Зуммер селектора прервал его размышления.
— Мисс Стюарт в приемной.
— Хорошо, пусть войдет.
Ладони внезапно стали влажными. Он украдкой вытер их о брюки и торопливо встал из-за стола. Он, Хантер Макки, тот, кого считали человеком со стальными нервами и как огня боялись преступники всех мастей, чувствовал себя в эту минуту так, словно был сделан из фруктового желе.
Да что же это с ним творится? С какими только людьми ему не приходилось иметь дело! Отпетые убийцы орали ему в лицо, обещая разрезать на куски, едва выйдут из тюрьмы, куда отправлялись его заботами. Но перед любыми угрозами он оставался тверд и непреклонен. Теперь же, когда ему через секунду предстояло встретиться с хрупкой женщиной, которая казалась не опаснее бабочки, его внутренности сводила нервная судорога. Чего он так боялся?
Высокая дверь открылась. Она вошла. Солнечный луч, проникавший сквозь окно, упал на ее волосы, нежную кожу, светло-голубое платье, облегающее идеальную фигуру.
От волнения у него заныла поясница.
Итак, по меньшей мере одна загадка была разгадана. Глаза у нее оказались зеленого цвета. Две светлые зеленые поляны в окружении темного леса ресниц.
Прическа сегодня была совсем не та, что в день похорон. На сей раз непослушные локоны свободно лежали на ее плечах. Именно в таком виде она обычно появлялась в своей телепрограмме. Ее густые светлые волосы искрились тысячью оттенков — от самого бледного, почти белого, до насыщенного золота спелой ржи.
А цвет лица… Как описать ее лицо? Множество самых вычурных определений теснилось в его мозгу. Персиковый, кремовый, медовый… Ни одно из них не подходило в полной мере. Разве что представить себе сочетание всех этих нежных трнов — только тогда, пожалуй, и можно приблизиться к истине. Только не забыть при этом абрикосовый, легким налетом лежащий на ее щеках и губах. Неудивительно, что невольно хочется попробовать, так ли сладка она на вкус, как кажется.
Достаточно было одного взгляда на нее, представшую перед ним во плоти, чтобы понять наконец, что же именно все это время не давало ему покоя. Это беспокойство вселилось в него в тот самый день, когда он увидел Кари Стюарт-Уинн в телерепортаже о похоронах ее мужа. Один лишь взгляд — и его хваленая объективность в самоубийственном броске летит ко всем чертям в самую глубокую пропасть на свете.
— Мистер Макки?
Высокий, спортивного вида мужчина, кажется, наконец вышел из транса. После неловкого замешательства он шагнул ей навстречу.
— Спасибо, что пришли. Как мне вас называть — мисс Стюарт или миссий Уинн?
Она протянула ему руку.
— Не лучше ли просто Кари?
Ее ладонь утонула в теплой мужской руке. Его рукопожатие было приятным — достаточно крепкое, но не сокрушающее кости. Он задержал ее руку в своей чуть дольше, чем положено, внимательно изучая миловидное лицо посетительницы. Разжав наконец пальцы, прокурор, осторожно поддерживая Кари под локоть, подвел ее к стулу перед своим столом.
— Вам не слишком тут жарко?
— Нет.
— Может, тогда слишком холодно?
— Нет, — улыбнулась она. — Мне тут в самый раз.
Подобная чрезмерная обходительность не была ей в диковинку. С тех пор как погиб Томас, все старались ходить вокруг нее на цыпочках, и это уже начинало действовать ей на нервы. Операторы, отправляясь вместе с ней на съемки, вели себя в ее присутствии, как паиньки-племяннички, опасающиеся расстроить свою тетушку — старую деву. Какую-нибудь неделю назад один из них, забывшись, начал было по старой привычке сквернословить, но, тут же спохватившись, униженно взмолился:
— Ты уж, ради бога, прости меня, Кари.
— Ну когда же, черт возьми, вы все перестанете со мной нянчиться! — закричала тогда она в отчаянии. — Когда поймете наконец, что и после смерти Томаса я все та же? Что я не заболела и умом не тронулась!
Кажется, помогло. Весть о вспышке ярости быстро распространилась по телестанции, и окружающие стали держаться с Кари намного естественнее. Старые узы товарищества мало-помалу восстанавливались.
И теперь подчеркнутая галантность Макки откровенно смешила ее. Подойдя к окну, он долго и старательно возился с жалюзи, так чтобы солнечный свет не бил ей в лицо.
— Кофе не желаете?
— Спасибо, нет.
— Воды со льдом?
— Нет. Поверьте, мистер Макки, я чувствую себя превосходно. Вот только любопытство гложет. Зачем я вам понадобилась?
Пропустив ее вопрос мимо ушей, он поделился с ней своим наблюдением:
— А вы, как бы это сказать… — Макки сделал неловкий жест рукой. — Более худенькая, чем кажетесь по телевизору.
И это замечание не вызвало у нее удивления. Ей уже не раз приходилось слышать подобное от других.
— Дело в том, что телекамеры полнят того, кто сидит перед ними. Человек на телеэкране выглядит килограммов на семь-восемь тяжелее, чем на самом деле, — терпеливо разъяснила Кари. — А вот вы оказались на удивление молоды. — Его брови удивленно поползли вверх. — Во всяком случае, для той должности, которую занимаете, — быстро добавила она. — Я ожидала увидеть кого-нибудь в более солидном возрасте.
— Вроде Сайласа?
— Да.
— А потому разочарованы?
— Нет, скорее удивлена. — Она слегка наклонила голову набок. — Скажите, откуда вы к нам пожаловали?
— До этого я служил в Сент-Луисе.
— Отчего же вы оттуда уехали?
— Неужели это так важно?
Она виновато улыбнулась.
— Видите ли, раньше по долгу репортерской службы мне приходилось интересоваться деятельностью городского правительства. Извините, что начала приставать к вам с вопросами. Просто при виде окружного прокурора во мне невольно проснулся старый журналистский инстинкт.
На его губах появилось некое подобие улыбки.
— Что ж, будем говорить начистоту. В Сент-Луисе на служебной лестнице я занимал одну из низших ступенек, а перспектив роста не было никаких.
Она понимающе кивнула:
— Остается только удивляться, почему мы не встречались раньше.
— А разве такая возможность существовала?
— Я частенько наведывалась в зал судебных заседаний. Мой покойный муж был членом городского совета.
— Знаю.
— Вы лично знали его?
— Встречались несколько раз.
Вернувшись за свой стол, он сел в рабочее кожаное кресло и надел очки. При этом лицо его нисколько не утратило своей привлекательности. У Кари не вызывало никаких сомнений то, что этот человек далеко пойдет, если решит остаться на стезе служения обществу. Хорошие внешние данные в таком деле не помеха. Скорее наоборот…
В нем было под два метра роста. Отлично скроенный пепельно-серый костюм не скрывал поджарого, мускулистого тела. Его движения были уверенны и изящны, волосы безупречно подстрижены, и все же в прокурорской прическе оставалось что-то от мальчишеской взъерошенности — именно то, что большинству женщин так нравится в мужчине. Его волосы были темно-каштановыми, отдельные пряди — с красноватым отливом.
