— Чокнутая, — прошептал Матвей и покачал головой.
Я сама не понимала, как решилась на такое. Как сумела бороться до победного и не струхнуть в последний момент.
В салоне повисло молчание. Ксютка играла в ладушки с отцом, а остальные о чём-то глубоко задумались. В какой-то момент Матвей потянулся к магнитоле и включил её. Раздалась песня нашей юности. Я помнила её, потому что слушала после похорон. Она меня успокаивала и некоторое время дарила облегчение. В те годы она даже стала хитом. Видимо не мне одной она запала в душу.
— Как же мне нравится эта песня, — вдруг проговорила Люся, покачиваясь в такт музыке.
Глеб улыбнулся и поправил волосы Ксютке, которая махала ногами в детском кресле.
— Это песня из нашей молодости, — ответил ей брат. — Мы тогда из десятого переходили в одиннадцатый. Рустам от этого хита сходил с ума. Мог слушать его часами. Даже на рингтон поставил.
Мы с Марковым одновременно усмехнулись. Как-то не соответствовала эта танцевальная попса гиганту Рустаму. Он всё же огромный самбист, который пугал одним только видом, а зависал под такую незатейливую песню. Как он вообще смог очаровать нашу классную учительницу и даже жениться на ней, хотя я точно помнила, как она тряслась перед ним.
— И что, — вдруг холодно процедила Люся и повернулась к брату всем корпусом. — Мне теперь запрещается её слушать?
— Нет, конечно, — растерялся Глеб.
— Или может быть вы, старички, — она обвела нас пальцем. — Устроите митинг запрета слушания музыки ваших времен? Вы ведь такие старые, а я молодая. Вдруг мои ушки постареют раньше времени от прикосновения к вашему поколению.
Люся глянула на меня и затем перевела взгляд на поджавшего губы Матвея.
— Почему столько акцента на возрасте, — подозрительно уточнил Глеб, всматриваясь в сестру.
— Просто, — пожала плечами девушка и отвернулась к окну.
— Сомневаюсь, что просто, — устало провёл по лицу Глеб, а затем вперил взгляд в Матвея. — Или ты это говоришь не всем нам, а кому-то конкретно?
Упс… Братское сердце Глеба чувствовало подвох и опасность. Я повернулась к окну, чтобы не выдать себя. А Матвей тем временем с невыразительным выражением лица крутанул руль и объявил:
— Приехали!
Мы по очереди вышли. Глеб с девчонками снова шли чуть впереди.
— Это было близко, — прошептал Матвей, включая сигнализацию.
Мы догнали их у лифта и молча поднялись в квартиру Глеба, где я ещё не была. Люся убежала на кухню подогревать обед. Марков пошёл с ней, чтобы достать тарелки, как он громко всех предупредил. А я ушла в ванну. Спустя пару минут ко мне заглянул Глеб. Он молча взял меня за руку и повёл в свою комнату.
— А где Ксютка?
— Мультики смотрит. Она поест и сразу спать ляжет. Уже успела устать, — улыбнулся он. — А вот тебя надо подлечить.
Глеб невозмутимо обрабатывал раны и смазывал заживляющим кремом обожженную кожу. Его касания не причиняли мне боли. Они согревали и навевали воспоминания о нашей единственной ночи.
— Выгляжу наверное ужасно, — простонала я, когда заметила своё отражение.
— Ты прекрасно выглядишь, Ксюша, — возразил он. — Сейчас тебе нужно вылечиться и отдохнуть. После ты почувствуешь себя лучше.
Глеб прикоснулся к моей щеке, будто снова искал в моих глазах радугу. Между нами медленно сокращалось расстояние и в какой-то момент его губы согрели мои. Мой вздох застрял между нами. Моя ладонь заскользила по груди Глеба, где билось сердце, а затем спустилась к напрягшемуся животу. Он стал крепче за эти годы. Его же пальцы тем временем запутались в моих волосах. Наш поцелуй становился жарче, что мы даже не заметили, как завалились на кровать, продолжая целоваться и касаться друг друга.
— Ксюша, как же я скучал, — прошептал он.
— И я…
Глеб навис надо мной, целуя шею, прикусывая мочку уха, от чего я вздрогнула и вспыхнула. Возбуждение прокатилось по моему телу, от чего я задрожала.
— Хей, голубки, вы про нас не забыли! — Марков с силой стукнул по запертой двери, незамедлительно остудив нас.
