У меня перехватило дыхание.
– Я так сильно тебя люблю.
Трэвис лежал между моих раскинутых ног, и я чувствовала близость его возбужденной плоти всего в паре дюймов от моего центра.
– Ты моя жена.
Когда он произнес эти слова, в его взгляде появилось умиротворение. Я вдруг вспомнила ту ночь, когда он выиграл пари и я осталась в его квартире.
– Да. Теперь ты от меня не отделаешься.
Он поцеловал меня в подбородок:
– Наконец-то.
Он неторопливо и осторожно проник в меня, лишь на секунду прикрыв глаза, потом вновь сосредоточившись на моем лице. Медленно, ритмично задвигался, время от времени целуя меня. Хотя Трэвис всегда был нежен и осмотрителен, в первые несколько мгновений я чувствовала боль. Должно быть, он понимал, что для меня все в новинку, хотя мы никогда это не обсуждали. Весь студенческий городок только и говорил о похождениях Трэвиса, но со мной он не затевал своих диких любовных игр, которыми был знаменит. Когда касалось меня, Трэвис делал все с трепетом и нежностью, а также терпением. Сегодняшняя ночь не была исключением. Скорее, ярким примером.
Когда я расслабилась и задвигалась в такт, Трэвис переменил позу. Положил руку под мое колено и тихонько поднял его, кладя себе на бедро. Он вновь скользнул внутрь меня, на этот раз глубже. Я ахнула и подалась ему навстречу. В мире столько ужасов, а я волнуюсь о том, что получила постоянный доступ к потрясающему телу Трэвиса Мэддокса!
Муж поцеловал меня, пробуя на вкус мои губы, и тихонько замурлыкал. Не переставая двигаться, он поднял мою вторую ногу и прижал мои колени к груди, еще глубже проникая в меня. Я застонала и заерзала на кровати, не в силах сдерживаться. Он входил в меня под разными углами, неистово работая бедрами, и я впилась ногтями ему в спину. Вжалась пальцами в покрытую потом кожу, ощущая перекатывающиеся под ней мускулы.
Бедра Трэвиса ударялись о мои ягодицы. Он приподнялся на локте, потом сел, увлекая мои ноги наверх и кладя себе на плечи. Затем он задвигался жестче, и хотя ощущения были слегка болезненными, по всему телу растеклась волна адреналина. Удовольствие, которого я уже достигла, перешло на новый уровень.
– О боже… Трэвис, – выдохнула я.
Я должна была хоть что-нибудь сказать и выплеснуть нарастающее внутри напряжение.
От моих слов все тело Трэвиса напряглось, а ритм участился, движения стали более резкими. Оба мы вспотели, отчего скольжение тел стало более легким.
Трэвис выпустил мои ноги, позволяя им упасть на кровать, сам же вновь занял положение прямо надо мной.
– Какая же ты сладкая, – простонал муж, качая головой. – Мне хочется, чтобы это длилось всю ночь, но я…
Я прикоснулась губами к его уху.
– Хочу, чтобы ты кончил, – сказала я, завершая предложение скромным нежным поцелуем.
Я расслабила бедра, мои колени распахнулись еще сильнее, почти ложась на матрас. Трэвис глубоко вошел в меня, вжимаясь снова и снова и не переставая стонать. Я схватила свое колено и прижала к груди. Какая же сладкая и дурманящая эта боль. Я позволила ей овладеть собой, и она фейерверком вспыхнула внутри. Совершенно не переживая, что нас могут услышать, я громко застонала.
Трэвис простонал в ответ. Наконец его движения замедлились, но стали более настойчивыми.
– Черт! – закричал он. – Проклятье! А-а-х!
Все его тело изогнулось и затрепетало, он прижался лбом к моей щеке.
Едва дыша, мы не могли вымолвить ни слова. Трэвис по-прежнему прижимался ко мне щекой и только вздрогнул, а потом зарылся лицом в подушку.
Я поцеловала его в шею: потная кожа была соленой на вкус.
– Ты был прав, – сказала я. Муж приподнялся, с любопытством глядя на меня. – Ты мой последний первый поцелуй.
Трэвис улыбнулся, крепко прижался ко мне губами, потом прижался лицом к моей шее.
– Я очень люблю тебя, Голубка, – с нежностью прошептал он, едва дыша.
Из глубокого сна меня вывело жужжание. Шторы, окаймленные лучами солнца, были задернуты. Одеяло и простыни свисали с огромной кровати. Мое платье соскользнуло со стула на пол и лежало там среди разбросанной одежды Трэвиса. На виду была всего одна туфля.
Наши с Трэвисом тела переплелись: закрепив брачный союз в третий раз, мы окончательно выбились из сил и отключились.
Опять послышалось жужжание. Исходило оно от моего телефона, лежащего на тумбочке. Я дотянулась до него, перегнувшись через Трэвиса, и увидела на экране имя Трента.
Адама арестовали. Джон Сэвидж в списке погибших.
И все. Мне стало тошно, и я удалила сообщение. Вдруг Трент больше ничего не написал, потому что полиция сейчас у Джима?
Я взглянула на часы: десять.
Со смертью Джона Сэвиджа становилось на одного подозреваемого меньше. И больше на одного погибшего, из-за которого Трэвиса будут мучить угрызения совести. Я попыталась вспомнить, видела ли Джона после начала пожара. Парень лежал на арене в нокауте. Возможно, он так и не встал. Я подумала о тех перепуганных девушках, которых мы с Трентом встретили в подвале. Подумала о Хилари Шорт, знакомой мне по парам математического анализа, – за пять минут до пожара я видела ее, с улыбкой на лице стоящей рядом со своим парнем возле противоположной стены «Китон-холла». Насколько велик список погибших и кто именно в него попал – вот о чем я изо всех сил старалась не думать.
Возможно, нас всех стоило наказать. По правде говоря, мы все несли ответственность за случившееся. Пожарные ведь не просто так запрещают подобные мероприятия и предпринимают меры предосторожности. Мы же закрыли глаза на опасность. По всем каналам передавали ужасающие новости, поэтому мы с Трэвисом старались избегать их. Но такое внимание прессы означало одно: следствию непременно понадобится виноватый. Я не знала, удовлетворит ли их арест Адама или же они захотят большего. Будь я на месте родителей погибших студентов, то выбрала бы второе.
Я не хотела видеть, как Трэвис садится в тюрьму из-за чужого безрассудного поведения. К тому же справедливо это или нет, но его арест никого из мертвых не вернет. Я сделала все, что смогла, чтобы уберечь Трэвиса от беды, и буду до последнего вздоха отрицать его присутствие в «Китон-холле».
Люди совершают и худшие поступки ради любимых.
– Трэвис, – сказала я, толкая его в бок.
Он лежал лицом вниз, спрятав голову под подушкой.
– Ммм, – простонал он. – Хочешь, чтобы я сделал завтрак? Яичницу?
– Сейчас всего лишь начало одиннадцатого.
– Завтракать уже можно. Может, сэндвич с яйцом? – предложил он, когда я не ответила.
– Малыш? – Я помедлила, потом с улыбкой взглянула на него.
