— Стой смирно, — скомандовала я, пытаясь дотянуться до макушки парня. Сделать это было непросто, но десяти сантиметровые каблуки — спасибо Кузнецовой — значительно облегчили задачу.
— Китти-Кэт, а что ты делаешь? — почему-то шепотом произнес Пашка, в попытке оккупировать мою талию своей лапищей. Попытка провалилась: я успела достигнуть цели, мгновенно отдалившись от музыканта на два шага.
— Спасаю твой имидж, — ответила на ранее заданный вопрос, продемонстрировав веточку абрикоса, усеянную белыми соцветиями. — Негоже такому бэд-бою с цветочками в шевелюре ходить.
— Я и забыл, что на твой день рождения они всегда цветут, — Пашка запрокинул голову, разглядывая цветочные облака над нами. С ветвей то и дело осыпались белые лепестки.
«Сейчас», — пронеслось в мыслях, и я быстро выпалила то, что никак не могла произнести на протяжении всего вечера:
— И ты прости меня, Паш.
Все это время, находясь рядом с Пашкой, я пыталась продумать речь, составить верные фразы. Но иногда вместо десятка пустых предложений достаточно сказать лишь одно искреннее слово.
— За что ты просишь у меня прощения, Китти-Кэт? — парень протянул руку, касаясь моих волос.
— За… — я запнулась, то ли от стыда за содеянное, то ли оттого, что музыкант вдруг шагнул ко мне, значительно сократив расстояние между нами. — За прошлое. Прости, я тогда поступила, как полная идиотка. Ты не виноват, Паш. Ни в чем не виноват, — выпалила на выдохе.
— Никто не виноват, Кэти.
«Я виновата».
— Ты пахнешь ней, — Паша снял с моих волос очередной белый лепесток.
— Вообще-то абрикос мужского рода, — как можно ровнее возразила я, стараясь не обращать внимания на его манипуляции.
— Весной, глупая, — усмехнулся краешком губ музыкант, продолжая убирать с меня лепестки. Ветер, будто глумясь над парнем, всколыхнул ветви, заставив те осыпаться ароматным конфетти.
— А ты — зимой, — поделилась я, не потрудившись задуматься над сказанным.
Мне действительно казалось, что из апреля мы перенеслись в предновогодний декабрь. Вокруг кружили снежинки, под ногами блестел лёд, а вместо прикосновений музыканта кожу обжигал мороз. Вот-вот из дома выйдут родители, папа с Пашкой примутся устанавливать фейерверк для запуска, мама поохает, что я слишком легко одета. А когда салюты угаснут, оставляя в морозном воздухе запах пороха, мы вернемся в теплый дом, где бабушка в очередной раз будет пытаться закормить Краснова до смерти.
— Не выдумывай, Сватова, — лукаво усмехнулся черноволосый, — это всего лишь «Армани», — меня обидно щелкнули по носу, оборачивая сказку в реальность.
Мы опять стояли в апреле. Далекие и чужие.
Глава 3
— Ты как, Краснов, совсем того? — не переметнула возмутиться я, отступив от этого недопоэтичного. — Я тут извиняюсь перед ним, а он мне про весну вещает!
— Кэти, — Пашка тяжело вздохнул, по всей видимости, вспомнив о своем несчастье. Обо мне любимой, конечно же. — Я же сказал, что никто не виноват. Мы были детьми. Хотя, кажется, кто-то из нас так и остался ребенком, — оскалился музыкантишка.
— По-моему, кому-то из нас много кажется, — оскалилась я в ответ. — Сейчас крестить будем.
— Заметь, ты даже не отрицаешь, Сватова.
— Заметь, ты еще можешь разговаривать, Краснов.
Мы умолкли, играя в гляделки, но, не удержавшись, одновременно прыснули со смеху.
Что с нас взять? Дураки.
— Мне не хватало этого, — посерьезнев, признался парень.
— Что, перед вашим высочеством только трепещут и пресмыкаются? — едко спросила я, игнорируя его «не хватало», что набатом гремело в голове.
— Мне не хватало тебя, Кэти, — решил добить меня музыкант. — Ну что, друзья? — он протянул навстречу мизинец, изображая жест из детства.
— Ты от фанаток мной прикрывался! — злорадно припомнила я, не спеша отвечать взаимностью. Чем меньше близких людей в моей жизни — тем меньше лжи приходиться сочинять.
