Он тихонько усмехнулся, и я фыркнула: — Находишь ситуацию забавной?
Я отступила на шаг и попыталась скрестить руки на груди, однако Лукас наклонился и приник губами к моему рту. Я тут же забыла о своем намерении от него отстраниться. Как ни крути, в его объятиях чувствовала себя лучше всего.
Поцелуй был медленным и нежным; у меня на глаза навернулись слезы.
Мы на секунду прервались, пытаясь отдышаться, и я подала голос:
— Лукас…
— Что? — откликнулся он, и в его глазах появилось тоскливое выражение.
— Боюсь, я не смогу сказать тебе «прощай».
Да, прощаться я точно была не готова — мыслимо ли видеть, как он уходит из моей жизни, и не иметь возможности ничего предпринять… Время не на нашей стороне. Как несправедливо! Я всеми фибрами души противилась отъезду Лукаса.
— Не представляю, как ехать с тобой в аэропорт, а потом провожать глазами самолет.
Я закрыла глаза и покачала головой.
— Это невозможно, Лукас. Я…
Он поцеловал меня в лоб и потом долго ласкал губами кожу над бровями.
— Ничего, Рози… Не нужно тебе со мной ездить. Я все понимаю.
Не этого я ждала. Не понимания…
Надеялась, он будет спорить. Рассчитывала, что заставит меня сказать слова, которых я вслух еще не произносила и в которых он нуждался. Мечтала, как он заявит: «Я передумал, никуда не уеду!» — или убедит меня в том, что наши отношения на этом не заканчиваются. Да, Лукас еще не придумал, как будет жить дальше, однако я в любом случае должна стать частью его жизни; он во мне нуждается — вот чего я ждала.
Только не могла его принудить к подобным обещаниям. Если ничего такого не последует — я пойму.
Увы, в моем сердце пролегла кровавая трещина, однако глупо заставлять человека отказываться от планов ради того, чтобы эту трещину залечить.
— Хорошо, — выдохнула я.
Открыла глаза и вздрогнула от неожиданности. Лицо Лукаса исказилось от боли, и, похоже, он страдал куда больше, чем я. Неужели любит?
Лукас молча взял меня за руку и потянул к кровати.
Я покорно, не говоря ни слова, последовала за ним.
Он положил меня на спину и наклонился, упершись руками по обе стороны от моей головы.
Наши взгляды скрестились. В его глазах сверкало такое чувство, что я не могла сознаться самой себе — что оно значит. Наверное, то же самое было написано и на моем лице.
— Что ты от меня хочешь? — тихо спросил Лукас, поцеловав меня в уголок рта. — Я готов дать тебе все на свете.
Ответ был наготове — простой и очевидный. Какой смысл спрашивать?
Отчаянно вцепившись в него, я пробормотала:
— Хочу тебя…
Больше меня ничего в этой жизни не интересовало.
Глава двадцать девятая. Лукас
Я сел, упершись руками в колени и повесив голову. Закрыл глаза и в сотый раз сказал себе, что все делаю правильно.
Иного не дано…
Рози не находила в себе душевных сил со мной попрощаться, но и я испытывал то же самое. Не смог бы пройти через подобное испытание, потому и решил уйти по-английски.
Улизнул, пока она спала.
Повел себя как последний трус — однако иначе просто не справился бы.
Человек, не имеющий ни плана, ни цели, ни будущего, не мог дать Рози то, чего она заслуживала. Sin oficio ni beneficio [46], как сказала бы бабушка.
Надумай я еще хоть на секунду задержаться в постели, под нежным мягким боком восхитительной Рози — уйти уже не сумел бы. Тем самым лишь отсрочил бы неизбежное: она рано или поздно найдет мужчину, от которого получит все, чего достойна. То, что было у нас, плюс стабильность. Мужчину, имеющего чертов жизненный план и перспективу, способного в любой ситуации держать себя в руках.
Рози не следует останавливаться на мне, а я не должен себе позволить использовать ее в качестве способа ухода от грустной реальности.
Я глянул на табло. Наконец появился мой рейс. Регистрация открыта.
— Да неужели, черт возьми, — пробормотал я сквозь зубы, хотя сам виноват: появился в аэропорту задолго до вылета.
Вместо того чтобы провести последние минуты с Рози…
Тяжело и отнюдь не облегченно вздохнув, встал, подхватил рюкзак и свистнул Тако:
— Vamos, chico [47].
Мы встали в конец очереди, не дожидаясь, пока набежит народ. Коротая время, я отправил сообщение сестре, которая вчера вернулась в Испанию рейсом из Бостона. Сейчас там разгар дня.
Лукас: Я в аэропорту. Встретишь нас?
Лукас: Можем мы у тебя переночевать?
Чаро: Значит, сначала я нянчу твою собаку, а теперь вас обоих?
Я закатил глаза. Старшая сестра есть старшая сестра.
Чаро: Бабушка тоже планирует заночевать, она сейчас у меня. Ладно, встречу. Захвачу с собой сэндвичи — наверняка в полете проголодаешься. Что хочешь — хамон или чоризо?
Лукас: Хамон.
Чаро: Эх, ни пожалуйста, ни спасибо…
Лукас: Пожалуйста. Спасибо.
Лукас: Что у тебя делает бабушка?
Чаро: Грубиян. Надеюсь, ты везешь ей подарок? И маме…
Лукас: Хм…
Вот черт, совсем забыл о сувенирах. Даже не купил брелок для ключей с изображением Эмпайр-стейт-билдинг, а ведь мама просила…
Чаро: Это все, что ты скажешь?
Лукас: О чем ты?
Чаро: Может, я жду ответа: «я и есть подарок» или чего-нибудь еще очаровательного и остроумного, на что ты большой мастер, а ты тупо повторяешь «спасибо» да «пожалуйста».
Лукас: Прости.
Чаро: Ты еще и извиняешься?
Чаро: Да ты точно в себе, Лукас?
Непростой вопрос. Я не пытался осмыслить свое состояние, а уж обсуждать его в переписке с сестрой — увольте… Подумав, набрал ответ:
Лукас: Я в себе. Немного устал. Поговорим, когда приеду, хорошо? Прилетим в…
— Лукас!
Я нахмурился, оторвался от переписки и невольно вскинул брови. Да нет, это какая-то ошибка. Ее просто не может здесь…
— Лукас, подожди!
Я обернулся.
Обвел взглядом толпу пассажиров, всматриваясь в лица, и наконец остановился на одном. Одном-единственном. Это лицо просмотреть я точно не мог — даже в набитом битком терминале.
А потом все остановилось, словно в замедленной съемке. Рози пробилась сквозь плотную очередь. Волосы в беспорядке, зеленые глаза сверкают, щеки горят… Полные, полуоткрытые губы, очертания которых я знал наизусть… На ней была небрежно заправленная в джинсы майка без рукавов — моя майка, Рози последнее время надевала ее на ночь. Черт, почему она
