– Я слышал, он сказал, что попробовал его в первый раз. Это возможно?
– Вполне. Вспомните, как умер молодой баскетболист Лен Биас несколько лет назад. Как ни печально, но это действительно был его первый опыт. Он не знал, что у него сердечное заболевание, а в этом случае кокаин смертелен. В этом-то и зло этого проклятого зелья. Оно может убить вас десятками способов, и даже с первого раза. Мы должны объяснять это детям до того, как они его попробуют.
– Спасибо вам, доктор.
Медики еще следили за монитором, когда Бесс подошла к Рэнди. Майкл шел на несколько шагов сзади. Медсестра в традиционном белом халате наполнила шприц кровью из вены Рэнди. Она сняла жгут с его руки.
– У тебя хорошие вены. – Она улыбнулась.
Он чуть скривил губы в ответ и закрыл глаза. Бесс смотрела на него, стараясь не заплакать. Сестра собрала свои пробирки и ушла. Майкл отступил назад, а Бесс подошла к кровати и наклонилась над сыном. Он выглядел ужасно: мертвенно-бледный, глаза провалились, из носа торчат кислородные трубки. Шнуры их на его груди соединялись с монитором. Она вспомнила, как он, когда ему было год или два, отчаянно боялся врачей, плакал и прижимался к ней,. когда она водила его в поликлинику. Бесс все еще пыталась побороть слезы.
– Рэнди, – произнесла она тихо.
Он открыл глаза.
– Мама, – прошептал он хриплым голосом, и слезы потекли по его щекам. Она наклонилась и прижалась своей щекой к его. Нашла его руку и осторожно, чтобы не задеть все эти шнуры, взяла ее в свою.
– Рэнди, дорогой, слава Богу, что они успели привезти тебя сюда.
Бесс почувствовала, как поднялась его грудь, как он старается сдержать рыдания, ощутила запах дыма в его волосах, запах его лосьона для бритья и его слезы, смешивающиеся с ее собственными.
– Извини, – прошептал он.
– Ты тоже извини. Я должна была больше быть с тобой, говорить, понять, что тебя тревожит.
– Нет, ты не виновата. Это моя вина. Я такой негодяй.
Она заглянула в его глаза, очень похожие на глаза отца:
– Никогда не говори так…
Бесс вытерла его слезы, но они все лились.
– Ты наш сын, и мы тебя очень любим.
– Как вы можете любить меня? Я всегда был проблемой.
– О нет… нет.
Бесс погладила его волосы так, как гладила, когда ему было два года, и сумела храбро улыбнуться.
– Детей любишь не только тогда, когда они хорошие. Ты принимаешь их, зная, что временами они очень далеки от совершенства, и вот тогда-то и понимаешь особенно, как ты их любишь. Потому что из борьбы и страданий выходишь более сильным. Теперь так и будет – вот увидишь.
Он попытался вытереть глаза. Но она сделала это за него углом простыни, поцеловала в лоб и отодвинулась, чтобы Майкл мог занять ее место.
Он подошел и встал так, чтобы Рэнди мог его видеть, и просто сказал:
– Привет, Рэнди.
Рэнди глядел на отца, и глаза его снова наполнились слезами. Он проглотил ком и выдавил:
– Папа…
Майкл положил руку на бок Рэнди, наклонился и поцеловал его в щеку. Рука Рэнди, опутанная шнурами, обняла Майкла за спину и прижала его к себе. Из груди Рэнди вырвались рыдания. Майкл обнимал его, стараясь не давить на эти шнуры. Их объятие было молчаливым, только время от времени всхлипывания говорили о том, как трудно им сдержать рыдания.
– Папа, мне так жаль, я виноват.
– Да, да, мне тоже…
О сладкое возвращение к жизни! О любовь! Сердца их были переполнены ею. Через какое-то время Майкл отстранился, оперся на локоть возле головы Рэнди и положил руку ему на волосы, заглядывая в его опухшие глаза.
– Но теперь все, конец всему этому, да? У нас с тобой будет время, чтобы все восстановить. Все, что сейчас сказала мама, относится ко мне вдвойне. Я люблю тебя. Я причинил тебе боль. Прости меня. Мы все исправим, все будет с сегодняшнего дня иначе.
«Только не умирай. Пожалуйста, не умирай, когда ты снова у меня есть».
– Не могу поверить, что ты пришел после того, как я тогда… так говорил с тобой.
– Когда мы не знаем, как нам избавиться от собственной боли, мы кричим друг на друга. Но теперь мы будем просто разговаривать. Так?
– Так, – прошептал Рэнди и снова попытался вытереть слезы.
– Позволь, я помогу тебе. Бесс, у тебя есть платок?
Она подала его Майклу и смотрела, как он утирал слезы их сыну. Так, как он делал это, когда Рэнди был совсем маленьким и Майкл помогал ему высморкать нос. Они были рядом друг с другом, любили друг друга, и у Бесс вновь потекли слезы.
Наконец Майкл сел.
– Мама должна тебе кое-что сказать. – Он встал, взял руку Бесс. Его глаза говорили ей: «Вдруг он не продержится эти двадцать четыре часа?»
Он подвел Бесс поближе и стоял за ней. Она подложила руки под голову Рэнди и спокойно сообщила:
– Я и твой отец собираемся снова пожениться.
Рэнди ничего не сказал. Он смотрел матери в глаза, потом перевел взгляд на отца.
Молчание нарушил Майкл:
– Что ты по этому поводу думаешь?
– Вы молодцы.
Майкл обнял плечи Бесс:
– Я знал, что ты так на это посмотришь. Мы повзрослели за последние шесть лет.
Бесс добавила:
– И мы опять влюбились друг в друга.
Вмешалась сестра:
– Мы переводим Рэнди в реанимацию. И я думаю, что ему надо отдохнуть.
– Да, конечно. Нам просто хотелось, чтобы ты узнал об этом, дорогой. Мы будем рядом.
Бесс поцеловала Рэнди.
– Поговорим об этом, когда ты выйдешь отсюда. Я люблю тебя.
Майкл тоже наклонился и поцеловал Рэнди.
– Отдыхай. Я люблю тебя.
Вместе они вышли в комнату ожидания, где за долгие часы их бодрствования сын должен был либо вернуться к ним, либо покинуть их навсегда.
Критические двадцать четыре часа были для Рэнди какими-то призрачными. Заснуть ему мешали эти трубки и провода, но он все же погружался в сон, а проснувшись, обнаруживал, что прошло лишь десять минут. Сон мешался с полубредом. Звуки монитора, откликающегося на новый ритм его сердца – бип, бип, бип, – превратились в стук барабанных палочек, выбивающих новую песню. Тиканье аппаратуры, которую проверяли, – в звуки клавиатуры «Маленького Тома». Шуршание резиновых подметок по грубому полу слышалось шелестом шлейфа из перьев в костюме женщины, которая танцевала так, как танцевала хористка в ярко-розовом костюме из перьев фламинго в Лас-Вегасе, когда он играл с оркестром. Она повернулась, и он узнал ее – это была Марианна Пэдгетт. Где-то в комнате крутилось резиновое колесо, оно превратилось в доску на колесиках, на которой все быстрее и быстрее, соперничая в скорости с Марианной, катил Рысак. Рэнди попытался позвать его, но ют не отрывал глаз от своих кроссовок и перепрыгивал через электрические шнуры, не понимая, что разобьется сам и разобьет ее.
