– Не знаю.
– Боюсь, что у нас нет выбора.
– Ты хочешь сказать, что я должна приветствовать этот свадебный ужин в доме Пэдгеттов?
– Думаю, мы сумеем ради нее вести себя как надо.
– Хорошо, но вначале я поговорю с ней, Майкл. Я должна поговорить. Хочу понять. Не выходит ли она за него замуж лишь потому, что беременна? Надо сказать ей, что, если она решит по-другому, мы ее поддержим. Могу я сделать это?
– Конечно. Думаю, просто обязана сказать.
– А платье? Что я должна ответить по поводу платья?
– А что плохого, если она его наденет?
– О Майкл… – Она отвела глаза.
– Ты думаешь, раз ты была в нем и брак распался, оно принесет дочери несчастье? Или кто-то из гостей узнает его и сочтет плохим знаком? Будь же благоразумна, Бесс. Кто, кроме тебя, меня и, возможно, твоей матери, может узнать его? Пусть она его наденет. Это сэкономит мне пятьсот долларов.
– Она всегда могла заставить тебя делать то, что ей вздумается.
– Да уж. И мне это даже нравилось.
– Должна тебе напомнить, что пианино опять придется перевозить.
– Я помню об этом.
– Это пробьет брешь в их скромном бюджете.
– Я заплачу. Я сказал, когда подарил ей его, что буду оплачивать его перевозку, пока оно живо или пока я жив. В общем, кто дольше проживет.
– Ты сказал ей это? – удивилась Бесс.
– Я просил ее не говорить тебе. Ты на этом пианино вообще помешалась.
Они смотрели друг на друга, стараясь не расхохотаться.
– Хорошо. Давай вернемся к твоему замечанию относительно экономии пятисот долларов. Уж не собираешься ли ты взять на себя свадебные расходы?
– С их стороны, конечно, чертовски благородно не попросить помощи, но каким же нужно быть скаредным, чтобы не помочь собственному ребенку при таких затратах, если сам зарабатываешь сто тысяч в год.
Бесс подняла брови:
– О-о-о, это сообщение специально для меня? Видишь ли, у меня и самой дела сейчас идут неплохо. Не сотня тысяч в год, но достаточно, чтобы взять на себя половину расходов.
– Хорошо, договорились. – Майкл протянул через стол руку.
Она пожала ее, и ощущение оказалось слишком памятным для обоих. Мгновенное замешательство, и они разомкнули руки с каким-то ощущением вины.
– Хорошо, – сказал Майкл, расправляя плечи и поглаживая живот. – Я выпил столько кофе, что не усну до трех часов.
– Я тоже.
– Тогда пойдем?
Она кивнула, и они поднялись из-за стола. Надевая пальто, он спросил:
– Как твоя мать?
– Неутомима, как всегда. У меня кружится голова, когда я ее просто слушаю.
Он улыбнулся:
– Передай от меня привет старой кукле. Ладно? Я скучал о ней.
– Хорошо. Но, если эта свадьба все-таки состоится, ты сможешь поприветствовать ее лично.
– А твоя сестра Джоан? Она там же, в Колорадо?
– Да. Она все еще замужем за этим ничтожеством и отказывается даже думать о разводе, потому что католичка.
– Вы видитесь?
– Не слишком часто. У нас больше нет ничего общего. Да, Майкл…
Она остановилась. Первый раз за все время их встречи в ее глазах появилась теплота.
– Я очень огорчилась, когда умерла твоя мать.
– Я был очень огорчен, когда узнал о смерти твоего отца.
Каждый из них потерял близкого человека после развода. Но ее мать была жива, а его родители умерли.
– Спасибо, что пришла на похороны. Мама тебя всегда любила.
Она была на похоронах и, конечно, брала с собой детей, но не подошла к Майклу поговорить. Он также приходил на похороны ее отца, но и в этот раз оба они упрямо держались на расстоянии, обменявшись лишь краткими соболезнованиями. Оба они любили родителей друг друга и тяжело переживали разрыв с ними после развода.
– Было чертовски тяжело, когда умерла мама, – признался Майкл. – Я всегда мечтал, чтобы у меня были братья и сестры… но, увы, что толку в мечтах. Мне сорок три года, и давно пора привыкнуть к этому.
Всю жизнь он огорчался, что он единственный ребенок, и часто говорил ей об этом. Ей тоже не хватало сестры, с которой она была бы близка. Джоан старше на семь лет, и у них не было общих воспоминаний детства – об играх, друзьях, о школе. Джоан была скорее третьим родителем, чем сестрой. Когда она вышла замуж и уехала в Денвер, в жизни Бесс почти ничего не изменилось, и хотя время от времени они обменивались письмами, в них не было сердечности.
Странно было стоять с Майклом в дверях ресторана и обмениваться с ним мыслями об одиночестве и потере близких. Они хорошо скрывали горечь, знали, как скрывать ее, но во всем этом была какая-то фальшь, оба это чувствовали, и обоим захотелось поскорее разойтись.
– Что ж, – сказала Бесс. – Поздно. Я пойду.
Она вышла из ресторана первой и уже в дверях почувствовала, как Майкл слегка дотронулся до ее плеча.
Память.
На автостоянке он напоследок произнес:
– По всей вероятности, нам еще придется встречаться до свадьбы. Я переехал…
Он протянул ей визитную карточку:
– Тут мой новый адрес и телефон. Если меня нет дома, оставь сообщение на автоответчике или позвони в офис.
– Хорошо. – Она положила карточку в карман.
Они замешкались, не зная, что сказать на прощание. Сухое «привет!» так отличалось от сотен прощаний, когда они были влюблены. Встреча Нового года, танцы и вечеринки всегда заканчивались бурным расставанием на ступеньках ее дома. Оба вспомнили об этом, прежде чем Майкл спросил:
– Так ты позвонишь Лизе?
– Да.
– Может быть, я тоже позвоню ей. Сказать, что мы договорились.
– Хорошо… Ну, спокойной ночи.
– Спокойной ночи, Бесс.
Опять возникло маленькое замешательство, какое-то время они не трогались с места, затем резко повернулись и разошлись к своим машинам.
Бесс запустила мотор и ждала, пока он нагреется. Он научил ее этому давно: в Миннесоте машина служит дольше, если вы зимой хорошо прогреваете мотор. Это было еще в их трудные годы, когда они не меняли машину по пять-шесть лет. Теперь она могла себе позволить покупать новую каждые два года. Наконец она доехала до Бьик-парк-авеню. Ей хотелось узнать, какая у него машина, – она не могла справиться с искушением посмотреть.
Бесс услышала глухое урчание мотора, когда он проехал мимо, но ей удалось увидеть в боковом зеркале лишь серебристую крышу машины. Но, когда он, развернувшись, оказался в свете фонарей, поняла, что это «кадиллак-севиль». Значит, дела его действительно шли хорошо. Она попыталась разобраться, какие чувства это у нее вызывает. Шесть лет назад она яростно вонзила бы булавки в куклу, сделанную по подобию Майкла Куррена на сеансе у какого-нибудь колдуна. Сегодня, однако, она, к собственному удивлению, ощутила непонятную гордость от того, что двадцать два года назад выбрала победителя и что теперь, в этой скоропалительной свадьбе, нет необходимости ограничивать в деньгах дочь.
