Поправив резную шкатулку, она погладила пальцем узор, хрипло проговорив:
– Ян, давай обсудим аренду.
– Забудь о ней. – Олсен прошёл на середину комнаты, обводя гостиную рукой: – С прошлой недели, этот коттедж мой.
Сунув взмокшие ладони в карманы, Лина выпрямилась и повернулась к нему лицом:
– Спасибо, Ян. Но, я так не могу. Мне очень жаль.
– Присядем, – он указал на один из мягких диванов перед журнальным столиком; с минуту сонно глядел на неё, затем откинулся на спинку: – Лина, выходи за меня замуж.
Она пыталась сглотнуть, но во рту пересохло. Загорелое лицо, напротив, прорезали морщины, придавая чертам выражение усталой горечи. Лина смотрела на Яна расширенными глазами, не думая, что он способен шутить, и все же сомневалась, что верно понимает.
– Выслушай не перебивая, – попросил Олсен, поправляя в вырезе светлого джемпера воротник рубашки. – Я променял молодость на старческую мудрость уже давно. Всю жизнь работал, воздвигая свою империю, и теперь, когда мне сорок восемь, я знаю: ничего другого в жизни не умею и уже не успею.
Он замолчал, и когда Лина решила, что Ян ничего не добавит, продолжил:
– Моя жена умерла десять лет назад. Детей у меня нет. Мне некому передать свою империю.
– Ян... – Лина пыталась ободряюще улыбнуться, – мне так жаль.
– Ты не поняла, – сухо заметил Олсен. – Меня не за что жалеть. Видимо, я недостаточно ясно выразился. Я не прошу милостыню или жалость. Не выношу благотворительность в любой форме. Я эгоист, Лина. И хочу вовсе не сиделку или компаньонку, а жену. Причём молодую, красивую и талантливую, с которой намерен, в том числе, заниматься и сексом.
Олсен поднялся, вынул из кармана портсигар, но передумав, вернул на место и подошёл к окну:
– Не хочу, чтобы между нами осталась тень недопонимания, – холодно проговорил он.
Лина рассеянно гладила обивку дивана в мелкий цветочек, слушая, как начищенные туфли неторопливо меряют каменный пол. Смысл слов, укрывающихся за английской сдержанностью, сбивал с толку. Перестав расхаживать, Олсен остановился в двух шагах. Широкие плечи заслонили свет. Вскинув глаза на рослую фигуру, Лина с сомнением произнесла:
– Ян... но ты не любишь меня.
Укрытая тенью снисходительная улыбка резко очертила носогубные складки гладко выбритого лица. Проведя ладонями по посеребрённым вискам Олсен негромко рассмеялся:
– Дорогая Лина, непосредственность твоего мышления меня восхищает. Кому как не тебе понимать свойственную человеку тягу к прекрасному: будь то красивые вилы, предметы искусства или женщины. Скажем так, сейчас, я рассматриваю вложение в современную живопись. Я делец. Мои фунты – твой талант. Попробуй взглянуть на вещи подобным образом.
Немного покоробившись, Лина усмирила задетую гордость и обдумала слова с предложенной позиции, стараясь быть как он: рациональной и практичной.
– И тебя не смущает, что я люблю другого?
– Что ж… – Олсен скрестил на груди руки и взглянул в окно. – Осмелюсь заметить, не лучший выбор, скорее даже, весьма отвратительный. Но, видимо художники расплачиваются за творческий гений, тем, что видят мир сквозь, одну им понятную, призму. Не мне судить. Могу лишь предположить, что вы не вместе.
Зная, что предательская краска опалила щеки, Лина кивнула.
– Извини, дорогая, я буду жестоким, но животворным, как лекарский скальпель. Если бы ты могла построить счастье с этим, так называемым "джентльменом"– этот разговор не имел бы места. Ты и сама это прекрасно понимаешь, ведь ты не только талантливая, но и умная девочка. Поэтому не лги, в первую очередь, себе. Вспомни: не все мечты должны сбываться.
– Я не могу от него отказаться, – Лина не отводила взгляда от пристальных карих глаз. – Не перестану надеяться. Уже пыталась.
Олсен молчал, но стиснутые кулаки крупных ладоней и выражение застывшего, словно маска, лица, заставило смолкнуть.
– Нет. Не отворачивайся, – резко приказал Ян. – Смотри на меня. Внимательно. Перед тобой безумец, державший мечту за загривок много лет и погубивший всё, чем дорожил.
Он подошёл к камину, упёрся плечом в выступающий угол, горящий взгляд медленно остыл и потух:
– Я родился на юго-западе Англии в графстве Дорсет. Родители владели небольшой скобяной лавкой и маленькой литейкой. Дела были плохи – мы едва сводили концы с концами. Тяжело работая в цеху и ничего не видя, кроме расплавленного металла, отец мечтал, чтобы единственный сын, никогда не подошёл к дьявольским формам. Мать тоже мечтала: она видела меня юристом. А я смотрел на известняковые хребты и мечтал забраться повыше. В семнадцать я уже имел разряд по альпинизму, оставив за плечами десятки восхождений различной сложности. После подрабатывал инструктором – водил в горы новичков. Три года наша группа готовилась к покорению Эвереста. Мы разработали детали, разбили связки, продумали до секунды маршрут.
Ян вновь вынул сигару и на этот раз неторопливо раскурил:
– Накануне восхождения я подрался в пабе. Выпал из окна второго этажа: поломал олух берцовую кость. Я отправился в госпиталь, а группа ушла в горы. Я не мог этого вынести – сотни тренировок насмарку. Сорвался. Буйствовал в палате, громил мебель как молокосос, а в горах мою группу накрывала лавина. Они погибли. Все.
Олсен больше не глядел на Лину. Медленно выпуская клубы дыма, он провалился взглядом в тёмное нутро спящего камина.
– Я помешался на той вершине, – продолжал он. – Для меня стало вызовом взять высоту. Но травма выбила из спорта на несколько лет. Ничего другого я делать не умел, потому стал вникать в сложности литья и изучать сплавы, чтоб, хоть, как-то помочь отцу и окупить свой хлеб. Последовали скучнейшие годы и нуднейшее восстановление, прежде чем, я вернулся в спорт. Я женился на своём реабилитологе и усыновил её шестилетнего сына. Когда мне разрешили нагрузки, приобщил всю семью к альпинизму. Мы всё делали вместе: посещали тренировочный зал, ходили в походы, поднимались по несложным, а потом брали и трудные маршруты. И вместе покоряли, снившуюся мне ночами, высоту, едва сыну исполнилось семнадцать.
Лина поднесла ладонь ко рту, отгадывая развязку за безликим тоном, словно излагающим нудную биржевую сводку.
– Несколько дней сильный ветер выматывал нас: мы изрядно обморозились и устали. Но, в тот день, погода благоприятствовала. Я был одержим – мне нужен был Эверест. Я тянул вперёд, заставляя нас двигаться слишком быстро. Мы шли налегке, оставив дополнительные баллоны с кислородом в лагере. Я все рассчитал: экономя, нам хватило бы одного баллона на подъем и спуск. –
