Больше никаких недостающих частей. Больше никаких дырявых воспоминаний.
Я именно такая, какой должна быть.
Его.
Мое дыхание медленно выровнялось, всхлипывания стихли в сигналах показаний пульсометра.
Артур устроился на односпальном матрасе, целуя меня в щеку.
— Иди сюда.
Притянув меня к себе, он помог мне втиснуться в сонное тепло своей постели. Тяжелые удары его сердца успокаивали меня, и я расслабилась впервые за много лет.
— У нас все хорошо? — наконец прошептал он.
Я кивнула, потершись щекой о его грудь.
— Лучше, чем хорошо.
Я застенчиво улыбнулась, смущенная своим нервным срывом, и посмотрела ему в глаза.
Зеленые радужки светились чем-то, чего я раньше не видела.
Удовлетворением.
Исчезло резкое сияние, которое никогда не исчезало. Исчезла жесткая ненависть в его глубинах. Он был свободен — точно так же, как и я. Исцеленный и цельный, по-настоящему живущий настоящим моментом, а не прошлым или будущим.
Я судорожно вздохнула. Мои глаза щипало от слез, и я ничего так не хотела, как погрузиться в тяжелый сон в его объятиях. Но он дал мне возможность исцелиться; я бы сделала то же самое для него.
— Ты нашел свой покой?
Он кивнул, повязка на голове задела подушку.
— Так и есть.
Данное мной обещание не спрашивать, что сделала «Чистая порочность», исчезло. Я была счастлива, что он обрел покой, но какой ценой? Сможет ли он жить с тем, что произошло прошлой ночью?
Я отвернулась.
— Что случилось?
Я кивнула, проводя пальцем по складке на постельном белье. Он убил их. Я не знала, как можно радоваться чьему-то исцелению ценой гибели другого — даже если он того заслуживал.
Когда я не ответила, гнев исказил его черты.
— Я закончил это.
Мое сердце сжалось.
— Ты убил их.
Не отводя взгляда, не выглядя раскаявшимся, виноватым или опечаленным, он кивнул.
— Да.
— И Рубикса и Ассуса?
Здоровой рукой он сжал простыни.
— Я покарал их за совершенные ими преступления. Их обоих.
Я глубоко вздохнула, поглаживая накрахмаленное постельное белье. Часть меня была в ужасе от того, что я влюблена в человека, который мог так бесчеловечно отнять жизнь, но другая часть меня испытывала чувство гордости. Гордости им за то, что он постоял за себя. За то, что, наконец, оставил этот кошмар позади.
Артур поднял взгляд на меня.
— Моя месть свершилась, Лютик.
Я вздрогнула от холодной решительности его голоса.
Его губы смягчились.
— Не задавай больше вопросов. Что сделано, то сделано. И я рад, что это сделано. Но я не хочу об этом говорить. Понимаешь?
Я понимала. Что бы ни случилось прошлой ночью, это было мучительно и отвратительно. Я не хотела, чтобы это знание запятнало мои мысли. Не хотела знать, что он сделал или какие шрамы у него останутся из-за этого.
Я опустила голову.
— Понимаю.
Артур тяжело вздохнул.
— Спасибо.
— Я просто рада, что ты обрел покой после всех этих лет.
Взяв меня за руку, Артур улыбнулся — искренней улыбкой — без остатка прошлой боли или страданий. Мое сердце екнуло, когда он поцеловал тыльную сторону моих пальцев, прижимая меня к себе.
— Отныне жизнь станет намного счастливее, Клео.
Я улыбнулась, тая в его объятиях.
— Пока мы вместе, жизнь не может быть лучше.
Прошло несколько минут, и вместо разговора были только писк и гудение. Наконец, Артур пробормотал:
— С прошлым покончено. И скоро наступит и будущее, — с этими словами он поцеловал меня в голову, его мышцы расслабились, и он начал погружаться в болеутоляющее и сон. — Останься со мной…
Я кивнула.
— Всегда.
Ему не потребовалось много времени, чтобы уснуть. Я не последовала его примеру. Я лежала без сна целую вечность, надеясь, боясь, молясь, чтобы наше будущее было лучше прошлого.