— Больше не буду, — дал сомнительную клятву Краснов.
— Еще и посмешищем в ресторане выставил! — не стала сдаваться.
— Я просто тебя развлекал. Ты слишком грустная, Китти-Кэт, — пожал плечами парень, по-прежнему протягивая этот чертов мизинец.
— Зато теперь веселая, — я вскинула голову, делая вид, что разглядываю цветущие ветви. Его последняя фраза почему-то неприятно задела.
— Кать… — мягко прозвал Паша, вызывая предательский трепет внутри, но я его перебила:
— Мне Стас запрещает дружить с парнями! — с превосходством взглянула на Краснова, добавив веское: — Особенно такими, как ты!
— Даже так. А какой я? — довольно заухмылялся Пашка, сражая милыми ямочками на щеках.
«Красивый».
— Неадекватный, — не стала врать я.
— И что же ты, совсем с парнями не общаешься? — лукаво спросил музыкант.
— Только с адекватными!
— Да ладно тебе, Сватова, мы же знаем друг друга сто лет. К тому же твой Стас может спать спокойно — у меня есть девушка.
— Так значит это правда? — не подумав, выпалила я, вспоминая длинноногую красотку из глянца, которым мне тыкала Булкина с месяц назад. — Постой, ты же целовал меня!
— А ты отвечала, — учтиво напомнил о моем промахе черноволосый. — Друзья? — вновь повторил ребяческий жест Пашка.
— Друзья! — злорадно провозгласила я, на секунду сцепив наши пальцы. Лишь бы поскорее отделаться от Краснова и всех эмоций, которыми он щедро снабжал мою чуткую психику.
Ничего-ничего, Пашка у нас звезда «в самом расцвете сил». У него вон концерты, гастроли, клипы. Главное затаиться на время и не подавать никаких признаков жизни, глядишь, и оставит в покое неинтересную меня.
«Пусть лучше со своей моделькой дружит!»
— Ну всё, Краснов, мне завтра на пары еще. Спокойной ночки! — я показательно зевнула и уже по привычке, не став дожидаться реакции парня, попробовала сбежать.
— Спокойной, Сватова, — донеслось глумливое в спину. — Слушай, а ты теперь так всегда будешь убегать? Это конечно эффектно, но кто из нас после этого неадекватный?
— Господи, Краснов, я просто хочу спать! — я опять остановилась на злополучной ступеньке. — Это ты можешь всю ночь напролет кутить и потом отсыпаться до двух, а мы, законопослушные студенты, обязаны грызть гранит науки по утрам.
— Тебя точно впустят, законопослушная? — парень кивнул на запертую дверь общаги.
— Точно-точно, у меня годовой абонемент на ночные посещения, — легко призналась я, только спустя секунду осознав, что сморозила…
«…правду!»
— А зачем…
— Шутка! — поспешно перебила и лучезарно улыбнулась: — Вкусная шоколадка еще не такие двери открывала! Ладненько, пока Паш, рада встречи!
— Я тоже, Китти-Кэт.
— Ага, — я моментом преодолела все пять ступенек и опрометью бросилась к окну, требовательно забарабанив по звенящему стеклу.
— Катя! — я дернулась от непривычного обращения. — С днем рождения!
Пашка стоял на том же месте, под раскидистыми ветвями старого абрикоса, роняющим белые лепестки на землю, и проницательно смотрел на меня. Я сглотнула, игнорируя глупое желание послать все к черту и броситься к нему. Утонуть в его объятиях, уткнуться носом в ключицу, ощущая родной аромат костра и леса, и рассказать…
О том, как каждый раз вздрагиваю от тётиных звонков и подолгу не решаюсь ответить; как перед сном молюсь сама не знаю кому; и как ненавижу ту, кем я стала.
— И кто там так тарабанит?! — деревянная сворка со скрипом приоткрылась, а из нее показалось недовольное лицо нашей консьержки, Евдокии Львовны. — А, Катюшка! — старушка пошире распахнула дверь, пропуская меня. — Что-то ты сегодня рано. Не рыбный день у вас? — заметила эта находка для шпиона, а я спинным мозгом почувствовала, обострившийся взгляд Краснова.
— До встречи, Китти-Кэт, — услышала напоследок, прежде чем укрыться в стенах родной общаги.
«Прощай, Паша».
***
