Проснулась Ксюша часа через три от совершенно дикого голода. Баба Дуся чем-то гремела на кухне, и девушка, встав с дивана, поспешила к ней.
— Борщ будешь? — понятливо спросила бабушка, улыбаясь и потянувшись за половником.
— Буду, — кивнула Ксюша, садясь за стол. Давненько она так сильно есть не хотела… Нужно обязательно сходить к наркологу, проконсультироваться. Может, ей теперь что-то пить надо, какое-нибудь лекарство, чтобы наркоманкой не стать? Хотя это вряд ли, но вдруг?
А ещё к гинекологу обязательно. Мразь эта без презерватива была…
Затошнило, и Ксюша хватанула со стола чашку с чистой водой. Выпила почти залпом, даже закашлялась.
— Я после обеда пройдусь. Ладно, ба? — спросила она, поставив чашку обратно на стол. — Хочу на реку сходить.
— Сходи, конечно, лапонька. Вода — она успокаивает. Умиротворение приносит. Сходи. И в церковь тоже можно…
— Зайду, бабуль.
Бабушкин борщ… Что может быть лучше? Правильно — ничего. И Ксюша ела, жмурясь от удовольствия и замечая, как расцветает баба Дуся. Она всегда обожала кормить внучку.
После обеда Ксюша, как и собиралась, отправилась гулять по городу. Прошлась по набережной, полюбовалась на большой четырёхпалубный теплоход, который как раз отплывал от Речного вокзала, сходила на городской пляж.
Она почти час сидела там, на жёлтом песке, опустив ноги в Волгу, закрыв глаза и слушая шум реки. Ветер, дувший Ксюше в лицо, сушил её слезы и ласково гладил щёки. Он был ещё теплый, хотя уже немного пах осенью.
Как ты там, Игорь? Видел ли эту видеозапись? Злишься ли, проклинаешь? А может быть…
Нет, не может.
Ксюша понятия не имела, что сказал ему Андрей, да и не хотела это знать. Какая разница? Ей нужно учиться жить без Игоря.
Она неосознанно положила ладонь на живот и вздохнула. Если бы не наркотики… Ксюша бы мечтала оказаться беременной. Хранить в себе частичку своего мужчины. Воспитывать его продолжение.
Но теперь она мечтала о другом — наоборот, оказаться с пустым чревом. И не мучить себя мыслями о том, что будет с ребёнком, которого так ударили в самом начале его жизни.
Перед тем, как отправиться в церковь, а оттуда — в поликлинику, она долго стояла и смотрела на монумент «Мать-Покровительница». Ксюша помнила, как его открывали — ей было тогда лет десять, не больше. И она спросила у отца:
— А что это значит? Почему она стоит, раскинув руки?
— Потому что она — мать, — ответил папа, улыбаясь Ксюше. — Мать всегда готова принять своего ребёнка, что бы он ни совершил. И обнять его. А вместе с ним — и целый мир.
Целый мир…
Ксюша вздохнула, отворачиваясь.
Стоит ли этот мир того, чтобы его обнимали? Ведь в нём столько гадости. Столько неправильного, больного, несправедливого. Стоит ли?
— Тебе виднее, — прошептала она, глядя в небо, и достала из сумки свою старую косынку.
59
***
В то время как Ксюша шла к церкви, Игорь был в аэропорту вместе с Романом и Настей. Отвёз их Борис и, выслушав наставления работодателя по поводу квартиры и ухаживания за Грейсоном, поехал назад.
Несмотря на то, что Игорю удалось немного поспать перед отъездом, чувствовал он себя ужасно. Поэтому в самолёте тоже собирался подремать.
Все рабочие дела пришлось оставить на коллег — исполнительного и креативного продюсеров. И Павел, и Михаил очень удивились, что Игорь куда-то неожиданно уезжает, да ещё и не знает, на какой срок. На него это было совсем не похоже — сорваться с места, бросив всё, и не понимая, когда можно будет вернуться к делам. Но ждать Игорь не мог.
Он боялся. Страшно боялся за Ксению. Не каждый человек выдержит то, что с ней случилось. Она пока выдерживала, но… надолго ли?