Эта ночь была одной из самых длинных ночей в моей жизни. Но в конце концов все закончилось. Артур вернулся туда, где ему было место. Он наконец-то обрел покой, а не месть.
Мы заплатили за все.
Многим пожертвовали.
Жизнь снова станет прекрасной.
После всего, что мы пережили, мы заслуживали счастья.
Глава тридцать четвертая
Килл
Я не мог вспомнить, когда в последний раз улыбался.
Меня окружила смерть в виде насильников, убийц и воров.
Жизнь в тюрьме меня не изменила; она просто придала мне больше решимости добиться справедливости. Каждый день внутри гноящейся выгребной ямы напоминал мне, что, когда я выберусь, что-то должно измениться.
И я буду тем, кто это сделает.
— Килл, девятнадцать лет
Жизнь изменилась.
Мало того, что мир больше не оскверняли мои родственники, мне также пришлось отступить от Клуба.
Двенадцать дней я оставался прикованным к кровати в гребаной больнице. Каждый час я приставал к врачам, чтобы они предоставили мне честную статистику о том, насколько я на самом деле болен. Каждый день Клео проводила со мной как можно больше времени, отвлекая меня от ужасной мысли о потере моей личности. И через день я проходил восстановительную терапию, чтобы убедиться, что мои основные навыки по-прежнему в силе.
Пока я выздоравливал, Грассхоппер стал больше, чем просто моим другом и вице-президентом; он с легкостью вошел в свою предстоящую роль. Мы оба знали, что этот день настанет... Я просто надеялся, что не стану гребаным инвалидом, чтобы его отпраздновать. Он стал ценным заместителем в команде, и, когда я вышел из строя, отложил запланированные мной встречи, держал Самсона в курсе событий и переправлял средства туда, куда им было нужно. Он поддерживал «Чистую порочность» в порядке, следил за денежными потоками и защитой нашей территории.
Он уже знал большую часть повседневной работы, но иногда мне звонили по телефону и спрашивали моего мнения по определенным спорам или вопросам. Теперь он был мне не помощником, а равным и делал все возможное, чтобы обеспечить руководство, а также товарищеские отношения для тех, кто потерял Жука и Мо.
Уоллстрит почти закончил мотать срок. Время пришло.
На десятый день, проведенный в неудобной постели, Хоппер пришел в гости.
Я поднял глаза от книги «Итак, вы думаете, что вы гений», злясь, что простые уравнения, которые когда-то были такими легкими, все еще давались мне с трудом.
Несмотря на свой страх, я признавал, что с каждым днем осадок в моем мозгу кристаллизуется. Мне становилось лучше. Но я не хотел сглазить. Я бы не признался в этом вслух, просто не мог до тех пор, пока не вернусь на полную скорость.
— Как ты, чувак? — Хоппер вышел вперед, его куртка была перекинута через руку из уважения к испуганным пациентам.
Мы пожали друг другу руки.
— Лучше.
— Супер. Это замечательные новости. — потер он затылок, осматривая мою палату, больше походящую на коробку.
— Итак… Я сделал то, что ты просил. Клуб рассортирован, похороны готовы, документы в порядке.
Я сел на подушках повыше.
— Мы знали, что это произойдет. Я все еще не против этого. Ты?
Он не смотрел мне в глаза.
— Честно говоря, не совсем.
Последние несколько лет мне было интересно, как я отреагирую, когда придет время выполнить мою последнюю клятву, данную Уоллстриту. Я посвящал каждую свободную минуту тому, чтобы превратить его в семью. Мужчины и женщины, которые служили под моим началом, дали мне то, за что стоило бороться, пока я думал, что потерял Клео.
Они были моим домом.
Но теперь у меня появился другой дом, и мне не помешало бы переехать.
Я зарычал себе под нос.
— Такова была сделка. Уоллстрит дал мне обещание.
А я дал обещание Уоллстриту. У меня были свои условия, когда я соглашался на его условия. Это было совместным соглашением, что принесло пользу нам обоим.
