и несусь к сыну, даже не взглянув на мужчину напротив. В темной комнате, освещенной лишь маленькой настольной лампой, мой ребенок плачет. Сидит в кровати весь мокрый и дрожит.
Я сажусь рядом, убираю прилипшие к его лбу пряди и поглаживаю по спине.
– Что случилось, милый?
– Мне страшно.
– Чего ты испугался?
– Бабушка Грейни…
– Какая бабушка? – недоумеваю я.
– Я смотрел плохой мультик на Ютубе. Только деду не говори. Он будет ругаться.
Матвей укладывается на постель и прижимается головкой к моим коленям.
– Не уходи, мам, вдруг, она снова придет.
– Помнишь, я тебе рассказывала, что монстров не существует. Что их придумали люди, чтобы пугать других людей.
– Но ты все равно никуда не уходи, – шепчет малыш, вкладывая ладошку в мою руку. – И подержи меня за ручку.
– Хорошо, милый.
Я глажу его по голове и спине, пытаясь снова усыпить. Укладываюсь рядом и вглядываюсь в маленькое личико. Сейчас, когда глаза Матвея закрыты, можно легко представить, что он только мой сын, что его отца вообще не существует, что мы вдвоем в этом мире. Но я-то знаю правду. И осознание, что мужчина, сидящий сейчас в паре стен от нас, даже не подозревает о принадлежности к этому ребенку, сковывает ужасом.
Если я позволю остаться ему в своей жизни, он обязательно все поймет. Как вообще можно было не понять все с первого взгляда? Почему он даже не предположил, что это его сын? А может, подумал об этом, но так испугался, что предпочел не знать правду?
Во мне снова закипает гнев. И гнев – это хорошо, это знакомо, это безопасно, я знаю, как с ним справляться. Куда хуже та смесь из непонятных чувств, которую вызвал у меня недавний разговор. И поцелуи.
Лёгкая дрожь снова пробегает по телу, вызывая мурашки. Матюша уже крепко спит, о чем говорит приоткрытый ротик и ослабевшая в моей ладони ручка. А я все никак не соберусь с силами, чтобы встать и вернуться к мужчине, который только что перевернул мой устоявшийся мир наизнанку.
Я прикрываю глаза, пытаясь справиться с собой, снова взять в руки, проанализировать каждое сказанное им слово. И незаметно засыпаю.
Просыпаюсь резко, как от толчка, и сажусь в кровати. Сколько прошло времени? Кидаю взгляд за окно – там по-прежнему темно. Может, прошло пару часов, а может, минут. Я провалилась даже не в сон, а в темную бездну без сновидений. Саша все еще здесь? Прислушиваюсь к звукам в квартире – тишина. Встаю с кровати, касаюсь холодного пола голыми ногами и аккуратно выхожу из комнаты.
Бесшумно передвигаюсь по квартире, ожидая, что сейчас увижу пустующий стул на кухне. Но нет. Александр все ещё здесь. В его руках та же кружка с чаем, а перед глазами смятый листок с его "схемой". Глаза замерли на этой салфетке, брови сошлись на переносице.
Останавливаюсь в дверях, прислонившись к косяку и сложив руки на груди. Решение в моей голове, так и не созрело. Слов для него тоже нет. Разве что:
– Тебе пора.
Александр вскидывает голову и впивается в меня своим пронизывающим взглядом. Да, за столько лет ничего не изменилось, от этих глаз вновь дрожь по телу.
– Мы не договорили, – твердо говорит он.
– Договорили. Я услышала тебя, ты узнал все, что хотел. Тебе пора.
– Это все, что ты хочешь мне сказать?
– Я не прощаю тебя, – сухо говорю я. – Теперь все. Я закрою за тобой дверь.
Он встаёт из-за стола, хватает бумажку и запихивает в карман джинсов.
– Я приду завтра. Мы же не оставим всё так, нужно разобраться с теми, кто это сделал.
– Ты все сделал сам, Саш, – устало выдыхаю я. – Кто-то знал тебя достаточно хорошо, чтобы сыграть на твоих слабостях. Из-за тебя и я попала под удар.
– Я знаю, но…
– И я не буду забирать свое заявление, ты заслужил все, что происходит с тобой сейчас. Считай, что это запоздавшая карма. Надеюсь, я… мы… больше не приходи, ладно? Дай мне, наконец, жить дальше.
Я поворачиваюсь в темноту коридора и иду к входной двери. За мной слышатся приглушенные шаги, так я понимаю, что он идёт следом. Возле самой двери мужские руки обхватывают меня и прижимают к сильному торсу спиной. На макушке я чувствую теплое дыхание, и тело снова бунтует против сознания.
– Не отпущу тебя, понимаешь, – горячо шепчет Саша. – Все изменилось. Я совсем другой человек. Ты тоже. Но между нами ничего не кончено. Мы можем…
– Не можем! – громко говорю я.
– Я все выясню, я все исправлю, – будто не слышит он меня.
– Мне все равно!
– Начнем с того, на чем закончили, нет, с начала! – его голос почти безумен, руки гладят мой живот, разнося тепло по коже, губы почти касаются шеи. Я боюсь сдаться.
Я боюсь, боюсь, боюсь.
– У меня есть мужчина, – выпаливаю я.
Чувствую, как Александр каменеет позади меня, застывает от этих слов.
– Я люблю его. Очень, – я не лгу, Матвей – самый главный и любимый мужчина в моей жизни, хоть и совсем ещё маленький.
– Он знает, что ты спала со мной всего несколько дней назад? – Саша выплевывает эти слова ядом, убежденный, что я совсем не о сыне говорю.
Отступает чуть назад. Разворачивает меня в своих руках. Наверное, хочет заглянуть в мои глаза, но тут так темно, что это невозможно. И слава богу.
– Нет. И никогда не узнает. В понедельник я уволюсь и вернусь к нему. Я уеду навсегда.
Эти слова производят эффект взорвавшейся бомбы. Александр рычит, и его кулак сталкивается со стеной у меня над головой. "Черт!" – шипит он. Затем разворачивается, дёргает дверь и вылетает из квартиры.
Я слышу его быстрые шаги по лестнице, и как хлопает дверь подъезда.
Прикрываю глаза и убеждаю себя, что все сделала правильно. Нет никаких шансов на счастливый исход для нас двоих. И я должна думать о сыне, он важнее всего.
Ему не нужен такой отец. Он отравит его своим ядом.
Александр
Я з*ебался.
Сижу в темноте, пялюсь в окно. На столике передо мной бутылка из сокровенного офисного запаса и пачка сигарет. Обе не тронуты.
Тошнит. Крутит. Выворачивает. Хотя пока не пил.
З*ебался.
Но все равно достаю из кармана салфетку с наброском. Она поистрепалась – не лучший материал для важной схемы, но основная мысль все равно ясна. Вскакиваю, как ужаленный, роюсь в тумбе в прихожей, достаю старый нетронутый ежедневник. Щелчок. Загорается верхний свет.
Я морщусь, но все равно
