– И решили остановиться здесь.
– По крайней мере на ближайший месяц. Я пока не знаю, что будет потом, но эта неуверенность в завтрашнем дне – часть моей новой жизни. Что бы ни ожидало меня в будущем, это будет еще более захватывающим и волнующим. Так что, отвечая на ваш вопрос, могу сказать: я пытаюсь привить себе дух авантюризма. И постоянно работаю над этим. Пока что у меня не слишком-то получается… – Ей вспомнилось происшествие у гаража. Китти неловко улыбнулась, будто извиняясь. – Я понимаю, что вывалила на вас много ненужный сведений. Наверное, со стороны это выглядит смешно, просто мне хотелось быть честной. Думаю, расставшись с привычным комфортом и забравшись в такую даль, я доказала, что не лишена авантюрной жилки.
Кен долго молчал, внимательно, без улыбки изучая Китти, словно увидел впервые. Он казался на удивление серьезным.
– Нужна смелость, чтобы совершить то, что сделали вы, – тихо произнес он наконец. На его лице, обычно бесстрастном, отражалась целая гамма чувств.
«Он знает, о чем говорит», – догадалась Китти. Она лишь теперь осознала, как отчаянно ей хотелось, чтобы кто-то ее выслушал и понял.
– Вы так думаете? – тяжело сглотнув, прошептала она.
– Да, – чуть слышно выдохнул Кен. – И ваша честность дорогого стоит. Она куда важнее духа авантюризма. Простите, что подшучивал над вами.
С этими словами он оттолкнулся от стола и вышел из приемной.
Поскольку Стоун с Ником отправились сопровождать группы туристов, Кен оказался предоставлен самому себе. Ему нужно было подумать. В прежние времена он имел обыкновение думать, съезжая с горы на сноуборде.
Однако после его грандиозного падения прошло больше года, и с тех пор он так больше и не встал на доску.
Возможно, он боялся?
Пожалуй, нет. Разве что он боялся признаться себе, что боится. И все же его по-прежнему тянуло в горы.
Эта мучительная тоска по горам подтачивала его силы, точно смертельная болезнь.
Но, черт возьми, он должен был многое обдумать. Поэтому, как в старые добрые деньки, когда он не мог позволить себе купить билет на подъемник, Кен карабкался на Вдовью гору с доской за спиной. Восхождение тянуло на сто баллов по десятибалльной шкале, но Кен проделывал его столько раз, что мог бы подняться на гребень с завязанными глазами.
Резкий ветер холодил взмокшую от пота спину, но не от этого Кена сотрясала дрожь. Он знал, что ни за какие сокровища не снимет со спины сноуборд. Всякий раз, стоило ему попытаться, пальцы начинали трястись, и перед глазами, как в цветном кинофильме, прокручивалась сцена падения. Он участвовал в борьбе за титул чемпиона мира. Требовалась предельная сосредоточенность, а он допустил промах, потерял равновесие, упал и очнулся лишь в швейцарской больнице. Он целый месяц пролежал на спине и перенес три хирургические операции, одна из которых едва не окончилась летальным исходом. Последующие одиннадцать месяцев он провел, странствуя по планете и жалея себя, потому что потерял то единственное, к чему всегда стремилась его душа.
Сноуборд давил на спину, пригибая его к земле. Кену хотелось мчаться по склону. Хотелось услышать рев восторженной толпы, вновь испытать пьянящее ощущение скорости, пролетая сквозь ворота и направляясь к линии финиша…
Но он знал, что больше этому не бывать. Никогда.
«Мы сделали все от нас зависящее, теперь дело за вами. Остальное в ваших руках», – объявил ему последний доктор.
Но Кен так и не смог восстановить прежнюю форму. Он даже не приблизился к ней. Подвижность вернулась к нему лишь частично, на семьдесят процентов. Иными словами, отныне он мог съехать с горы не хуже обыкновенного любителя, но…
Но о мировых чемпионатах можно было забыть. Он утратил мастерство, которое оттачивал год за годом с пяти лет, исполненный решимости, упорства и отчаянного желания вырваться из ненавистной привычной жизни. Даже после того, как Энни заменила ему родителей, он продолжал упрямо идти к своей цели.
Кен стал лучшим из лучших, что позволило ему навсегда покончить с бедностью. При желании он мог бы всю оставшуюся жизнь путешествовать по миру. На него смотрели с обожанием и восхищением, как на человека, достигшего вершины успеха.
Но теперь все это осталось в прошлом. Проклятие! Так и не сняв со спины сноуборд, Кен начал спускаться с горы. Мышцы здоровой ноги ныли от усталости, а больное колено горело огнем, но он не обращал внимания. Пройдя пару сотен ярдов, он услышал чей-то испуганный вопль.
– Вот дьявол! – донеслось сверху.
– Коуди, берегись! Черт, впереди дерево! – в ужасе выкрикнул кто-то еще.
