Иногда, когда ты очень привязан к идеалу, невозможно идти на компромисс.
Джеймс Нолан был мне не интересен. Я его уважала. Как и все. Он был местным ученым, но пока я росла, я его не знала, потому что по возрасту он был младше моих родителей, но старше братьев. Несколько лет он отсутствовал, а когда вернулся и занял пост учителя в Фолихтарской школе, ему было тридцать пять. В то время было модно учить гаэльский, и в пятницу вечером Джеймс (или Шемас О'Нулан, поскольку он предпочитал, чтобы его имя произносили на ирландский манер) открывал двери школы и учил местный люд родному языку, которого лишились наши дедушки и бабушки. После занятий были танцы и песни, и всеобщее веселье, и в иные вечера мы не расходились до полуночи. В течении недели классы были переполнены: люди проходили три мили и обратно из Охамора, чтобы стать причастными к этому действу.
Джеймс был членом Гаэльской лиги, и вдобавок ходили слухи, что он служил в Ирландской республиканской армии. Никто не знал, почему и где он отсутствовал эти десять лет, но ничего необычного в этом не было. Умный человек знал, как держать рот на замке. В любом случае Джеймс не увиливал, когда Китти Конлан заметила, что пять его сестер успешно вышли замуж, двое ушли в монастырь, а его брат построил маленький новый домик с шиферной крышей рядом с их семейным очагом.
Мистеру Джеймсу Нолану грозила опасность стать кем-то вроде чемпиона, если бы он не был местным, из нашего маленького скромного прихода, и поэтому ему не было позволено считать себя незаурядной личностью. Разумеется, его появление не было связано с какой-либо героической или романтической деятельностью за границей. Я едва помню первый раз, когда увидела Джеймса. Скорее всего, тогда я подумала, что он еще более обычный, чем о нем говорят. Но честнее будет сказать — я вообще о нем не думала.
Болтали о том, кто из незамужних женщин может подойти ему. По любым меркам Джеймс был достоин уважения: он хорошо относился к детям, у него был новый дом, который остался незанятым, поскольку его брат с женой недавно переехали в Англию, а старая мать отказалась оставлять старый коттедж; учительский доход тоже не стоило сбрасывать со счетов. Если вам около тридцати, то Джеймс был бы для вас неплохой партией. Но мне тогда было только двадцать один.
Мне самой, пожалуй, было не очень интересно, но казалось занятным наблюдать за тем, как женщины постарше чуть ли не на головах ходили, лишь бы заполучить Джеймса. Мэй и я смеялись до колик, когда они, намазанные помадой, будто клоуны, болтались вокруг него после воскресной службы, чтобы насладиться cupla focal с Muinteoir. Самой ужасной из них была Айна Грили. У нее было бледное, словно постный хлеб, лицо, но она была с мозгами. Она выигрывала стипендию за стипендией, дошла даже до Дублинского университета и вернулась этим летом, чтобы решить, что делать со всем своим образованием. Мне она не нравилась. Айна отпускала комментарии по поводу Майкла, и до меня доходили ее слова.
Моя кузина Мэй и я были самыми хорошенькими девушками в округе. Тетя Анна обучила меня хорошим манерам и привила вкус к красивым вещам, когда мы были еще друзьями, у Мэй же был замечательный Йанкс, регулярно славший домой посылки. Мы двое стали для местной публики кем-то вроде киногероинь. У меня были желтая блузка и желтый шарфик в тон, которым я перевязывала свои длинные черные волосы. У Мэй были пара кремовых туфель и кожаная кремовая сумочка. Айна принадлежала к тому типу женщин, которые смотрят свысока на любое проявление гламура. Она никогда не говорила с нами во время уроков гаэльского, и я знала, что она считала нас глупыми. Я не возражала, потому как полагала в то время, что лучше быть глупой и хорошенькой, чем умной, но бесцветной. После уроков мы оставались танцевать и рассматривали большую часть класса на предмет того, кто нас лучше всех развлечет. Мэй хотелось завести роман, а мне нет.
Я положила глаз на Джеймса Нолана, только чтобы досадить Айне Грили.
Оглядываясь назад, я понимаю, что это было гадко и по-детски, но она страшно меня раздражала. Айна говорила с Джеймсом после воскресной службы, и я их поприветствовала на гаэльском и прошла мимо. Айна в ответ поправила мое произношение. Я подумала, что это было подло, я и до сих пор так думаю, поэтому я решила поостудить ее пыл. Я сказала себе, что сделаю для Джеймса доброе дело, даже если разобью ему сердце Взаимопонимание между ними заметно росло, а я верила, что Айна внутри такая же уродливая, как и снаружи. А Джеймс казался мне легкой мишенью, он был бы счастлив с любой, которая поманила бы его. Возможно, Джеймс О'Нулан и был ученым человеком, но в любовных делах я считала его ludarman. В этом я ошибалась. Это был первый и последний раз, когда я выставила себя дурой перед Джеймсом, но это был первый из многих раз, когда я неверно истолковывала его характер.
В следующую пятницу я надела кардиган лавандового цвета, который, как я совершенно точно знала, придавал моим длинным черным кудрям особенно привлекательный вид. Урок гаэльского закончился, и все занялись перестановкой мебели. Мэй разговаривала с Подом Келли, пока тот распаковывал свой аккордеон. Айна подлетела к Джеймсу и прилипла к той стороне, где стояли его ученики. Она была положительно настроена.
Но теперь она была против Бернардины Моран. Может, я и не преуспела в гаэльском, но я кое-что знала о любви. По крайней мере, я так думала. Я могла посмотреть на любого мужчину и сделать так, чтобы его сердце растаяло. Возможно, это было жестоким развлечением, но насколько я могла видеть, мужчины вокруг меня только этим и занимались. У тебя было всего несколько коротких лет, чтобы дразнить их, а потом ты будешь штопать им носки и терпеть последствия их пьянства. Так было с моей матерью. Если бы я не видела, что Джеймс — безобидный тип, я была бы более осторожной, выбирая его.
Я просто смотрела. Смотрела на Джеймса через всю комнату так, как я смотрела на Майкла Таффи около трех лет назад, перед тем как влюбилась. За исключением того, что это было притворством. Когда я смотрела на Майкла, я чувствовала, что у меня дрожат колени и краска заливает мне щеки, и мне было больно и радостно одновременно; в этот вечер я смотрела на нашего обычного учителя и притворялась. Не могу сказать, как я это делала, кроме того, что я пялилась на него до тех пор, пока он меня не заметил. Я знала, или верила тогда, что на меня стоит обратить внимание.
В тот вечер Джеймс как обычно остался с Айной и проводил ее домой. Я была раздражена оттого, что у меня ничего не вышло, но в тот момент мне не хватило решимости перейти к дальнейшим действиям.
