Артем побледнел и перестал моргать. До него похоже дошло, где мы. Он резко отстранился. Молча поправил мое платье, а потом уперся руками в раковину и зажмурился. Я заметила, как побелели его пальцы, с такой силой он сжимал их. С трудом втягивал в себя воздух.
— Уходи, — прорычал Романов, вызвав у меня мурашки. — Я выйду следом, чтобы никто не видел, что мы здесь были вдвоем.
Мне дважды повторять не нужно, я открыла дверь и пулей выскочила в коридор. Вернулась на свое место. Тетя Наташа с беспокойством посмотрела на меня. Скорее всего, она догадалась, что я была с Артемом. Это не трудно, учитывая, что у меня губы стали алые и волосы растрепанные. Артем появился спустя пять минут. В мою сторону даже не взглянул. Что-то сказал ведущей, и она поставила медленную музыку. Романов, как ни в чем не бывало, подошел ко мне и за руку вытащил танцевать. Прижал к себе так крепко, что у меня ребра затрещали. Смотрел как лютый зверь. От него так и исходили волны раздражения и злости. Злился он, скорее всего на себя, потому что не смог удержать над собой контроль.
— Ну и что теперь делать? Притворимся счастливыми родственниками и пойдем каждый своей дорогой? Или все же попытаем счастье друг с другом? — спросил он, зарывшись носом в мои волосы.
Я хотела отстраниться, но он не позволил.
— Не знаю, — выдохнула, облизнув пересохшие от волнения губы.
Чувствовала, как под моей ладонью раскатисто билось его сердце. Близость Артёма опьяняла, будоражила кровь.
— Яна, а кто знает? — рявкнул он, хорошо, что за общим шумом, весельем и музыкой никто на это не обратил внимания. — Сколько мне еще жить в подвешенном состоянии? Я к другим женщинам не прикасаюсь, потому что предан тебе. Но если я тебе не нужен, я не собираюсь уходить в мужской монастырь, а продолжу свой обычный образ жизни. Буду снова ночевать то тут, то там, скитаясь по свету.
— Я не просила тебя хранить мне верность, — огрызнулась в ответ. — Я не могу… Почему не хочешь этого понять? Я люблю тебя до одурения, но меня пугают эти чувства, я боюсь этой любви, потому что она неправильная. Так не должно быть!
— Даю тебе ровно три дня, — прозвучало уверенно и холодно. — Если за это время ты не передумаешь то, я вернусь к своей бестолковой, однообразной жизни, — заявил Романов, одарив меня колючим, холодным взглядом.
Я понимала, что это означало — он найдет себе девушку на пару месяцев и будет проводить время с ней. Сердце неприятно сжалось, а ревность гремучей змеей обвилась вокруг шеи, но я не имела права запрещать Артёму двигаться дальше.
Романов наклонился, поцеловал меня в щеку, а потом устало выдохнул:
— Наше счастье теперь в твоих руках.
Я ничего не успела ответить. Он резко выпустил меня из своих объятий и ушел, не оглядываясь. Растерянно смотрела на то, как Романов общался с друзьями и колегами по работе, удерживая непроницаемую маску. А ведь некоторое время назад, его глаза горели от любви и страсти. Стоило вспомнить тот взгляд, и кишки стягивало узлом, мышцы наливались тяжестью.
Что же ты со мной делаешь, Артём?
После праздника я вернулась домой с тяжелым камнем на душе. Осознала, что это конец. Конец нашей дружбе, конец нашему общению, конец всему. Я так и не позвонила Артему ни через три дня, ни через неделю, не через две. Мы перестали созваниваться, видеться, держались друг от друга на расстоянии, чтобы не причинять друг другу боль. Только вот ни черта не помогало. Мы страдали от этой любви, она нас уничтожала изнутри, разрушала душу, оставляла кровавые борозды на сердце. А я наивно полагала, что переболею, что смогу вычеркнуть троюродного брата из головы. Ведь говорят: «с глаз долой из сердца вон». Наверное, мы оба надеялись на эту поговорку.
Пришел декабрь, а с ним холод и снег. Чертков меня так и не побеспокоил, и я про него перестала думать, зря только волновались. Скорее всего, он посмотрел со стороны и понял, что с моей семьи взять нечего и простил долг моего отца.
Я, как обычно, покормила перед сном Шэри и отправилась спать. Вот уже четыре дня я ночевала одна. Решила, что пора приспосабливаться к самостоятельной жизни, не все же время теперь тете Наташе составлять мне компанию. Угроз никаких не возникало, все расслабились, и я в том числе. Виктор так и приезжал за мной на работу каждый день, довозил до дома и прощался. Держался холодно, хотя влюбленный взгляд выдавал его с потрохами. Саша стал забегать реже, потому что его завалили работой, а может, просто не мог разрываться между мной и Артёмом, и видеть наши кислые лица.
