общение у нас не складывается, впрочем, наверное, как всегда.
– Ладно, я тогда пойду и…
– А кто тебя попросил прийти ко мне? – спрашивает Дэв. При этом его тон напоминает мне голос ребёнка, который нашкодил, а теперь боится идти домой и поэтому хочет выяснить, от кого из родителей ему достанется меньше, кто не в такой мере зол на него, а, возможно, даже защитит. – Тётя или Романов-старший?
Окончание вопроса подтверждает мои подозрения. Из чего делаю вывод: Дэв считает себя виновным в трагедии и думает, что родители Саши больше не хотят его видеть и разговаривать с ним и поэтому отправили меня.
Желание подойти обнять его, утешить и поддержать стало настолько велико, что, сделав шаг к нему, я с трудом удержала руки при себе, в последний момент вспомнив, какие у нас отношения.
– Нет, твоя мама.
– Мама? – поражённо смотрит на меня Дэв. – Откуда она тебя знает?
Не хочу напоминать ему о последствиях кастинга Сони и о том, что мы её видели тогда, хоть и по видеоконференции, но общались, поэтому говорю:
– Я звонила тебе, пока ехала сюда. А твоя мама подняла трубку.
Давид протягивает руку, чтобы взять свой телефон, но, так как весь перебинтован, у него это выходит довольно неловко. А когда я порываюсь ему помочь, то натыкаюсь на предупреждающий взгляд из-под нахмуренных бровей.
Что ж, пусть сам пробует.
Поднимаю вверх руки, признаю свою капитуляцию.
Потрудись-ка сам, милый.
Ожидание нас вознаградило, наконец, он берёт трубку в руки и, разблокировав экран, смотрит на входящие.
– Вот чёрт! – устало откидывается на подушку и возводит глаза к потолоку.
– В чём дело? – не понимаю его реакции.
– Она тебе улыбалась сейчас? – задает глупый вопрос Дэв.
– В смысле? А что, она должна на меня кричать, что ли? Что за вопрос, Давид?
– Просто ответь на него, Диана.
Блуждаю взглядом по его лицу, пытаясь понять его мысли, но ничего не выходит.
– Конечно, улыбалась, и это нормально.
Давид нервно проводит по волосам рукой, а потом вводит меня в ещё большее замешательство словами:
– Теперь она тебя знает. Готовься.
– К чему? И, кстати, откуда у тебя моя фотография?
– Ты тоже видела?
Невинно пожимаю плечами.
– Ну, телефон я не смотрела, только когда звонила, высветилось моё фото и то, как ты меня подписал.
Давид резко поднял на меня глаза.
–Ты прочла?
– Да, – отвечаю с вызовом и сразу замолкаю. Может, признается сам, как меня обозвал.
А он, гад такой, подозрительно щурится и пристально смотрит на меня. Когда я понимаю, что говорить он не намерен, разворачиваюсь и хочу уйти, как вдруг Давид прикасается к моей руке и обхватывает пальцы.
Замираю. Он не хочет, чтобы я уходила?
– Диана, обещаю, я расскажу тебе всё. Но чуть позже.
Меня это не устраивает, пробую вырвать руку из его захвата.
– Хорошо. Сейчас, – говорит ворчливым голосом, но всё же сдается.
Делаю шаг назад и вновь становлюсь возле него.
Он не отпускает мои пальцы и начинает их перебирать своими.
– Фотку… в общем… – тянет Давид, не решаясь мне признаться.
– И?
Делает глубокий вздох и смиренно произносит:
– Попросил твоего одногруппника сделать несколько кадров.
И стыдливо отводит взгляд.
А мне вдруг смешно становится, но я сдерживаюсь, чтобы не засмеяться в голос.
Сам Давид снизошёл до просьбы к кому-то из моих сокурсников, это когда бы такое случилось?!
Израненное сердце начинает биться с удвоенной силой, а в груди разливается сладостный жар от осознания, что он всё ещё испытывает ко мне тёплые чувства и не старается их подавить в объятиях других девушек.
– Диана, – вновь поворачивается ко мне Дэв, – я много думал. И понял, что… в общем…– делает глубокий вздох. Он волнуется, поэтому и речь импульсивная и прерывистая, – вел себя х*ево с тобой. И прости меня за жесткие слова и… – добавляет тише, – действия. Не хочу оправдываться, но на тот момент я был уверен, что поступаю правильно. А сейчас, всё проанализировав, понял, как ошибался. Я осознал, что …
Вдруг раздаётся стук, в дверь и в палату входят родители Дэва.
Я резко выдёргиваю свою руку и завожу за спину. Отхожу от Давида, и быстро проговорив:
– Ладно, выздоравливай, Давид. Я пойду. До свидания, – прощаюсь с его родителями и уже у дверей слышу:
– Дианочка, подожди.
– Нана, оставь пока девочку. Нам надо поговорить с Давидом, – у старшего Аюнца бархатистый уверенный голос. Сразу понятно, кто глава семьи.
С благодарностью взглянув на него, покидаю палату.
После предупреждения Давида о его маме мне почему-то страшно оставаться с ней наедине.
Вернулась к крестным. Они всё так же сидели на диванчике, и присоединившись к ним, стала ждать перевода Саши в палату.
Наступило утро понедельника. Тётя с дядей хотели меня отправить на учёбу, но я, поняв, что занятия всё равно пролетят мимо моих ушей, решила остаться, хотя староста и сказал, что могут быть проблемы. Саша не является моим кровным родственником, и моё нахождение с ним в больнице не считается уважительной причиной. Но это для них, не для меня.
Уже десять утра, и мы ждём обхода врачей.
Вся ночь прошла в подслушивании тишины и ожидании под дверью палаты Саши. Но ничего нового не принесла, он спал. А ещё, к счастью для нас, в эту ночь больше никого не привозили, и поэтому нам позволили ждать тут же.
Когда в предоперационную вошли трое мужчин в белых халатах, мы как по мановению волшебной палочки все вместе подскочили со своих мест и направились к ним. Но до осмотра больного они ничего не могли сказать и скрылись за дверьми его палаты, а мы вновь стали с волнением отсчитывать каждую секунду до их появления.
Пока врачи были у Сашки, к нам в предоперационную пришёл Давид. На нём светло голубая рубашка, которая прикрывает голые плечи, но перебинтованный торс всё же скрыть не получается. Мелкие порезы на коже шеи при свете дня больше бросаются в глаза, и ссадина на лице сегодня более отчётливая. Его поддерживает за локоть парень, который смутно мне кажется знакомым. А присмотревшись, я вспомнила, где видела его раньше. Это брат Дэва, медик, – Даниэль, мы к нему заезжали после случая с Соней и пацанами из детдома. Тетя оборачивается на шум и, заметив парней, быстро прикрывает рот, но с её губ всё же успевает сорваться полный сострадания возглас. Её глаза наполняются слезами, когда она видит, как,
