всех этих социальных сетях, которые так любит Руби.
Руби впивается зубами в нижнюю губу.
― Это разумно? Стоит ли нам это делать? ― Она с волнением оглядывает комнату, потом поднимает глаза на меня.
Я глубоко вздыхаю и кладу руку ей на плечо, притягивая ее ближе, нуждаясь в ней.
Она все еще выглядит обеспокоенной.
Дэвис, встретившись со мной взглядом, смеется и вздыхает одновременно.
― Они объявили войну первыми. Мы просто ее закончим.
Уайетт поднимает свой стакан с виски.
― Выпьем за социальные сети.
Форд потирает виски.
― Будем надеяться, что мы выберемся из нее целыми и невредимыми.
Руби
Открытые двери, ледяное пиво, конец лета. Закрытие сезона ранчо «Беглец».
Все, что связано с прощальным ужином у костра, хаотично и волшебно, и кажется совершенно идеальным.
Когда Дэвис поднимает холодильник, я проскакиваю под его руками и разворачиваюсь, чтобы поймать его естественный кадр. Я хихикаю, когда рассматриваю снимок. Он хмурится, его жетоны сверкают в лучах заходящего солнца. Не думаю, что эти Монтгомери смогли бы улыбнуться, даже если бы от этого зависела их жизнь.
Опустив телефон, я изучаю суровый пейзаж и ранчо.
Братья Монтгомери ― гордость Монтаны.
У каждого гостя в руке пиво. Шеф-повар Сайлас откапывает лопатой в земле поросенка, которого он закопал вчера28. Из колонок древней стереосистемы звучит музыка. В центре поля гордо горит небольшой костер. За нами до самого неба простираются горы, а закат окрашен в яркие сиреневые тона.
Форд, Дэвис и Чарли стоят рядом, как широкоплечие вышибалы, готовые броситься туда, где возникнут проблемы. От Монтгомери исходит энергия. Они собранные. Гордые. Они так любят это ранчо, что это отражается на их лицах.
Гости сидят на длинных бревнах, смеются, едят с бумажных тарелок. Они делают селфи и общаются с работниками ранчо и персоналом. Скоро они вернутся к своей жизни, но я надеюсь, что они увезут с собой частичку ранчо «Беглец».
И со мной произошло именно это.
Теперь я принадлежу этому месту.
Сказать моему брату и отцу, что я остаюсь, будет нелегко, но и сложно тоже не будет.
Мое счастье, мое сердце ― здесь, с Чарли.
Несмотря на то, что ранчо «Беглец» будет закрыто до следующего лета, я планирую продолжать публиковать посты о нем в социальных сетях. Чем больше я смогу раскрутить их аккаунт, тем лучше. А работая с моим туристическим агентством над предварительным бронированием инфлюенсеров и распространением информации
