— Еще как заметил, — в тон ей ответил Алексей. — То есть ты опередила себя на триста лет.
— Да, — серьезно согласилась Вера, — я это сделала. Я тебя догнала. Ты не передумал за ночь, которую мы снова провели отдельно, жениться на мне? Ты всю ночь пил вино с этими разбойниками и жалел, что связался со мной?
— Поживем — увидим, — неизвестно чему улыбаясь, ответил Тульчин.
На следующий день они были в Сетубале.
— Это моя вторая родина, — сказала Вера Катарине. — И ничего не могу с этим поделать. Я здесь снова родилась. Думаю, что мама простит мне этот казус. Я так смешно бродила по вашему городу, думая сначала, что я американка, даже вспомнила свою родную реку — Миссисипи. Вполне серьезно.
Алексей сделал короткий звонок капитану Кравцову. Только тогда Вера поняла, что к ней вернулся подарок Осетрова — ее мобильник, украденный вместе с документами.
Она тут же позвонила матери и сказала, что скоро приедет. И не одна.
— Невероятно, — ответила Марта Вениаминовна. — Не было ни гроша — да вдруг алтын! Поздравляю на всякий случай. Не знаю еще — с чем, но, кажется, догадываюсь…
Вдвоем с Алексеем они долго прогуливались по Сетубалу.
— Дом присматриваешь? — обнимая Алексея, смеялась Вера. — Знаю, знаю, стал бы ты меня так долго водить по этим извилистым улицам!
— Музыку сочиняю, — ответил он. — Маленькую серенаду — для тебя. Фа-минор. Не зря ты водила меня в долину ключей. Удивительно, что мы встретились именно в этих сказочных горах, будто тебя некто мудрый и сердитый перемещает ради меня.
— Почему сердитый? Просто — мудрый. Я такого старика видела тогда в Питере. И он что-то важное сказал обо мне, словно видел меня насквозь. И я тогда испугалась себя и не хотела ехать к вам с Кравцовым, хотя и не знала, что ты в Москве, а собралась бежать в Высокий Городок. Но как будто старик, тот самый, меня на расстоянии остановил. Может, он и сейчас где-то здесь. Смотри, вот же он!
— «Это он, это он, ленинградский почтальон!» — радостно воскликнул Тульчин.
— Алеша! — засмеялась Вера. — Что ты так кричишь?
— Только поезд! — ответила девушка голосом, не терпящим возражений, на предложение купить билеты в агентстве Аэрофлота, которое попалось им по дороге. — Мы должны ехать через Пиренеи, как во сне, который я здесь видела. В том сновидении был ты, такой же — как раньше и одновременно такой же — как в Москве. А еще ты был деталью пейзажа, апельсиновым деревом, домом в мавританском стиле и целым городом, который внезапно разворачивается на черной и зеленой равнине… А потом, я хочу хоть краем глаза увидеть Мадрид. Я полюбила Португалию, но в этой любви много печального. Все это нужно разбавить пространством. Ты понял?
— Мудрено говоришь, милая, — ответил Тульчин. — Но в твоих словах слышится тайное желание мир посмотреть, впрочем, мне это только на руку, и я покоряюсь. Но тогда придется делать остановку в Париже. Впрочем, это для меня тоже полезно. Может наконец выберешь место своего дальнейшего жительства.
— Ты надо мной смеешься, Алеша. Не надо смеяться над той, которая еще недавно была столь несчастной. Вот в этой корчме я пожирала сардины и пила здешнее вино, когда себя не помнила. Понимаешь, я стала уникальной. Я помню, как однажды не помнила себя. И вот, не помня себя, я как бы вглядывалась в другое пространство. Знаешь, была такая картинка в учебнике по астрономии — как любопытный человек проломил головой сферу Птолемея и увидел такое! Бесчисленные какие-то созвездия для начала. Оказывается, что я в беспамятстве узнала о себе самое главное. Где угодно, только с тобой… А ты говоришь — место…
— Да все это ты сама говоришь, — радуясь тому, что сказала Вера, отмахнулся Тульчин.
До Лиссабона русских гостей довез Хуан на своей большой машине, провожала их в Сетубале вся компания новых друзей, опять пили портвейн, кричали, смеялись. В Лиссабоне Хуан посадил Веру и Алексея на самолет, следующий в Мадрид. В этом городе они провели всего несколько часов.
— Все разглядим по дороге, — попросила Вера. — Я хочу в поезд. В поезде как в доме, да еще куда-то едешь. Я иногда прихожу в восхищение от неизвестной дороги как от чуда.
— Я никогда не путешествовала в двухместном купе, — удивленно говорила Стрешнева, когда они вошли в аккуратный, чистенький поезд, удивительно узкий по сравнению с российскими составами. — Это столь же странная вещь, как то, что ты рассказывал про капитана Кравцова. Я так и не осознала, кто он такой? Частный детектив? У него сыскное агентство закрытого типа с ограниченной ответственностью, как сейчас говорят? У кого вы отобрали тогда фантастически красивый аккордеон? Это ведь штучная работа?
— А ты знаешь, кому принадлежал этот аккордеон и сколько он может стоить? — спросил Алексей.
— Наверняка это аккордеон Лаврентия Берии, — ответила Вера. Он играл на нем своему другу маршалу Жукову. В сороковом году. А стоит он полмиллиона долларов. Я угадала?
— Почти, — засмеялся Тульчин.
Меж тем поезд незаметно тронулся, и Мадрид, своим размахом вытеснивший Сетубал, сам схоронился в неизвестности. Вместо него пред глазами стал медленно разворачиваться легендарный испанский ландшафт, известный Вере до мелочей по знаменитому роману Сервантеса, который она несколько раз прочла еще в детстве.
— Сейчас где-нибудь появятся мельницы, которые Дон Кихот так потешно сокрушал, приняв их за злобных гигантов. Вот уж не думала, что детские впечатления имеют такую страшную силу. Я до сих пор представляю эти картины так ярко, что в глазах рябит.
— Но ты же говорила, что поезд — это дом, где спокойно и уютно.
— В том-то и дело, уютно, как в детстве, ты прав. Только иногда можно будет отдыхать от дорожных впечатлений в твоих объятиях?
— Хоть все время, — улыбнулся Тульчин. — Мы будем закрывать эти очаровательные шторки, и у тебя перестанет рябить в глазах.
Скоро вместо апельсиновых рощ, древних каменных зданий и желто-серых равнин появилось уютное, домашнее пространство вагона, этой стальной капсулы, несущейся навстречу европейской ночи.
— Слава Богу за все! — сказала Вера. — Мы все-таки здесь и сейчас, и вдвоем. Может быть, лучше этого вообще ничего нет…
В Париже Алексей и Вера провели три дня. Юлька Сычева ничуть не удивилась их совместному появлению.
— Давно бы так, — молвила она, втайне радуясь, что можно будет поболтать на родном языке.
— Наша героиня, Верочка Стрешнева, — представила Юлька подругу своему мужу, Никите Афанасьеву, элегантному питерцу, который давно сделался парижанином.
— Очень рад, — ответил тот. — Юля все уши мне прожужжала, много выдумывая о вас.