Двое подростков вылетели из-за деревьев за спиной у Кена, каким-то чудом не зацепившись за стволы, и свалились в снег к его ногам.
– Господи, Так, – ахнул Коуди, переворачиваясь на спину. – Боже милостивый. – Он торопливо охлопал себя. – Кажется, мы живы.
– Вроде бы. – Подняв голову, Так улыбнулся Кену. – Дружище, мы тебя чуть не укокошили.
Это вряд ли, подумал Кен. Ни один из этих парнишек не смог бы его задеть, даже если бы постарался. На вид им было лет пятнадцать-шестнадцать. Оба в вязаных шапках, низко надвинутых на глаза, в мешковатых горнолыжных костюмах и с характерным загаром сноубордистов на лицах (обгорелые щеки и носы, а также широкие белые полукружья под глазами – следы от очков).
Коуди слегка потянул вверх шапку, чтобы лучше видеть.
– Ого! – Он вгляделся в лицо Кена. – Эй, да я тебя знаю.
Кен отрицательно покачал головой.
– Да нет же, друг, я знаю. Ты Кен Уайлдер. – Он ткнул Така кулаком в грудь. – Эй, старик, это же он, смотри.
– Классно! Послушай, друг, может, дашь нам какой-нибудь совет?
– Держитесь подальше от деревьев, пока не научитесь кататься.
Оба парня расхохотались, хлопая друг дружку по спине.
– А почему ты идешь? Не хочешь съехать на сноуборде? – спросил Кена Коуди.
– Как твое колено? – вмешался Так. – Не лучше?
– Нет. – Кену не хотелось говорить правду, признаваться, что лучше уже не будет, что он сменил амплуа, превратившись в профессионального слабака, сломленного жизнью.
– А ты не думал о том, чтобы давать уроки? Моя мама заплатила бы хорошие деньги, если бы ты научил меня, как управлять доской, не ломая костей. – Так закатал рукав куртки, показав гипсовую повязку на запястье.
Учить других, как разрушить собственную жизнь? Дельная мысль, ничего не скажешь.
– Нет.
– Мы могли бы спуститься вместе. Ты бы рассказал нам о Всемирных экстремальных играх 2006 года, где ты…
– Извини. Не получится. – Лица ребят огорченно вытянулись, и Кен почувствовал себя последним идиотом. Законченным неудачником. – Но вы можете заглянуть ко мне как-нибудь. – Он вспомнил о шкафах, битком набитых спортивной одеждой и снаряжением, предоставленными спонсорами. Этого барахла хватило бы на сотню жизней. – У меня полно лишнего снаряжения. Может, вас что-то заинтересует.
– Круто!
– А можно нам привести друзей? – спросил Так, сияя от радости.
– Да. – Почему бы и нет, черт побери? Он уже ощущал себя жалким клоуном, так отчего бы не выступить в этом жанре?
– Может, ты снова вернешься в спорт еще до конца нынешнего сезона, и мы будем болеть за тебя, – мечтательно протянул Коуди. – Ну может, позднее.
Глядя на юные счастливые лица мальчишек, Кен почувствовал, как желудок стянуло тугим узлом. Ему хотелось сказать: «Оставьте меня в покое, черт возьми», но у него не хватило духу. Он не мог смотреть в сияющие, полные надежды глаза этих пареньков и разрушить их мечты только потому, что вся его жизнь пошла под откос.
– Да, может быть.
– Классно!
Они снова покатились вниз, споря, кого взять с собой к Уайлдеру, и Кен побрел следом.
Тяжело ступая по снегу.
Прилетев к водопадам вместе с туристами, Стоун и Ник провели весь день, совершая вертикальные восхождения. К вечеру они преодолели четыре склона и обосновались на вершине горы Пайут, оглядывая лежащие внизу горы и долины, похожие на рай.
– Это зрелище никогда не надоедает, – заметил Ник.
– Точно, – кивнул Стоун, выключив айпод. – Напрасно Кен не полетел с нами.
– Он сказал, что сам еще не знает, чем ему хотелось бы заняться. Он пока даже не уверен, что останется.
– Ясно. – Они оба хорошо знали Кена и давно привыкли к его упрямству. – Я ему позвоню.
– Не надо, – возразил Ник.
– Почему?
– Потому что этим ты его только взбесишь.
– Вовсе не обязательно.
– Ты его брат. А братья вечно грызутся.
Да, но Стоуна не отпускала тревога. Возможно, потому, что он был средним ребенком в семье и привык беспокоиться обо всех, а может, оттого, что их отец никогда не заботился о Кене. На самом деле, малыш чертовски раздражал Уильяма. Мало того, что тот был ему не родным, так еще родился болезненным и слабым. Правда, в конечном счете Кен вырос здоровым, несмотря на суровую отцовскую дисциплину и муштру. Мальчик попал к Энни, что, по убеждению Стоуна, и спасло ему жизнь.