Глеб недовольно уставился на дверь, которая скрывала Матвея, и со вздохом приподнялся. Через минуту я присела рядом с ним. Он задумчиво смотрел вперёд, когда вдруг спросил:
— Тебе не показалось странным поведение Люси?
— То есть, — кашлянула я, не зная куда спрятать взгляд.
— Она ведь не могла влюбиться в Маркова? Или он её соблазнить? Он же не настолько испорченный?
— А что, это плохо? Матвей отличный парень, вообще-то, — проговорила я. — Не думаю, что он будет обижать твою сестру.
— Да нет, это бред, — вдруг опроверг самого себя Глеб и встал. — Он не мог заинтересовать мою сестру. Мне просто показалось.
Я же только хмыкнула, но не ответила. Я не видела сложности в отношениях между Матвеем и Люсей, но между Матвеем и Глебом — проблемы явно были. Причем с обеих сторон. И как им помочь преодолеть это, я не знала. Помогать в отношениях — это совсем не моя специфика.
Мы вошли в гостиную, где Люся успела подготовить стол, а Матвей раскладывал тарелки. Марков подмигнул нам, когда заметил, но Глеб глухо проговорил:
— Неприятный вид. Мрак в моём доме и ведёт себя как часть семьи.
Они ведь не начнут драку, если что. Если вдруг поспорят или поругаются.
Но мы всё же сели за стол и пообедали в тишине. Глеб убедился, что Ксютка хорошо поела, а затем увёл её в спальню. Она уже давно клевала носом. Люся изящно встала и незаметно от брата провела по руке Маркова, а затем ушла на кухню, чтобы подготовить десерт. Я резко подсела поближе к другу и зашептала:
— У тебя есть хоть какой-нибудь план? Он не рад перспективе родства с тобой.
— Да я тоже не рад перспективе родства с ним. Это ведь каждый праздник его рожу видеть, — в ответ зашептал Матвей, чуть наклонившись. — Но как говорится, и такое бывает. Это не в его и не в моей власти. Пусть привыкает.
Он развёл руки и в этот момент вернулся Глеб.
Они вдвоём собрали большой стол в форму кофейного. После чего Люся внесла испеченный ею торт. Я отсела от друга, а тот взволнованно провёл по лбу. А Глеб ещё более подозрительно уставился на Маркова.
— Брат, сходи за чайником.
Он вышел, а Люся раскладывала торт по тарелкам, а затем отломила кусочек и на вилке поддала попробовать его Матвею. Марков с сомнением смотрел на девушку, умоляя глазами перестать его дразнить, но она настаивала на своём. Уже послышались шаги возвращающегося Глеба, когда я толкнула друга, чтобы ускорялся.
Он быстро съел предложенный кусочек, а Люся, довольная, отошла и села на кресло. Я же неожиданно засмущалась, сдерживая несвоевременный смех. Один Глеб оставался суров и подозрителен. Он разлил кипяток и сел ко мне на диван.
Мы снова молча пили чай, не рискуя раскрыть рот. Я надеялась, что застолье закончится мирно, если, конечно, Люся не захочет рассказать нам о своих чувства Матвею. А она, ой, как хотела это сделать. Только для чего? Чтобы их отношения пошли дальше или, чтобы подразнить Маркова?
В какой-то момент я заметила тайные переглядки парочки, как вдруг Люся ухмыльнулась и задумчиво проговорила:
— Я тоже хочу татуировку. Примерно такую же, как и у Матвея.
Она невозмутимо засунула ложку с тортом в рот и протяжно застонала, словно не замечая, как вокруг изменилась атмосфера. Глеб уставился на Маркова, ища тату на видном месте. Он ещё в машине скинул пиджак и остался в белой футболке, которая открывала чистые руки и шею. Матвей же чуть не подавился от столь пристального взгляда, но умудрился ему ещё и улыбнуться. Вот же бессмертный.
И тогда Глеб дошёл до грани. Он нахмурился, отставил от себя кружку и тарелку и наклонился немного вперёд.
— Не понял, — пробурчал он. — А ты откуда знаешь, что у Маркова есть тату? Может, ещё знаешь где оно?
— Вот глупый, — засмеялась в ответ Люся, поправляя волосы. — Конечно, знаю. А вот откуда… Такие вопросы брат не должен задавать сестре. Ведь и так понятно откуда.
Ту-дум!
Почему нынешняя ситуация казалась опаснее и нестабильнее, чем то, что я пережила в Африке?