Вытянулась на кровати и закрыла глаза. Шэри запрыгнула ко мне и заурчала, а я обняла ее и погрузилась в сон.
«Маленькая девочка на вид около двух лет сидела на протертом коврике и строила башню из кубиков. Громко работал телевизор. Женщина сидела рядом и смотрела новости. В комнату покачиваясь, ввалился мужчина. Он подпер плечом дверной косяк и внимательно смотрел на девочку. Я узнала в этой малышке себя, но снова видела все со стороны. Яна подняла взгляд на отца. Ее глаза казались угольно черными в тусклом свете помещения.
— Андрюша, я не слышала, как ты пришел. Что-то случилось? — с беспокойством спросила женщина, смотря влюбленными глазами на мужа.
Андрей глядел с лютой ненавистью на девочку, сжимая в руке веревку.
— Тут слух прошелся, что Янка на меня не похожа, что ты ее нагуляла за моей спиной. Тварь, лучше сознайся, иначе я убью тебя. Отвечай, Галя, моя она или нет, — прорычал он.
Женщина побледнела и прижала руки к груди, вскочила с места и бросилась к мужу.
— Андрюша, ты чего? Кто тебе такую чушь сказал? Яночка на бабушку похожа, — дрожащим голосом проговорила она.
— Тварь, я научился различать, когда ты врешь, а когда говоришь правду. Сука, значит все-таки нагуляла, — рявкнул Андрей и залепил ей хлесткую пощечину, отшвырнул Галю в сторону. Она упала на пол и зарыдала, держась за щеку.
— Андрюша, — взвыла она, а он напоминал лютого зверя.
Он накинул веревку на шею девочки и затянул, пытаясь задушить. Малышка смотрела на отца, не моргая, цеплялась маленькими пальчиками за его огромную руку, но он не ослабил хватку. Галя… Она не помогла. Так и сидела на полу, рыдая.
— Андрюша, остановись, — шептала она, смотря на безумие, которое творил ее муж. — Я тебе все расскажу, умоляю, не убивай ее!».
Я подскочила на крови, в голове пульсировало, а сердце билось о ребра. Я схватилась за шею, казалось, что до сих пор чувствовала удавку. Этот сон напугал меня до чертиков. Перевела взгляд на часы. Пять утра, на улице темень. Шэри обрадовалась, замяукала, подумала, наверное, что я ее собралась кормить. Я отдышаться не могла. Вскочила и побежала на кухню попить. Мне покоя не давал сон. Это воспоминание или просто сон? Как ни странно, я молилась, чтобы это оказалось реальностью. Мне хотелось верить, что мы с Артемом не кровные родственники. Если бы только мой отец оказался прав… Тогда бы я смогла ответить Романову взаимностью.
Внутри все горело и зудело, я хотела докопаться до истины, ухватилась за сон как за спасательную соломинку. Единственный человек, который мог дать ответ на вопрос: чья я дочь — моя родная мать. Я не была у нее с поминок отца, все времени, да и желания зайти в гости не было. А теперь я следила за минутной стрелкой и мечтала, чтобы часы прибавили ход. Решила, что отпрошусь с работы на день и побегу к матери. Не знала, застану ее дома или нет, но не собиралась отступать. Хотя с чего ей открывать тайну моего рождения? Но с другой стороны, а почему бы и нет? Она же хотела наладить со мной отношения, вот предоставлю ей шанс. Как бы все упростило, если бы Фролов оказался не моим отцом… Тогда понятно было бы, за что он так меня ненавидел и почему хотел убить. Ему было неприятно смотреть на меня и осознавать всякий раз, что ему наставили рога.
Покормила Шэрьку, себе сварила кофе. Сна ни в одном глазу не было. У меня адреналин расплескался по крови. Как только стрелка дошла до семи утра, я сразу позвонила на работу и отпросилась на один день, сославшись на то, что плохо себя чувствую. Натянула джинсы, свитер, накинула куртку и выскочила из дома. Шла уверенным быстрым шагом, ничего не замечая вокруг. В голове пульсировала только одна мысль: брат мне Артем или нет. Больше ничего не волновало, ни холод, ни ветер, ни снег, летящий в лицо. В половину восьмого я уже стояла на пороге родительской квартиры. Была тут только один раз на поминках, но дорогу запомнила. Позвонила в звонок дрожащей рукой. Мне никто не открыл. Я с досадой переминалась с ноги на ногу, теребила собачку на куртке. Снова позвонила, на этот раз послышался звук открывающихся замков. Мать смотрела на меня удивленно, не моргая. С ее волос капала вода, я догадалась, что она только после душа.
