— У-у меня нет никаких «шрамов».
— Они есть. Не физические, но она всю жизнь оскорбляла тебя морально, Эмори. Как ты думаешь, откуда взялась твоя привычка голодать? Не от модельного агентства, а от того, что эта женщина продолжала называть тебя толстой, хоть ты никогда не была такой. Как ты думаешь, почему ты ненавидишь, когда тебя сравнивают с кем-либо? Женщина, которая всегда сравнивала тебя с твоей сестрой-близняшкой и называла уродливой, несмотря на то что ты выглядела точно так же как Милли.
Почему мы обсуждаем это? Мы должны были обсуждать, почему Майлз думает, что моя мать сообщила о нем в CPS, а не её прошлые ошибки.
— Она моя мать, Майлз. Её мнение обо мне всегда будет иметь для меня значение. Она не виновата, что я принимаю всё слишком близко к сердцу.
Он поднимается с пола, сокращая расстояние между нами. Майлз кладет руки на мое лицо, окутывая его теплом. Я позволяю ему это.
— Да, именно поэтому ей вообще не следовало говорить такое. Тот, кто любит тебя, так не делает, — на этот раз его голос звучит нежно, он больше не кричит. — Возможно, я не лучший отец, Эм, но мысль о том, чтобы сделать с Брук то, что делает с тобой твоя мать, заставляет меня хотеть умереть. Я лучше сгнию в аду, чем когда-нибудь скажу своей дочери, что она недостаточно хороша или что ей нужно похудеть, чтобы другие люди любили её. Видеть только недостатки и указывать на них при первой возможности — это не любовь.
Майлз вытирает мои слезы. На этот раз я не останавливаю его.
— Она… любит меня.
— Она никогда не проявляла к тебе любви, Эмори. Никогда. Ни разу за всю жизнь.
Из моего горла вырывается рыдание. Он прав, я знаю, что он прав, но я не хочу принимать эту реальность. Она моя мать. Она должна любить меня. Она должна заботиться обо мне.
Я сжимаю его запястья, просто крепко держу.
— Если это не любовь, Майлз, то что это, черт возьми, такое?
Он наклоняется, прислоняя свой лоб к моему. Его глаза закрываются, и он выдыхает воздух, который касается моей коже.
— То, что у нас есть, — шепчет он. — Чувствовать себя свободным рядом с кем-то. Тебя не осуждают. Это правильно, Эмори. Рядом со мной ты довольна, спокойна. Тебя не беспокоят риски, которые несет любовь. Знаешь, что тебе не нужно переживать плохие времена в одиночку.
Всё… то, чего не дала мне моя мать.
— Тебе этого недостаточно, верно? — спрашивает он, отрывая свою голову от моей.
Наши взгляды встречаются, и хотя мой мир сейчас кажется размытым пятном, я все ещё вижу боль в его глазах. Это разбивает мне сердце.
— Я говорю тебе, как сильно тебя люблю, но тебе всё равно этого недостаточно. Ты не хочешь видеть, что любовь — это не насилие, — он глубоко и болезненно вздыхает. — Я люблю тебя, Эмори Кинг. Я тебя люблю. Я тебя люблю. Не будет ни одного дня в нашей жизни, когда я не буду чертовски любить тебя. Для тебя это ничего не значит?
Я моргаю. Снова и снова. Надеюсь, что если я буду моргать больше, то быстрее освобожусь от слёз и смогу увидеть Майлза. Но я не успеваю, потому что Майлз убирает руки от моего лица и делает несколько шагов назад.
— Майлз… — говорю я дрожащим голосом.
— Ты всё ещё думаешь, что твоя мать не сможет причинить кому-нибудь вред?
Она никогда не проявляла к тебе любви. Никогда. Ни разу в жизни. Женщина, которая продолжала называть тебя толстой, хотя на самом деле это не так. Она причиняла тебе вред всю твою жизнь.
Я с трудом сглатываю. Думаю, могла ли моя собственная мать сообщить о Майлзе в CPS, поступая как эгоистка?
— Она работает в CPS, Майлз. Она… с чего бы ей… я не понимаю, — икаю я.
— Я спросил тебя, веришь ли ты, что она сможет это сделать?
На этот раз он звучит холодно. Холодный. Майлз никогда не был ко мне холоден, даже когда ненавидел меня.
— Может быть, она… смогла бы это сделать. Но я не понимаю, зачем ей это.
