Гейл в задумчивости прижимает палец к губам, а затем приглаживает волосы.
— Что ж, мисс Уэстбрук. Вам удалось нас заинтересовать.
Улыбнувшись из вежливости, Айвори поднимается, поправляя свое черное платье, и делает шаг навстречу комиссии.
— Всю свою жизнь я твердила, что мечтаю попасть в Леопольд. Наверное, этим грезит большая часть начинающих музыкантов, не так ли? Но я поняла, что хочу другого. За пределами этих стен есть тоже немало прекрасных учителей. И мне доступно совершенствовать свое мастерство где угодно и сколько угодно. На Нью-Йорке свет клином не сошелся.
Мое сердце колотится так громко, что я задаюсь вопросом, не слышат ли они этого. Поднявшись со своего места, я подхожу к Айвори и встаю рядом с ней, всем видом демонстрируя свое уважение к ее решению.
Гейл встает с кресла. Выражение ее лица свидетельствует о том, что она полна решимости переубедить Айвори.
— Нам нужно посовещаться. — Оба мужчины кивают в знак согласия. — Но, скажу сразу, для нас было бы честью, если бы вы остались у нас.
— Спасибо, но я уже приняла решение.
Женщина протягивает ей визитку.
— Это открытое предложение. Если вам не удастся найти то, что вы ищите за пределами этих стен, то даже через несколько лет у нас обязательно найдется место для вас.
Мы выходим из класса, и Айвори молча идет по коридорам, не считая нужным дать мне хоть какие-то объяснения.
Как только мы оказываемся на улице, я отказываюсь держать язык за зубами.
— Скажи мне, что происходит? С чего вдруг ты передумала?
Она обнимает себя руками, заметно дрожа от холода.
— Просто, я не хочу здесь жить. Здешний климат — не мое.
Я улавливаю нотки сарказма в ее голосе, а затем накидываю свой пиджак ей на плечи.
Айвори зарывается в его тепло, а затем следует за мной, стараясь не отставать.
— Стоило мне очутиться за этим пианино, я сразу представила, каково это, учиться у кого-то, кроме тебя. Затем я все же решила сыграть, но то, что мне нравится, хоть это и не соответствует требованиям. Я хотела исполнить что-то, в чем есть страсть, посыл. Но комиссия не оценила этого, и тогда я поняла... — Айвори прерывается и смотрит на меня, — если бы я осталась здесь, то была бы вынуждена подчиняться кому-то, кто меня совсем не знает и не чувствует, играя то, что меня нисколечко не трогает.
Ее слова бальзамом согревают мою душу, но мне интересно, в своем порыве давала ли она себе отчет о последствиях?
— Обучаясь у меня, тебе никогда не получить степени. А также тебе не удастся занять солирующих позиций в консерватории, так как твоих регалий попросту недостаточно.
Она пожимает плечами.
— Консерватория, театр, стадион... Не важно. Я просто хочу быть на сцене, жить в музыке и иметь признание. Думаю, что у меня еще есть время прочувствовать все сполна, и... если уж в этом будет необходимость, я вернусь сюда за степенью.
Айвори машет визиткой у меня перед носом.
— Вот какова была цель, когда ты решила исполнить фрагмент из «Исламея»...
— Подстраховаться никогда не лишнее. Никогда нельзя знать наверняка, что тебе уготовано. Например, мой нынешний учитель вполне может положить глаз на какую-то другую ученицу, — она дерзко ухмыляется. — У преподавателей музыкальных школ есть привычка спонтанно влюбляться.
Меня так и подрывает шлепнуть ей по заднице.
— Ты все больше меня удивляешь.
— Я стараюсь.
Как только мы оказываемся в другом корпусе, я провожу для Айвори полноценную экскурсию. Ее интересует куда больше, где я проводил свое время, а не то, где придется куковать ей, если она вдруг передумает. Похоже, моя девочка все же крайне тверда в своем решении.
Так как сегодня выходные, коридоры кампуса пусты и погружены в полумрак, но все же мы продолжаем сохранять дистанцию, пока я показываю Айвори свои любимые места и делюсь воспоминаниями о людях, с которыми проводил здесь время.
— И все же странно, — говорит Айвори, когда мы оказываемся в тупике одного из коридоров. — Мы знакомы с тобой восемь месяцев, и все это время ты играешь на пианино лишь рок-композиций старичков.
— Рок-композиции старичков?
