Наташа понимала, что вот-вот уже закончится у Вити возраст, когда главные авторитеты в жизни: друзья, приятели, сослуживцы. Заканчивается время, когда в их мнении его интересов было меньше всего, и он этого не понимал. Еще год-два и по жизненным стандартам должна была появиться «его» женщина: семья, мать его ребенка, хранительница очага. И вот тогда — ее приоритеты, ее мнение, ее взгляды, ее интересы станут самыми важными, самыми нужными станут его личными интересами. А пока он был в стадии перехода: мнения друзей уже не столь ценны, а семьи, ради которой нужно жить, еще нет.
Когда Витя был маленьким, ее сопровождало чувство частной собственности. Он — ее собственность. Самая нужная, самая любимая. Но похоже, сейчас они поменялись местами. Теперь она стала его собственностью.
Наташа ловила себя на том, что мысли о сыне как будто ставили крест на ее собственной жизни: на интересах, предпочтениях, да и просто возможности распоряжаться собственным временем. А много ли ей в жизни доставляло удовольствие? Книги, театр, общение. Нет, пожалуй, общение все меньше и меньше грело душу. А еще — вареная кукуруза, клубника со сметаной и сахаром. Что еще? Процесс собирания грибов лесу. Лучшей психотерапии, пожалуй, не придумаешь. Она вспоминала, как медленно — медленно шла по опавшим листьям по лесу еще полному жизни, высматривая шляпки грибов. Ее в эти часы не покидала мысль: может, это и есть рай? А если нет? Тогда, какой он? Чем он лучше того, что сейчас вокруг?
Но только по лесу люди ходят по-разному. Одни — с удовольствием смотрят вниз: на траву, цветы, грибы, ягоды, опавшие листья. Другие — вверх: на кроны деревьев, птиц. Третьи — вперед: на уходящие тропинки. Четвертые — на плывущие облака. А куда смотрят пятые? А пятые ничего этого не видят, не могут увидеть и не хотят видеть.
Мысли и равномерно движущийся автобус привели к дремоте. Может, это был сон? Не очень глубокий, под стук колес. Под равномерное движение, которое вызывало в спящем мозгу чувство полета.
Ей снилась огромная женщина, как Земля. Она стояла на возвышенности (груди) — возвышенности любви. А на другой — какой-то мужчина, которого она никогда не видела. Одному из них нужно было спуститься, чтобы, просто, близко-близко подойти друг к другу и слиться. И она полетела в потрясающем состоянии полета. Потом, во сне, это состояние продолжалось в другом — она плыла. Плавание тоже было приятным и ассоциировалось с тем, ушедшим, чувством полета. Она плыла, но желание подняться и парить над Землей в ней продолжало жить.
Мы живем в трехмерном пространстве. А какое измерение у сна? В каких измерениях находятся мысли и чувства?
Что такое сны? Ей снились дома, города, горы, люди, которых никогда не видела. Она разговаривала, общалась, решала проблемы, отчаивалась, убегала и не могла, физически не могла, бежать. Летала. Но ведь, такие сны и у других людей? Кое-кто откровенничает, рассказывает. В них то же самое: дома, города, горы, полеты, беседы, проблемы.
Что это? Еще одна наша жизнь? То есть, их две: одна — днем, другая — во сне. Может, засыпая, мы душой перелетаем во вторую жизнь? Тело и мозг спят, отдыхают, а душа переносится во вторую жизнь? Зачем? Ей там комфортней? Это входит в ее обязанности? Она никогда не отдыхает: ни ночью, ни днем? Может, днем у нее одни функции, а во сне другие? Как же она, бедняга, без отдыха? Столько лет? Столько жизней? На сколько же ее хватает? Одно было понятно: душа умеет летать. Тело не умеет, а душа…
Наташа во сне летала далеко-далеко.
Солнце ярко светило — прямо в глаза.
Интересно, который час? — подумал Кирилл, — пора вставать. Завтра нужно будет уехать первым автобусом. Кажется, он в шесть пятьдесят. А что делать сегодня целый день? Для начала — позавтракать.
Быстро вскочил, сделал разминку (на зарядку никак не тянуло) и в душ.
Выйдя на улицу, направился быстрыми шагами в то же кафе. Ему хотелось еще раз посидеть там, в той ауре.
Официантка принесла меню.
— Не надо. Курицу с гарниром, капустный салат, блинчики с творогом и чай.
Помолчал.
— Только с начала маленькую чашечку очень крепкого кофе.
— А хлеб?
— Обязательно.
Кирилл ел медленно-медленно, как бы в перерывах между мыслями. Он возвращался к вчерашнему разговору. Хотелось поговорить о многом другом и поспрашивать еще о Египте. В мыслях, как-то само собой, произносилось имя Наташа, а не Наталья Леонидовна. Сам того не замечая, он «про себя» советовался с ней, расспрашивал, спорил. Но главное, все мысли были о ней. Ему хотелось ее общества, он ждал еще одной встречи, искал повод.
Выйдя на улицу, направился в небольшой сквер. Внимание привлекла группа из 8-10 человек, которые очень мягко, почти ненавязчиво призывали задуматься над словом Божьим.
Он так и не понял: были ли это Свидетели Иеговы или представители других обществ, никак не поделивших Бога. По большому счету, вопрос веры и безверия не в сфере его интересов, бывало, иногда догоняли на улицах и очень настойчиво, без прелюдий, начинали рассказывать и доказывать чистоту и правоту своего учения. Иногда, когда усталость не давала возможности сопротивляться, он, молча долго-долго слушал, почти не вникая в смысл, но не желая обижать. В общем, под настроение. А иной раз, эта же навязчивость вызывала раздражение и озлобление. Но и в том, и в другом случае впечатление на него не производило. Одни говорили, что Сатана правит всем и мы, бедолаги, сопротивляемся во главе Христомкак можем. Другие — что Бог на небе, а Дьяволу, опять же, отдана Земля. Третьи о загробной жизни, четвертые — о том, что ее нет. А главное, все сыпали цитатами, перечисляя псалмы и откровения, произносились имена Матфея, Иоанна, Иова и Петра. Все это подтверждалось какими-то цифрами, видимо, номера глав и пунктов. Одни говорили, что надо бы бояться гнева Божьего. Другие, что ад — это место не Бога, а Сатаны. Одни говорили, что наступление смерти — это начало другой жизни, другие — возмездие за грех. Был, правда, маленький нюанс — умирают все: люди, животные, растения, птицы, планеты. Если перечень человеческих грехов был известен, то со всеми остальными — непонятно. А они-то за что? Может, это естественное движение вперед? Рождение, жизнь, смерть. Все просто и понятно.
Чего все они хотели Кирилл так и не понимал. Всеобщего страха? Равноправия мыслей и поступков? Отсутствие ошибок? Отсутствие отрицательных мыслей и дел? Все одинаково добрые, отзывчивые, ласковые, трудолюбивые, честные. От такого однообразия в душе становилось тоскливо. Ведь известно, любовь и добропорядочность редко идут обнявшись. Кстати, в списке положительных и, таким образом, обязательных качеств должна быть любовь к человеку, к Богу, к природе. А к себе? Интересно, тот, кто призывал любить всех и вся, любит себя?
