— пел Максим Леонидов, и песня странным образом волновала душу.
Как будто речь шла обо мне.
«Бойтесь желать, ибо вы можете это получить», — говорит старая мудрая поговорка.
Наверное, я столько раз жаловалась на жизнь, что богу надоело слушать мои причитания. И он высыпал на меня такой поток материальных благ, который мне и не снился.
Думаете, я очень счастлива?
Беда в том, что, давая нам что-то одно, бог непременно забирает что-то другое. Закон Всемирного Равновесия.
У меня для начала забрал сестру.
Странно, что, еще не зная меня, Лара уже меня ненавидела. Глупая девочка! Я так обрадовалась, когда узнала, что не одна на свете! Да я бы ей отдала все, что бы она пожелала! Тем более, что в отличие от меня она сумела бы всем этим распорядиться.
Я никому не рассказывала о свалившемся мне на голову наследстве. Не только потому, что побоялась рэкета. Просто меня тяготили эти сумасшедшие деньги.
Как жить дальше?
Уехать за границу? И что я там буду делать? Плавать на яхте, купаться в бассейне и посещать пластического хирурга, который превратит меня в Синтию Кроуфорд?
Для всего этого я уже недостаточно молода. И дело даже не в возрасте. Просто нет желания купаться в красивой жизни.
Возможно, это заторможенность. Я не спорю.
Открыть свое дело?
Я перебрала массу вариантов, пока наконец не поняла, что все это не мое. Не деловой я человек.
Я бы с удовольствием вложила деньги в фирму Редьки, и совсем не потому, что он за мной ухаживал, а потому, что мне действительно было интересно, чем он занимается. Но не успела я заикнуться о своем намерении, как столкнулась с его мрачным взглядом исподлобья. И поняла, что продолжать разговор не имеет смысла.
Заняться благотворительностью?
Вот это уже было серьезней. Я посетила ближайший детский дом и вручила директрисе десять тысяч долларов.
Потом нагрянула с проверкой и обнаружила, что на эти деньги директриса сделала в своей квартире отличный евроремонт. На детей денег у нее не осталось.
Я написала заявление в милицию и теперь таскаюсь по судам. Охота к благотворительности у меня пропала.
Можете смеяться, но я снова вернулась в фирму американских благодетелей. Они приняли меня назад со сдержанным оптимизмом и посоветовали больше так не делать.
Я пообещала.
Зато мне искренне обрадовались девчонки, а Ритка по поводу моего возвращения устроила на работе небольшие посиделки, утащив из дома единственный электрический чайник.
— Господи, как тебя муж терпит? — не выдержала я, рассматривая ее трофей.
— Они дома могут воду и в кружечке вскипятить, — рассудительно ответила Ритка. — А нам на работе чайник нужней.
Я хотела приобрести новый рабочий чайник, но подумала и одернула себя.
Девчонкам было бы неловко. Ведь они были твердо уверены, что моя зарплата не превышает трехсот-трехсот пятидесяти долларов в месяц. И сочли бы себя обязанными сложиться, чтобы поделить расход на всех.
А деньги им куда нужней, чем мне.
Впрочем, одно доброе дело я все же сделала.
Упекла на принудительное лечение мужа моей домработницы Лены.
Да-да, Лена по-прежнему работает у меня. Честно говоря, услуги помощницы мне не слишком нужны, зато Лене очень нужны деньги. У нее двое детей, их кормить надо. Рассчитывать-то ей не на кого. Мы уже успели привыкнуть друг к другу, и даже немножко подружились.
Так что за Лену я бывшему нанимателю почти благодарна.
С Никифоровым-сыном я увиделась только на следствии. Немецкие коллеги все же призвали его к ответу, но папа нажал на нужные педали, вспомнил нужные телефоны, сходил по нужным адресам — и его непутевый сынок отделался легким испугом. То есть лишением лицензии, запретом заниматься юридической практикой и смешным условным сроком.
Надо сказать, что ни на следствии, ни в суде, он ни разу не упомянул имени Лары, и за это я ему была бесконечно признательна.
Наверное, он ее действительно любил.
Наниматель явился ко мне после суда и принес все документы, которыми он меня шантажировал.
— Для чего тебе все это понадобилось? — задала я вопрос, который не переставал меня мучить.
— Нужно было создать видимость, что ты начала жить красиво, — ответил бывший наниматель. — Что ты бросила работу, наняла прислугу… Понимаешь, потом бы обязательно началось следствие и…
Тут он замолчал и бросил на меня затравленный взгляд.
— После несчастного случая, ты хотел сказать? — уточнила я спокойно. Смешно, но я не ощущала, что речь идет о моей смерти.
— Да, — ответил он после небольшого колебания.
— А как вы это планировали? — спросила я с любопытством.
Наниматель молча покрутил пальцем у виска. Встал и пошел к выходу.
— Подожди!
Он обернулся.
— Ты знаешь, где она? — спросила я, избегая имен.
— Нет, — ответил Никифоров-сын.
— Правда?
— Правда, — ответил он устало.
И ушел.
По вечерам я гуляю по нашей уютной узенькой улице и думаю: «Неужели моя сестра смогла бы меня убить?»
И отвечаю себе: «Нет. Она хотела, но не смогла бы. Недаром она так цепко схватила меня за запястье. Недаром руки у нее были холодными, как лед. Не так-то просто убить человека. Тем более, если это твоя сестра».
И не говорите мне, что я дура! Даже если это так, я не желаю умнеть!
Вторым отобранным у меня человеком стал Редька.
Я его понимала. Конечно, одно дело ухаживать за понравившейся тебе женщиной, другое дело — за женщиной, имеющей большие деньги. Если бы подобная проблема решалась легко, как в книжках одной Богини, то и проблемы бы не было. Любовь — любовью, деньги — деньгами…
Увы! Книжки — книжками, а жизнь — жизнью…
Нет, мы не выясняли этот вопрос. Просто наши встречи становятся все реже и, как я понимаю, постепенно сходят на нет. Мы больше не общаемся так же весело и непринужденно, как раньше. Редька разговаривает со мной принужденным сухим и вежливым тоном и, по-моему, ждет не дождется окончания приличного срока, чтобы прекратить наши отношения. Он очень самолюбивый человек, и даже мысль о том, что его могут заподозрить в меркантильности, для него невыносима.
Иногда я думаю: не пожертвовать ли мне деньги на какое-нибудь благородное дело? Не все, конечно! Оставить себе на безбедную старость небольшую сумму, а остальное отдать.
Куда? Вот главный вопрос!
В фонд борьбы со Спидом? В Детский Благотворительный Фонд? В фонд борьбы с беспризорностью?
И каждый раз я вспоминаю директрису детского дома, обворовавшую детей, и теряю уверенность в правильности этой идеи.
