Но после почти десяти лет работы на них я передумал. Я был соучастником их насилия, даже если никогда не проливал ни капли крови. Мои навыки помогли им преуспевать. Поэтому я решил, что хочу уйти. Навсегда.
Дэвид кажется искренним, но этот человек – законченный лжец. Я спала с ним много лет и понятия не имела, что он не тот, за кого себя выдает.
Я жестом прошу его продолжать.
— Только вот из Братвы нет выхода. Ты не можешь подать заявление об отставке и уйти. Мне нужно было составить тщательный план, что я и сделал.
— Значит, это ты сдал Могдоновича правительству.
— Ага. Я дал им все, что им было нужно, чтобы прижать его за достаточное количество преступлений, чтобы посадить его на всю жизнь. Взамен они дали мне новую личность, переселили меня и стерли любое упоминание обо мне. Это были вещи, которые я не мог сделать сам.
Я смотрю на Дэвида, такого скучного и прилежного. Такого непохожего на Кейджа.
Перестань думать о Кейдже!
— А как насчет твоей жены, Дэвид? А как насчет твоих детей?
Выражение его лица становится жестким. На мгновение он больше похож на гангстера, чем на бухгалтера.
— Клаудия ненавидела меня до глубины души. Это был брак по расчету. Она была из одной из итальянских семей, с которой Макс хотел заключить союз. Он всегда принуждал людей к такого рода договоренностям, чтобы доказать их лояльность. Она все время мне изменяла. Вопиюще. Я даже не думаю, что эти дети были от меня. Они выглядели точь-в-точь как ее волосатый телохранитель-сицилиец.
Вспоминаю, как Кейдж рассказывал мне, как он не мог жениться на мне, потому что Макс контролировал всю его жизнь, включая это, и чувствую укол сочувствия к Дэвиду.
Потом я вспоминаю, сколько раз мне хотелось покончить с собой после того, как Дэвид исчез, и приступ сочувствия улетучивается в клубах дыма.
— Ты мог бы сказать мне. Ты мог бы рассказать мне все это.
Его карие глаза светятся от затопляющих его эмоций. Он медленно качает головой.
— Мне следовало бы. Но я слишком сильно любил тебя. Я не хотел рисковать, боясь, что ты бросишь меня, если узнаешь правду.
Он всегда не любил рисковать. Снова чувствуя головокружение, я отвожу взгляд.
— И вместо этого ты бросил меня. Сказал мне, что ты собрался в поход и не вернулся. — Я нахожу в себе силы снова встретиться с ним взглядом и прошептать: — Разбил мое сердце тысячью возможных способов и оставил меня, как зомби. Оставил меня умирать. Можешь себе представить, каково мне было? Не знать, что с тобой случилось? Все это время… не в состоянии двигаться дальше?
Я могу сказать, что он хочет встать с дивана и обнять меня, но Дэвид этого не делает. Вместо этого он смотрит на мое кольцо.
Его голос становится хриплым.
— Разве ты не двигаешься дальше?
Надежда в его голосе заставляет меня хотеть что-нибудь сломать.
— Давай вернемся к той части, где ты объясняешь, почему уехал за день до нашей свадьбы. Давай остановимся на этом немного.
Он наклоняется вперед, упирается локтями в колени и закрывает лицо руками. Его вздох – огромный, тяжелый порыв воздуха.
— Мой куратор в программе защиты свидетелей сказал мне, что они получили достоверную информацию о том, что мое местоположение на озере Тахо было скомпрометировано. Они настояли, чтобы я снова переехал, немедленно. Они не приняли во внимание мои пожелания, когда перемещали меня.
Когда Дэвид поднимает голову и смотрит на меня, его глаза полны боли.
— Они сказали, что я больше никогда не смогу с тобой связаться. Они сказали, что люди Макса будут вечно следить за тобой. Что они используют тебя как приманку, чтобы заманить меня обратно. И если я когда-нибудь совершу ошибку, попав в ловушку, ты им больше не понадобишься. Тебя убьют. С таким же успехом я мог бы сам нажать на курок. Но пока я держался подальше, ты продолжала жить. И я подумал… Я думал, что ты получишь ключ и найдешь письмо, и поймешь, что тебе нужно принять крайние меры предосторожности…
— Это большое предположение о моей способности соединять воедино некоторые точки, расположенные довольно далеко друг от друга.
Дэвид мягко говорит:
— Ты всегда была умнее, чем считала. Я в тебя верил.
Мы пристально смотрим друг на друга. Миллион воспоминаний о нашей совместной жизни переполняют мою голову. Проходит мгновение, прежде чем я, наконец, снова могу говорить.
— А как насчет денег, которые ты украл у Макса? Мы жили как нищие. Ты стащил все до последнего пенни. Ты заставлял меня полоскать и повторно использовать пластиковые пакеты для сэндвичей, помнишь? А теперь ты здесь, живешь как кинозвезда.
— Федералы не знали, что я взял деньги. Но если бы я начал покупать шикарные машины и большие дома, они бы поняли, что я сделал. И поверь мне, когда я говорю тебе, что федеральному правительству больше ничего не нужно, кроме денег. Они бы придумали, как вытащить их из меня, так или иначе. Они, вероятно, отправили бы меня в тюрьму, если бы я не подчинился их приказу. И я бы не исключил, что они посадили бы меня в ту же тюрьму, что и Макса.
Это становится все хуже и хуже.
Теперь моя очередь закрыть лицо руками и тяжело выдохнуть.
Дэвид продолжает.
— Я провел первую неделю после того, как оставил тебя в Джуно, Аляска, живя в однокомнатной квартире, которую федералы сняли для меня под именем Энтони Ковальски. Потом я сбежал. Я знал, что ты будешь искать меня в Панаме, поэтому и приехал сюда. Долгий путь. Автостопом по панамериканскому шоссе, так что не было никаких следов того, куда я поехал. Затем, после того, как я попал сюда, я ликвидировал часть криптовалюты, в которую вложил деньги Макса, и купил это место. Потом я стал ждать.
Дэвид замолкает на мгновение, чтобы сделать медленный вдох.
— С тех пор я жду.
Мне больше нравилось, когда я злилась. Теперь я просто измотана и подавлена.
Когда я ничего не говорю, он мягко спрашивает:
— Кто рассказал тебе обо мне?
Я поднимаю голову и встречаюсь с ним взглядом, зная, что следующая часть будет плохой.
— Казимир Портнов.
Лицо Дэвида мгновенно становится белым как полотно.
— Ага. Так реагируют почти все, когда слышат его имя.
— Он… он…
Дэвид сглатывает, с трудом
