— Да я ей все время об этом говорю, сеньор. Как об стену горох.
— Послушайся матушку Томасу, — весело подмигнул Рикардо Розе, направляясь в дверям.
— Вообще-то надо бы, — соглашается Роза. — Я провожу тебя.
Они вышли из дома и пошли по грязной щебенке «затерянного города». На перекрестке они остановились, чтобы проститься. Но чуть раньше им повстречалась Каридад, несущая мокрое белье, как будто бы она и не расставалась с ним со времени ссоры с Розой.
Увидев Розу с молодым богато одетым юношей, Каридад останавливается как вкопанная и откровенно наблюдает за тем, как прощаются молодые люди.
Рикардо жмет Розе руку.
— До встречи, Роза.
— До встречи, Рикардо… А знаешь, мне больше нравится, как ты меня до этого назвал.
— Как?
— Ну, ты сказал… красавица…
— А! — Рикардо смеется. — До встречи, красавица… Роза возвращается домой, и никак ей не миновать встречи с Каридад, которая поставила таз с мокрым бельем на землю и вытащила из кармана передника банан.
— И везет же немытым, — сказала она, едва Роза поравнялась с ней.
— Это ты мне? — довольно миролюбиво спрашивает Роза, обернувшись.
— А то кому же? Где мальчика-то подцепила?
— Это мой друг.
— Ишь нет. Нет, дорогуша, богатые с бедными просто так не дружат.
— Вот видишь, а мне повезло. Это ты точно сказала: которые не моются, тем и везет. Но я все-таки решила пойти помыться.
— Ты-то? Да ни за что не поверю.
Но Роза уже не слышит ее, направляясь к дому.
Только что Томаса пережила потрясения, связанные сначала с появлением в доме попугая, а затем его богатого тезки, а тут еще одна тревожная новость: Роза попросила нагреть ей воды.
— Для чего тебе? — спросила Томаса, не замечая странности своего вопроса.
Роза недовольно ответила:
— Как для чего? Чтоб, значит, мыться. Пораженная Томаса молча уставилась на нее. Роза засмеялась.
— Ты что, черта увидела? — Она начала заниматься приготовлениями к мытью. — Разве ты не слышала, что Рикардо сказал? Я должна ходить чистой и ухоженной. Потому что я раскрасавица.
— Р-рикар-р-до, Р-рикар-рдо! — надрывался попугай. Роза нетерпеливо попробовала пальцем греющуюся воду. Томаса смотрела на нее с улыбкой, удивляясь тому, как выросла за последний год ее девочка.
— Да я же ее только поставила, воду… Ну, и Розита! Это же надо, я ее умоляла, умоляла — как об стенку горох. Чужой человек раз сказал — и она прямо с головой в чан готова… Да что ты в нее пальцем тычешь — вода еще холодная!
Эрлинда пришла домой относительно рано, в три часа ночи. Поэтому и проснулась на следующий день раньше обычного, хотя жизнь в Вилья-Руин кипела уже давным-давно.
Зевая, она сидела перед зеркалом, расчесывая свои темные волосы и разглядывая загорелые плечи. Ей было слышно, как за стеной молится Фелипа.
Когда раздался стук в дверь, Фелипа медленно двинулась к ней, на ощупь ища ключ.
— Как поживаете, донья Фелипа? — Войдя, Роза первым делом помогла слепой старухе опуститься на стул.
— Бог помогает, девочка. А как Томасина ревма?
— Как всегда. Где ваша внучка? Спит небось.
— Нет, сегодня рано проснулась.
— Я пройду к ней?
Фелипа кивнула. Роза подошла к двери соседней комнаты.
— К тебе можно, Линда?
— Входи, Рози.
— Ты меня прости, я к тебе так рано никогда не захожу, потому что знаю: ты по ночам при больных… Ну а сегодня вот забежала… Ты мне не поможешь?
— Говори.
— Прямо не знаю, с чего начать. Даже стыдно… Мне очень нужно… Не найдется ли у тебя какого платьишка, которое ты не носишь? Может одолжишь?..
Линда, засмеявшись, отодвинула занавеску своего самодельного гардероба.
— Выбирай, какое нравится.
— Да что ты, Линда! Мне какое-нибудь, какое ты не носишь.
— Говорю, бери любое.
Роза с интересом разглядывала платья подруги.
— Слышь, ты, видать, уйму денег загребаешь на своей работе?
— Да как сказать… На еду бабушке и братьям хватает. Роза уставилась на одно из. платьев.
— Вот у этого платья распрекрасный цвет.
— Нравится? Ну и бери. Дарю. Я его все равно не ношу. Роза сразу даже не поверила в такую щедрость подруги.
— А мне оно хорошо будет? Ты-то худющая…
Она неумело попыталась приложить платье к своей фигуре.
— В самый раз, — сказала Линда. — Как на тебя шито. Возьми еще туфли.
— Что ты! Я босиком люблю ходить. Или, на худой конец, в кроссовках. Куда удобнее.
Линда рассмеялась.
— Ну ладно, спасибо тебе за платье. Побегу, а то у меня вода греется. Чтобы помыться… Вот что, Эрлинда, ты бы мне нашла работенку. Ну там, где ты работаешь.
— Там — нет, Роза, нет. Это не для тебя.
— Что же она, плохая, что ли, твоя работа?
— Она неплохая. Просто ты ничего не смыслишь… в больных. Этому надо учиться.
— Эх, черт, наверно, ты права. Еще раз спасибо, Линда. Чао!
— Знала бы ты мою работу, девочка, — пробормотала Линда, продолжая разглядывать себя в зеркало.
Когда у Леонелы раздался телефонный звонок, она с неохотой предположила, что это кто-нибудь из надоевших ей влюбленных в нее кавалеров.
Но оказалось, что звонит Дульсина.
— Дульсина! Я так рада твоему звонку!
— Когда мы можем рассчитывать, что вы с Ванессой у нас отобедаете?
— Что касается меня, в любой момент.
— Например, в пятницу?
— Договорились. Не знаю, сможет ли Ванесса, но я приду точно.
— Гм… Мне бы хотелось видеть вас обеих. Постарайся ее привести.
— А Рикардо будет?
— Ну конечно. Об этом и речь. Леонела привстала со стула.
— То есть?
— Ну что тут непонятного, дорогая? Разве ты не хотела бы выйти замуж за Рикардо? Мы с Кандидой уверены, что лучшей жены нашему любимому брату не найти. Не пора ли нам объединиться для исполнения наших общих желаний?
— Дульсина, ты это серьезно?
— Вполне. Более чем серьезное Я поклялась, что ты будешь женой Рикардо. И не будь я Дульсина Линарес, если не больше чем через три месяца не добьюсь вашей помолвки. Так-то!
Леонела счастливо улыбалась.
— Плохо мое дело, матушка Томаса.
— Что так, Риго?
— Обыскался работы — нигде нет.
Ригоберто печально ворошил курчавые волосы, разглядывая попугая.
Попугай, в свою очередь, склонив голову, скептически разглядывал Ригоберто, словно желая сказать: плохо ищешь, малый, будь я такой курчавый, как ты, я бы себе враз работу нашел, да у меня вон один хохолок.
— А что бы тебе, милый, вымыться водой с петрушкой? — спросила Томаса.
— Это зачем же?
— А чтоб работу хорошую найти — это первое дело. Ригоберто усмехается.
