здесь, когда Рэн принес меня в больницу шесть часов назад. — Рада видеть, что вы смогли принять душ и найти сменную одежду. Вы выглядели… — Она прерывается, пытаясь подобрать нужные слова. Он выглядел как из фильма ужасов — как будто только что выполз из адских ворот. Его кожа, волосы, одежда: не было ни одного сантиметра, который не был бы залит кровью.
— Мне разрешили воспользоваться душем в комнате отдыха медсестер, — говорит Рэн. — Они одолжили мне вот это. — Он жестом показывает на униформу, кривя лицо. — Не совсем мой цвет, но…
— Думаю, синий тебе идет. Но я просто привыкла, что все ходят в униформе, так что… — Она смеется. — Я как раз говорила Элоди, что с ее плечом все должно быть в порядке. Если она будет делать упражнения, которые мы ей назначим, то не потеряет подвижность. Я вернусь ближе к вечеру, чтобы обсудить с вами обезболивающие препараты, а пока оставлю вас наедине.
Доктор уходит, а Рэн медленно входит в комнату, не сводя с меня пристального взгляда, когда приближается. Он выглядит странно. Испуганным. Сердитым. Достав из кармана правую руку, он осторожно протягивает ее и проводит указательным пальцем по моей шее, едва касаясь кожи.
— Я чуть не опоздал, — говорит он. В его тоне слышится так много раскаяния. — Я бы никогда не простил себе…
— Остановись. Нет. — Черт, как же больно говорить. Каждое слово словно зазубренный камень впивается в горло. — Мы не будем этого делать. Мы оба живы. И все остальные живы.
Рэн кивает, глядя в пол.
— Я рада, что с Пресли все будет в порядке.
— Я тоже.
— Как прошло в полицейском участке? — осторожно спрашиваю я.
Рэн хмурится.
— У них была видеозапись того, как Фитц вырубил Алессию на заправке в городе. Ударил ее по голове монтировкой, черт возьми. Этого было достаточно, чтобы освободить нас от какой-либо причастности к ее убийству. У них не было причин держать нас там так долго, как они это делали. По крайней мере, теперь с этим покончено. Я думал, что Пакс сойдет с ума.
— Где он сейчас? — спрашиваю я.
— Собирается зайти к Пресли. Дэш и Кэрри ждут в кафетерии. Мы можем зайти к ней, как только Пакс закончит. Ты не против?
— Попробуй меня остановить. — Правда в том, что нет, я не чувствую себя готовой. Мне хочется свернуться в клубок и проспать неделю, но когда я в последний раз видела Прес, она истекала кровью до смерти. Я действительно думала, что она умрет. Если мне придется преодолеть небольшое истощение, чтобы увидеть ее живой и здоровой, то это цена, которую я с радостью заплачу.
ПРЕСЛИ
— Выбор за тобой. Твой отец очень хочет побыть с тобой до того, как все остальные соберутся здесь. Однако твой парень тоже расхаживает по коридорам. Ему не терпится увидеть тебя. Ты бы хотела, чтобы они вошли вместе или чтобы твой парень подождал, пока ты не увидишься с отцом? — Медсестра лучезарно улыбается, не подозревая, что информация, которую она мне сообщает, имеет скрытый контекст.
Папа отозвал медсестру в сторону и сказал, что хочет прийти сюда раньше Пакса, потому что хочет доказать, что он для меня важнее, чем Пакс. Если Пакс вышагивает по коридорам, отчаянно пытаясь попасть сюда, значит, он также откусывает людям головы и угрожает насилием, если кто-то подойдет к нему слишком близко. Он, наверное, сейчас как паровоз. Это несправедливо, что я должна выбирать, кого впустить сюда первым. Мой мозг еще не оправился от наркоза, и от важности всего того, что доктор объяснил мне, когда я очнулась, я до сих пор не могу прийти в себя. Все кажется слишком сложным.
— Если бы вы могли сначала отправить Пакса одного, это было бы замечательно, — говорю я медсестре.
Папа будет весь разобиженный, когда войдет сюда после Пакса, но ему придется смириться с этим, не так ли?
Медсестра выходит в коридор, и через минуту Пакс входит внутрь. Его высокая фигура, кажется, занимает все пространство в комнате. Его глаза, как всегда грозовые, кажутся отрешенными, он проводит рукой по бритой голове, пересекает палату и тяжело садится на стул рядом с моей кроватью. Его футболка с «Элис Ин Чейнс» помята, но, по крайней мере, выглядит чистой. Я знаю, что он нес меня от беседки до машины, хотя и не помню этого. А также принес меня в больницу. Должно быть, в какой-то момент он был весь в моей крови.
— Я рада, что тебе разрешили переодеться, — тихо говорю я. Кажется, что это глупость после всего, что произошло, но я должна как-то нарушить молчание.
Он фыркает.
— Не разрешили. Дом — место преступления. Мы не сможем вернуться в него еще какое-то время. Это было в спортивной сумке, которую я держу в машине.
— Мне очень жаль, — выпаливаю я. — Мне так жаль, Пакс.
Он смотрит на меня так пристально, в серебристо-серых глазах плещется глубокая печаль. Я жду, что он что-то скажет, что угодно, но парень просто смотрит на меня, от него исходит смирение.
— За все, — продолжаю я. — За то, что не поговорила с тобой. За то, что не верила, что ты останешься рядом в трудную минуту. За то, что сбежала. Дважды. За то, что не дала тебе шанса…
— Все в порядке, Чейз. Все хорошо. — Так тихо. Так больно. Ненавижу слышать такую боль в его голосе. Хуже того, мне неприятно осознавать, что причиной этой боли являюсь я.
Пакс берет мою руку в свою. Наклоняется вперед, на секунду упирается лбом в тыльную сторону моей руки, затем делает глубокий вдох и целует внутреннюю сторону моего запястья.
— Теперь все это в прошлом, верно? Мы не можем ничего изменить, поэтому будем двигаться вперед.
— Я не могу просто двигаться вперед и вести себя так, будто не вела себя ужасно, Пакс. Я была несправедлива к тебе. Нам о многом нужно поговорить.
Он прикусывает нижнюю губу, медленно кивает и, кажется, ускользает все дальше и дальше.
— Доктор все тебе объяснил. Про операцию?
— Да, — шепчу я. — Я еще не совсем осознала это. Это очень много.
Врач дважды подробно рассказал об экстренной операции, которую мне сделали, отвечая на мои вопросы и рассказывая о том, что они сделали, чтобы спасти меня. Я все это восприняла, но еще не переварила. Не переработала. Потребуется много времени, чтобы полностью осознать, что это может означать для меня в будущем. Я знаю только, что Пакс был рядом со мной,