Майлз кивает головой и медленно отступает.
— Не уходи, пожалуйста, — прошу я.
Он останавливается.
— Я не оставлю тебя, Эмори, — говорит он. — Мне нужно пять минут, ладно?
Майлз делает шаг ко мне. И еще один. И еще один. Пока он снова не оказывается прямо передо мной. Он проводит большим пальцем по моей щеке, затем наклоняется, чтобы поцеловать в уголок моего рта.
— Всего пять минут, чтобы я мог осознать все, что произошло сегодня, хорошо?
— Хорошо, — выдыхаю я.
— Я никогда не оставлю тебя, Эм. Я имел в виду это, когда сказал, что люблю тебя. Отказываться от нас сейчас — это не вариант.
ГЛАВА 69
«И с каждым твоим вдохом, я влюбляюсь» — This Is What It Takes by Shawn Mendes
Майлз
Мы не общались две недели. Ну, не совсем.
Последние две недели были наполнены молчанием, подобным тому, что мы хранили до женитьбы. Это причиняет боль, особенно когда тебе хочется поговорить с женщиной, которую ты любишь.
Дело не в том, что я не хочу говорить с Эмори, я честно пытаюсь. Просто не знаю, что ей сказать. Это как в ту ночь, когда мы поссорились, все в нашей жизни продолжало рушиться. Наше общение прекратилось, и я не уверен, что мы когда-нибудь возобновим его снова.
Нам придется, черт возьми. Мы женаты. Я люблю её. Я не могу просто отказаться от нее, и сейчас для нее действительно неподходящее время отказаться от меня. Менее чем через месяц она должна родить, и для этого ей понадобится моя поддержка.
Но сейчас не о нас, а о Брук и её первом дне в школе. Я могу заплакать, только подумав об этом.
— Я красиво выгляжу, папочка? — спрашивает Брук, покачивая ногами вперед и назад, пока я пытаюсь надеть ей туфли.
— Ты самая красивая, детка.
Она хихикает и останавливается, когда Пуррито вскакивает на кровать и прижимается головой к её бедру. Брук тут же начинает его гладить.
— Мэмори тоже придет?
— Ага, — Эмори ни за что не пропустит первый день Брук.
Я знаю, даже если бы мы не были женаты и все еще продолжалась эра «я ненавижу тебя», она все равно бы появилась.
— И Рис тоже собирается туда, верно?
— Да, детка.
— И я приведу с собой мистера Пушистика?
— Да, — она всё равно не уйдет без него. Это её утешитель, я не могу просто заставить её оставить его дома, особенно в такой важный день, как сегодня.
Кто-то стучится в дверь спальни Брук и тут же открывает.
— Колин спросил, в какое время мы уезжаем. Он не хочет случайно опоздать.
— Ты готова идти? — я рассматриваю наряд Эмори. На ней летнее платье: широкое, но милое, и на этот раз в сочетании с белыми кроссовками. Думаю, они удобнее, чем её любимые высокие каблуки, особенно в её положении.
— Ага. Возможно, мне придется сходить в ванную.
Имеет смысл.
— Тогда десять минут?
— Хорошо, — она разворачивается и уходит, как делала это последние две недели. Как я уже сказал, сегодня мы говорим по-минимуму.
— Папа, ты должен поцеловать Мэмори, и тогда с тобой все будет в порядке.
Я смеюсь, хотя мне не хочется, давно этого не хотелось. На моём лице появляется улыбка, только из-за Брук.
— Ты думаешь?
Поцелуй не поможет волшебным образом все исправить, но зачем портить воображение моей дочери?
Плохо, что она понимает, что между мной и Эмори что-то не так.
— Мм-хм. А потом, когда вы поцелуетесь, Мэмори снова полюбит тебя, и ты полюбишь её, и мы снова будем одна счастливая семья. Хорошо?
— Вот как это работает?
Она кивает с убеждением.
— Да. Все очень просто.
— Что ж, спасибо. Я могу попробовать.
Брук пожимает плечами.
— Pas de problème[34].
↠♡↞
Брук подбегает к Рису, как только выпрыгивает из машины. Она идет, чтобы обнять его, а затем злится на него за то, что он прикоснулся к мистеру Пушистику.
— Знаешь, кого я в них вижу? — говорит Лили, подходя ко мне. — Аарона и Софию. Они вели себя точно так же.