Она наверняка ничего никому не расскажет, особенно бабушке. А раз Ксения так неожиданно сорвалась в родной город, значит, действительно чувствует себя виноватой. Значит, думает, что Игорь ей не поверит. И это не удивительно. Она никогда не доверяла ему до конца.
Нет, он не винил Ксению за недоверие. Получив такой удар от жизни в юности, сложно начать вновь верить в людей. Да и разве могла она представить, что Игорь примет сторону не сына, а её — девушки, которую знает так недолго?
Конечно, это всё понятно. Но почему-то всё равно больно. Больно и неприятно, когда от тебя не ждут ничего хорошего.
Хотя неприятнее всего не это, а совсем другое.
В самом начале, когда Игорь только начинал свою игру, он думал, что рано или поздно Ксения потеряет чистоту, испачкается, и какая разница, об кого? Но теперь он чувствовал эту разницу.
Не нужно было её трогать. Пусть бы жила в своём мире, нетронутая им, искренняя девочка, и не знала, что именно Игорь — отец человека, который её предал, унизил и растоптал. Пусть бы жила и не ведала, что это такое — когда к тебе прикасается безжалостный мир, где деньги и желания важнее всего остального.
Но Игорю тогда было плевать на возможные последствия. Испачкается, изменится — и ладно. Он же не собирался убивать Ксению. Он просто хотел её, как хотят красивую и интересную вещицу. Хотел увидеть в своей постели — и увидел. Хотел подчинить себе — и подчинил. И испытывал невероятную по силе эйфорию, владея этой женщиной. Потому что игра была безумно интересной… и он выиграл.
Глупец. Любой выигрыш таит в себе привкус тлена, и Игорь, ослеплённый собственными желаниями, поначалу его не почувствовал. А почувствовав, попытался что-то исправить… но было поздно. Ксения, принявшая правила этой игры и понимавшая, что она — всего лишь временное явление в жизни Игоря, не рассказала ему про сына.
Потому что она никогда не играла. Она жила.
И любила Игоря всей своей огромной душой.
— Игорь Андреевич…
Он обернулся и посмотрел на охранника больными, уставшими глазами.
— Вот, возьмите.
На бумажке округлым почерком Романа было выведено: «Дульсинея Липова». И адрес в Чебоксарах.
— Спасибо, — кивнул Игорь, пряча заветную бумажку в карман пиджака. — Пойдём. Посадка началась.
***
А вечером, сразу после ужина, принесли альстромерии. Белые, нежные и очень свежие.
И Ксюшу затопило непониманием.
Неужели это Андрей?! Нет, не может быть. Во-первых, её чебоксарского адреса он не знает, да и про альстромерии наверняка забыл, хотя она говорила ему восемь лет назад. Но он и тогда забывал, дарил ей всё время розы. А теперь-то уж…
Значит, Игорь. Но… откуда у него адрес?!
Стася. Точно — Стася. Наверняка она помогла, больше некому. Но… зачем ему это? Что он хочет этим сказать?!
Может, Андрей не показал видео?! Нет, должен был показать. Не мог не показать! Ещё и поглумился…
— Красивые, — улыбнулась баба Дуся, поглаживая лепестки. — Ты любишь такие.
— Да.
Ксюша нервно пересыпала в жестяную банку чай по бабушкиной просьбе, но так как руки дрожали, чаинки сыпались мимо, разлетались по столу.
— От кого только? — спросила баба Дуся осторожно, косясь на внучку. — Ты же тут первый день…
— Не знаю!
Ксюша с диким грохотом поставила банку на столешницу и, задрожав, вдруг расплакалась.
— Ох…
Бабушка подошла к ней, обняла, молча и сочувственно погладила по спине. А она всё плакала, навзрыд, как какой-то подросток, и с позорными подвываниями…
И сама не понимала, почему.
Поняла потом, уже вернувшись к себе в комнату. Поставила альстромерии на письменный стол, постояла возле них, задумчиво перебирая пальцами листья и лепестки.
Облегчение. Она плакала от облегчения…
***
— Пап… А что ты собираешься делать? — спросила Настя робко, когда они прилетели, доехали до гостиницы и заселились в «люкс». В номере было целых три комнаты, терраса и роскошная ванная. Но Игоря сейчас больше всего на свете интересовала кровать.
