— Ну что ж, огромное вам спасибо, мистер Маршалл! — выкрикнула Флер, сама не зная, что страшнее: когда Алекс рвал и метал или когда напускал на себя цивилизованный сдержанный вид. Пожалуй, последнее хуже. Гораздо хуже. Ведь здесь и не пахло чувствами. Ах, если бы он разозлился! Даже разъярился! У них еще оставалась бы надежда вернуться друг к другу в объятия. Такие ссоры сами по себе утихают в постели, и удержать Алекса она могла только в постели.
Кое-как Флер поплелась следом за ним на кухню. Он поставил поднос и принялся мыть чашки. Она следила за ним, не в силах шевельнуться: Алекс Маршалл — примерный муж, не забывает про домашние обязанности. Поставив чашки на сушилку, он направился в гостиную, чтобы собрать одежду.
— И это все? — не веря своим глазам, спросила она. — Ты хочешь сейчас уйти? Просто закрыть за собой дверь, словно ничего и не случилось?!
— Это не обязательно должно было случиться сегодня, — заметил Алекс, зашнуровав ботинки и завязав галстук. — Вполне возможно, мы смогли бы пробыть вместе еще недельку-другую. — Он уже надел пиджак и был готов уйти.
Флер вернулась к дивану, наклонилась и подобрала с пола фарфоровый банан. Халат распахнулся, обнажая те самые пышные груди, которые так обожал Алекс.
Прикинув на ладони тяжелую игрушку, Флер приложила ее к груди. Темно-алый сосок и ярко-желтый фарфор. Их взгляды встретились, и она успела заметить в его изжелта-серых кошачьих глазах новый всплеск похоти.
— Я предложила тебе свою жизнь, — тщательно выговаривая каждый слог, сказала Флер. — Я предложила тебе свое сердце, свое доверие, свою любовь, свою верность. А ты ответил мне: «Валяй, трахайся с вонючим бананом!»
Похоть моментально сменилась испугом.
— Черт побери! — Алекс отшатнулся, но недостаточно ловко. Банан со свистом рассек воздух. И на какую-то долю дюйма не попал ему в глаз, прочертив алую полосу на виске.
— Ты взбесилась! — взревел он. Его рука непроизвольно прижалась к ране. И тут же стала липкой от крови. — Ты, долбаная дура! Ты же чуть меня не убила!
— Как ты только что убил меня, драный ублюдок! — взвизгнула она и рванулась вперед. Однако ни проклятия, ни кулаки не достигли цели — Алекс Маршалл уже успел захлопнуть дверь да и был таков.
Каждое утро Берни просыпалась с первыми лучами солнца, надевала купальник и отправлялась на пляж до самого завтрака. Насколько хватало глаз, вокруг были лишь небо и море, а уши улавливали только крики чаек да мычание коров на дальнем лугу. В воздухе висел медовый аромат цветов. Нью-Йорк остался в далеком прошлом.
Примерно в течение часа она наслаждалась плаванием, затем завтракала на террасе и удалялась в бунгало, где дремала и читала в ожидании, когда спадет дневная жара. Ближе к вечеру, приносившему свежесть и прохладу, гуляла по пляжу, собирая ракушки, чтобы вернуться к началу обеда. В девять часов вечера Берни уже отправлялась спать. Она ни с кем не общалась, кроме персонала отеля. Будь ее воля — даже не просыпалась бы всю эту неделю.
— Коралловый рай, — так описывал Антигуа агент из бюро путешествий в те счастливые дни, когда они с Роджером планировали отпуск. Отель «Хоуксбилл» был рекомендован как один из самых элегантных и уединенных. — Настоящий сказочный остров, — разливался соловьем агент, — для медового месяца лучше и не придумаешь. Идеальный приют для влюбленных парочек.
И для беглецов, пожалуй, тоже.
Берни не сомневалась, что именно здесь ее никто не станет искать. Да и кому она понадобится — разве что для того, чтобы пристрелить в отместку.
— А где же мистер Ноланд? — поинтересовался менеджер, когда она приехала в воскресенье.
— К несчастью, — отвечала Берни, — он не смог вырваться. Я надеюсь, что смогу обрести здесь полный покой и вы последите, чтобы никто не нарушал мое одиночество.
Напрасное беспокойство. В межсезонье на этот курорт ездили одни обитатели Брайтона, и Берни с облегчением обнаружила, что здесь нет никого из ее круга. А в холле даже не стояло телевизора. Отличное убежище для серьезных размышлений.
Бернадетта Хонг была деятельной особой. Она верила, что мир делится на тех, кто мыслит, и тех, кто действует. И себя причисляла к последним.
Еще девчонкой предпочитала тех, кто скор на расправу, кто сначала пускает в ход кулаки, а уж потом спрашивает, если он вообще умеет это делать.
Она восхищалась Александром Македонским за то, что разрубил гордиев узел, Генри Фордом — что обозвал историю брехней, и Наполеоном, потому что маленький капрал — совсем как она сама — нуждался всего в пяти часах сна. В то время как все остальные дрыхли, он был на ногах и творил свою судьбу. И когда позже, в десятом классе, Берни впервые узнала про Гамлета, бедняга принц не снискал ее уважения.
— Гамлет все прошляпил, — заявила она в классе.
— Но разве ты не сочувствуешь его страданиям? — спросила учительница английского.
— А с какой стати? Ваш Гамлет — просто размазня.
По мнению Берни, он олицетворял самый никчемный тип мужчин. Таких, которые вечно о чем-то думают и связаны по рукам и ногам своими сомнениями. Вот если бы принц в тот же миг, как узнал о злодействе дяди, подчинился импульсу, схватил меч и учинил скорую расправу над Клавдием — не случилось бы и остальной трагедии. Одним ударом Гамлет избавил бы и себя, и других от кучи неприятностей. А он вместо этого весь пятый акт только и знает что думает да сомневается и позволяет завариться жуткой каше. Ведь на протяжении драмы трупов становится все больше и больше — просто целая гора. Невинные люди гибнут один за другим из-за нерешительности принца. Видно, только в конце до Шекспира дошло, что справедливость должна восторжествовать — лучше поздно, чем никогда. А вот Берни всегда считала, что лучше рано, чем поздно.
Однако сейчас, когда драма приключилась в ее собственной жизни, Берни впала в сомнения. Оказавшись лицом к лицу с трудным выбором, она струсила и стала тянуть время, не решаясь сделать то, чего на самом деле желала. Как Гамлет, она смалодушничала и дотянула до самого последнего акта. И, как он, тем самым породила хаос.
Сидя на песчаном пляже Антигуа, она мысленно вела подсчет жертв.
Роджер — уязвленный и злой. Еще бы — подвергнуться такому публичному унижению! Этот человек не сделал ей ничего плохого — кроме разве того, что предложил выйти замуж. А ведь они могли остаться просто друзьями.
Ее мать в отчаянии. Пожалуй, тут вполне подойдет «разбитое сердце» — ведь Берни разбила самую сокровенную ее мечту. Ах, как Адди Хонг хвасталась напропалую: «У моей дочки просто чудесный жених». И вот теперь она осталась ни с чем.
