тебя отказалась.
— Что за бред, — фыркнул Макар. — Я подыхаю тут в одиночку, и тебе это прекрасно известно.
— Подожди, — напряженно откликнулась Динка, — я что-то не понимаю… а ты… ты разве сейчас… один?
— Ну конечно, один! — заорал он, больше не сдерживаясь. — Еще как один! А ты думала, с кем я?!
— А твоя Ева?
— Господи, ну что ты несешь?! Ева «закончилась» в тот же день, когда мы с тобой начались.
— Но ведь… — она так и не завершила свою мысль и снова надолго замолчала.
Макар терпеливо ждал ответа, сам ничего уже не понимая. Что могло натолкнуть Динку на мысль, что они с Евой по-прежнему вместе? Кто-то сболтнул, что она приезжала в Светлоградск? Кто-то увидел их вдвоем и рассказал ей?
— Дин, что происходит? — так и не дождавшись от нее пояснений, устало спросил он. — Можешь объяснить мне толком? Словами через рот, пожалуйста.
Динка часто задышала, словно борясь с подступающими рыданиями.
— Спроси лучше у своей матери! — выпалила она наконец.
И отключилась.
* * *
Макар прекрасно понимал, что разговор с матерью едва ли принесет ему приятные вести. Но не позвонить было нельзя, он должен был выяснить все до конца. Раз и навсегда.
Мать откликнулась сразу же — веселая, оживленная. Вероятно, слухи о возвращении Макара в воздушную гимнастику пока до нее не дошли.
— Привет, сынок! — радостно поздоровалась она. — А я как раз думала сегодня тебе звонить, мы ведь давненько не общались… Как ты?
— Нормально, — отозвался Макар в смятении, не зная толком, с чего начинать.
— Я тут подумала, что уже сто лет в Москве не была, — продолжала щебетать родительница в трубку. — Соскучилась по столице… и по тебе, конечно, тоже. Вообще хочу погулять по родным местам, повидать старых знакомых, сходить к тебе на представление… Как ты смотришь на то, что я нагряну где-нибудь в конце месяца? Приютишь меня на пару-тройку дней?
Макар откашлялся. Тянуть дальше было просто нельзя.
— Мам, скажи мне честно, — начал он, оставляя ее вопрос без ответа, — что ты наговорила Динке?
Повисла затяжная пауза. Очевидно, мать была застигнута врасплох.
— Мам?.. — напомнил Макар о своем присутствии, нарушая эту испуганную растерянную тишину.
— А что она сама тебе рассказала? — в голосе матери явственно послышалась неприязнь; она уже справилась с возникшей от неожиданности заминкой и теперь была настроена весьма воинственно. — Наверняка преподнесла все в красках и хорошенько постаралась меня очернить… Так есть ли мне, в этом случае, смысл оправдываться?
Макар не выдержал.
— Не придуривайся! — рявкнул он в трубку. — Опять эти твои излюбленные приемчики — переводить стрелки, прибедняться и строить из себя вечную жертву чужих интриг. В том-то и дело, что Динка не сказала мне вообще ничего — поэтому сейчас я жду от тебя максимальной честности. Мне нужны четкие ответы на четкие вопросы: что ты ей сказала? Когда, где? И, главное, зачем?
Мать моментально сменила тон на просящий.
— Макар, прости меня… — выдавила она. — Тебе сложно понять, конечно же, но… я тебя очень люблю, и у меня сердце кровью обливается, когда я думаю о том, что…
— Мама! — перебил он резко и яростно. — Что. Когда. Где. Зачем.
Мать совсем сникла. Голос ее был теперь едва слышен, от былого жизнерадостного тона не осталось и следа.
— Мне очень понравилась твоя Ева, — сказала она тихо. — Такая замечательная девочка, вы с ней буквально созданы друг для друга. И умница, и хорошенькая, и интеллигентная, а какая вежливая и предупредительная, манеры настоящей леди…
Макар стиснул зубы. Угу, конечно — «очень понравилась Ева». Да матери понравилась бы абсолютно любая, даже бомжиха с помойки, лишь бы это была не Динка!
— Так. Дальше? — поторопил он безжалостно.
— Я очень расстроилась, когда узнала, что ты с ней порвал. Буквально места себе не находила всю ночь. Так что, когда эта самая… Динка… приехала в аэропорт и увидела вас вместе…
У него перехватило дыхание.
— Динка приезжала в аэропорт?!
— Ну да. Примчалась как миленькая, правда, опоздала немного, — горько и язвительно добавила мать. — Мы с тобой к тому моменту уже попрощались, я шла к выходу, а Динка успела засечь вас, но поздно — вы с Евой уже направлялись на паспортный контроль. В общем… — она вздохнула, — я просто не могла не использовать эту ситуацию в свою пользу.
— И как же ты ее использовала? Только честно, во всех подробностях, ничего не утаивая.
— Ну, поздоровалась с ней, вела себя довольно приветливо… — вздохнула мать. — А потом по-дружески посоветовала оставить тебя в покое.
— По-дружески, значит? — он скрипнул зубами. — Прямо-таки воплощение милости и заботы.
— Я сказала ей, что она умная девушка и сама должна все прекрасно понимать. Попросила не мешать тебе, не портить жизнь…
— Портить жизнь?! Да с чего бы Динка мне ее портила?
— Ну… я сказала, что у вас с Евой многолетние серьезные отношения, что все у вас было хорошо до тех пор, пока она не влезла…
— Динка не влезала! — отрубил Макар. — Влезла ты. Грубо и бесцеремонно. И что, неужели она сразу поверила во всю эту чушь?
— Не сразу, — нехотя признала мать. — Твердила как заведенная, что ты ее любишь… Тогда мне пришлось немного приврать, — она замолчала.
Макар почувствовал дурноту.
— И что же ты ей сказала?
— Что вы с Евой ждете ребенка, — тихо ответила мать.
— Бл…ь, чего?! — его затрясло. — Мам, скажи, пожалуйста, что ты этого не делала! Ну пожалуйста!
— Прости, — всхлипнула она. — Я так за тебя испугалась… Просто не могла на тебя смотреть, когда ты приходил от этой своей… Динки. У тебя был взгляд безумца. Совершенно одержимый и невменяемый. Нельзя настолько зацикливаться на другом человеке, сынок, нельзя! — заговорила она торопливо, горячо и сбивчиво. — Это не любовь, это болезнь, проклятие, несчастье — что угодно, только не любовь, поверь мне!
Макар с трудом отдышался. В висках у него пульсировало от бешеного напряжения.
— Эта девка тебя не заслуживает! — ободренная его молчанием, видимо, ошибочно принятым ею за согласие, убежденно продолжала мать. — Макар, ты был бы с ней несчастлив, стопроцентно несчастлив! Она не твоего поля ягода, в конце концов, у вас вообще нет ничего общего, я даже думаю, что она тебя просто приворож…
— Хватит! — заорал он так, что сам чуть не оглох.
Мать испуганно притихла.
— По какому праву ты вообразила, будто можешь решать за других, что настоящее, а что нет? — спросил он, все больше свирепея. — С чего тебе в голову взбрело, что ты можешь распоряжаться чужими судьбами? Кем ты себя возомнила? Богом? Какого хрена ты влезла в мою жизнь, мама? Какого