— Ну, Guns N’ Roses, AC/DC, Megadeth... Старая школа... Мне не понятно, как тебе удается быть лучшим на поприще музыкантов, исполняющих классику, если ты даже не практикуешься в ее исполнении?
— Я как раз собирался показать тебе это.
Я поворачиваю ручку самой последней двери в коридоре. После того как она отворяется, я затаскиваю Айвори внутрь, и закрываю нас в помещении.
По старой памяти я нащупываю выключатель, и люминесцентный светильник над нашей головой оживает.
Оборудованный по минимуму, звукоизолированный кабинет для репетиций отлично подходит для того, чтобы вместить в себя пианино и двух человек. Айвори осматривается по сторонам и бросает на меня вопрошающий взгляд.
— Я бывал здесь ежедневно в свободное от основных занятий время и репетировал те песни, которые мне нравятся, без строгого надзора учителей. Прямо здесь я переносил весь свой плейлист в клавиши. Именно тогда я влюбился в то, как звучит рок и метал, исполненный на пианино.
Рука Айвори скользит по закрытым клавишам, когда она сокращает расстояние между нами.
— Ежедневно? За этим пианино?
— Именно так.
Сняв мой пиджак с плеч, она оставляет его на скамейке.
— Ты был здесь один?
— Естественно.
Айвори останавливается, не доходя до меня всего шаг.
— Ты когда-нибудь приводил сюда девушку?
— Я всегда был здесь один. — Мой член дергается. — Послушай, твои трусики рискуют быть сорванными.
— На мне нет трусиков.
Черт, теперь меня распирает от возбуждения. Как я мог не заметить отсутствие на ней трусиков, когда она оседлала меня в лимузине?
Я еще раз бросаю взгляд на дверь, убеждая сам себя, что запер ее.
Айвори лукаво ухмыляется.
— Ой, ты что, дрочил здесь?
От такого вопроса я чуть не поперхнулся.
Она подходит вплотную ко мне, хватая меня за галстук.
— Ты делал это.
И ведь она права.
Айвори вновь скользит взглядом по пианино.
— Уверена, ты забрызгал все клавиши. Интересно, осталась ли здесь еще...
— Тебе не терпится увидеть, как я кончу? — Я перехватываю ее запястье и притягиваю руку Айвори к своему восставшему члену, отчаянно нуждаясь в освобождении. — Сможешь посмотреть, как моя сперма сочится из твоего влагалища.
Я запускаю другую руку в ее волосы, утопая пальцами в ее волнистых прядях, а затем притягиваю ее к себе, чтобы слиться в поцелуе.
Никаких нежностей, сразу агрессивно и вожделенно. Ее пальцы крепче смыкаются вокруг моего члена, поглаживая его сквозь ткань брюк, и я приветствую это, покачивая бедрами, пока яростно вторгаюсь языком в ее рот. Прикусываю ее нижнюю губу и, мать вашу, она тут же впивается ногтями в мои яйца.
Я прижимаю ее к стене, удерживая своим весом, а затем поднимаю ее руки над головой. Айвори смотрит на меня снизу-вверх, ее губы такие аппетитные, чувственные, слегка припухшие от поцелуя. А какой взгляд... просто срывает крышу. Она всегда одаривает меня им в подобные моменты, когда все ее тело буквально наливается желанием.
Мой член, все еще скованный теснотой брюк, трется об ее киску.
— Помнишь, когда мы в первый раз оказались в таком положении?
Айвори тянется вверх, стремясь снова схлестнуться в поцелуе.
— Коридор. Первый школьный день. Но положение было не совсем такое.
— Тогда я хотел просто надавить на тебя, наказать за твой острый язык.
Я вновь безжалостно впиваюсь зубами в ее нижнюю губу.
Ее дыхание учащается.
— В тот день ты напугал меня до чертиков.
— А что изменилось сейчас?
— Сейчас ты пугаешь меня иначе. — Она касается губами моей груди в области сердца, заставляя мой пульс отбивать бешеный ритм. — В лучшем смысле этого слова.
— Прижми руки к стене.
Она тут же выполняет мой приказ, и мой вес удерживает ее у стены, пока я разбираюсь с ремнем своих брюк. Боже, как же я хочу ее. Меня буквально трясет от потребности овладеть ей, вторгнуться в нее резко, глубоко и без всякой подготовки. И мне даже плевать на то, где мы сейчас находимся.
