Ее решимость растаяла, как снег на солнце, и, отдаваясь ласкам Сэма, Клер какой-то клеточкой мозга вдруг поняла, что в романтических книгах Элинор все же есть зерно истины.
Потом, когда Сэм опять уснул, Клер лежала неподвижно, глядя на блики каминного огня на потолке, и испытывала чувство вины и угрызения совести.
За полчаса до того, когда они разомкнули объятия и отдышались, она шепнула Сэму:
– Почему ты хочешь, чтобы я вернулась? Скажи мне правду.
Притиснув ее к своей широкой груди так, что от прикосновения его курчавых волос у нее защекотало в носу, Сэм ответил также шепотом:
– Потому, что я люблю тебя.
Но Клер понимала, что подлинные причины отнюдь не столь романтичны: просто Сэм тосковал по сыну, по жене, по семейной жизни гораздо больше, чем сам ожидал. Как собака привыкает к своей будке, так и он привык к тому, что Клер всегда рядом: она радовала его, она заботилась о его доме и его общественной жизни, она развлекала разговорами его клиентов и брала на себя все нудные и малоприятные мелочи повседневной жизни, давая ему возможность сосредоточиться на любимой работе.
Клер вздохнула. Несколько минут назад Сэм, что называется, расшибался в лепешку, стараясь, чтобы ей было по-настоящему хорошо. Но он именно старался, и она чувствовала это. В какой-то момент он шепнул ей:
– Ну, что мне еще сделать? Я, кажется, еще только на ушах не стоял, чтобы угодить тебе.
– Вот-вот, – прошептала в ответ Клер. – Именно поэтому у нас ничего и не получится, Сэм. Потому, что я знаю, что ты стараешься, и сама тоже стараюсь. А с Дэвидом никому из нас нет нужды стараться.
– Что же, черт его побери, он делает такого, чего не делаю я?
Клер попыталась объяснить – сбивчиво, неловко, выбирая слова, чтобы не обидеть Сэма:
– Дэвид принимает меня такой, какая я есть, – с моим телом, моими реакциями, моим образом мыслей… Он принимает мои чувства и ощущения, так что мне не приходится подлаживать их под его понятия и предрассудки. Он может чувствовать не так, как я, – но он никогда не настаивает, чтобы я подгоняла себя под него.
– Ты хочешь сказать, что в постели он лучше меня?
– Вот это как раз говорит о том, что ты не слушал меня! – Клер почувствовала, как в ее душе вновь поднимается возмущение. – Я и ушла-то от тебя потому, что ты не считал нужным слушать меня, Сэм, и никогда не принимал меня всерьез! Когда я говорила тебе о чем-нибудь для меня важном, ты делал соответствующие комментарии, но я понимала, что на самом деле ты меня не слышал, потому что в это время читал газету или делал еще что-нибудь. И мне стало ясно, что чтение газеты для тебя важнее того, что я хочу сказать. – Она присела на кровать. – Я чувствовала, что в действительности ты не здесь, рядом со мной, а где-то далеко – там, где я не могла бы потревожить тебя.
– Значит, ты бросила меня из-за того, что я тебя не слушал?
Клер, освещенная пламенем камина, воздела руки жестом отчаяния:
– Сэм, у тебя короткая память, но, видно, это тебя вполне устраивает. Я ушла от тебя потому, что застала тебя в постели с женщиной – и не в первый раз.
Хладнокровие начало изменять Сэму. Какой смысл снова поднимать эту тему? А если уж у Клер такие строгие понятия на сей счет, то каким образом они оказались вместе в постели? С едва скрываемым раздражением он заметил:
– Ну, ты-то получала свое. Я ведь ублажал тебя на всю катушку. Неужели тот факт, что я разок лег в постель не с тобой, мог так повлиять на наши отношения?
– Беспорядочность в этих делах обесценивает любовь! – выпалила Клер. Она была непоколебимо убеждена в своей правоте. Она на себе испытала, как способна нечестность в сексуальных отношениях исковеркать всю жизнь женщины, ибо они, по сути, неотделимая часть бытия.
И вдруг все сомнения, мучившие Клер, разом рассеялись. Теперь она твердо знала, с кем из двоих она хочет провести остаток своих дней. Конечно, совесть подсказывала ей, что она должна вернуть Джошу отца и предоставить Сэму еще один шанс доказать, что он способен быть хорошим мужем. Но она уже прошла через мучительные, как агония, угрызения совести после того, как оставила сына без отца. Чего ради снова все начинать?
И чего ради рисковать, возвращаясь к Сэму? Рисковать этой своей новой, счастливой жизнью, построить которую ей стоило стольких трудов и борьбы; надеяться, что Сэм на сей раз сдержит данное слово, – он, который столько раз нарушал столько данных слов?
– Да нет, я совсем не имел в виду этого, – Сэм подбирал слова, чтобы тронуть Клер – Прости, родная. Ты не представляешь себе, как я раскаиваюсь.
Клер мягко отстранила его руку, готовую обнять ее. Она приняла решение, и его уже ничто не могло изменить. Сэм по натуре как был, так и остался человеком преимущественно эгоистичным, а Дэвид, в ком так мало эгоизма, был тем человеком и тем мужчиной, который помог ей развить собственную личность. Дэвид добр и нежен, он внимательный и думающий. Дэвид чуток и деликатен, а Сэм – нет, почему и проигрывал в сравнении с Дэвидом как любовник. Ведь Клер не забыла, что именно чуткость и деликатность Дэвида спасли ее от мучительных сомнений в своих сексуальных способностях, помогли избавиться от крепко засевшей в ней с детства неуверенности в собственных силах, которая так мешала ей встать на ноги и самой решать свои проблемы.
Теперь, глядя на спящего Сэма, Клер молила Бога, чтобы Дэвид проявил всю свою деликатность, чуткость и понимание, когда она расскажет ему о том, что у нее только что произошло с Сэмом.
Вечером, часов в шесть, Миранда услышала, как Шушу напевает в единственной ванной комнате Эпплбэнк-коттеджа, не слишком заботясь о точности мелодии: „Все красивые девчонки наверняка хоть раз в жизни да полюбят моряка…"
Приготовив поднос с чаем, Миранда отнесла его в комнату для гостей. Элинор, сидя в постели, складывала в сумочку листки с записями счета игры в скрэббл.
– Я выиграла! – торжествующе возвестила она, но тут же забеспокоилась: – А вдруг Шушу поддалась мне? Как ты думаешь?
– Никогда в жизни, – солгала Миранда, разливая чай, и, подавая чашку Элинор, сказала мягко: – Я хотела спросить тебя об одной очень важной вещи, Ба. Кто такая Патриция Кеттл?
Дрожащей рукой Элинор опустила чашку на поднос.
– Она… она работала секретаршей где-то в Министерстве обороны, – Элинор старалась говорить непринужденно. – Она погибла во время одной из бомбежек – кажется, в сорок третьем.
– Но этого мне мало, дорогая, – мягко, но настойчиво продолжила Миранда и, вынув из кармана помятые свидетельство о рождении и письмо Джо Гранта, протянула их бабушке.
Элинор печально взглянула на них.
