говорю натянутым голосом. Беззаботной быть не получается, в груди ноет так сильно, что дышать тяжело.
Вовремя замечаю воинственный блеск во взгляде Альвины и, дотронувшись до её руки, пересохшими губами умоляю: «Не надо». Она слышит мою просьбу и тяжело вздыхает.
— Да, мы уже идём. Уборная там, — тычет она пальцем в закрытую дверь.
Глаза Назара внимательно ощупывают моё лицо, но сказать он ничего не успевает — Альвина берёт меня за локоть и тащит на выход.
— Дай свой телефон, — требует она, пока мы идём по мощёной дорожке.
Я даже не спрашиваю, зачем ей это нужно, просто достаю из сумочки смартфон. Спустя несколько секунд Альвина отдаёт его со словами:
— Я вбила свой номер телефона. Звони в любое время, поболтаем по-дружески, хорошо?
Киваю, прекрасно зная, что никогда не наберу её номер. Произошедшее в коридоре было секундной слабостью, которой я по неосторожности поддалась, но больше такого не повторится. У всех пар бывают недопонимания. Назар не хотел причинить мне боль, тот синяк — глупая случайность. Зря я надела это платье, если бы не оно — Альвина бы ничего не заметила.
— Я бы выпила ещё вина, — говорю, как только мы вновь садимся за столик в беседке.
Хочу вернуть то состояние, когда я чувствовала уверенность в себе и могла без страха разговаривать с Гордеевым. А ещё надеюсь, что алкоголь заглушит горечь, возникшую после разговора с Альвиной.
Слышу, как Дамир наливает вино, однако голову поднять не смею. Не хочу встретиться с ним взглядом.
— Держи, — говорит он.
Я протягиваю руку за бокалом, дотрагиваюсь до прохладного стекла и нечаянно касаюсь тёплых пальцев Дамира. Меня будто электрическим током пронзает: подушечки искрятся и горят, сердце совершает странный кульбит в груди, а тело странно трепещет. Отшатываюсь, чуть не уронив бокал на стол.
— Ой, класс, водичка брызжет! — весело кричит Альвина и хлопает в ладоши совсем как ребёнок.
Я оглядываюсь: недалеко от нас включились автоматические системы полива, они разбрызгивают воду по всему газону, тихо шумят и вращаются. Альвина вскакивает с места, делает приглашающий жест рукой, мол, идём за мной, но я мотаю головой и делаю глоток спасительного вина. Меня всё ещё потряхивает после случайного прикосновения к Дамиру, и это тревожный сигнал. Так быть не должно.
— Если хочешь, присоединяйся, — Альвина снимает туфли, оставляет их у входа в беседку и мчится на лужайку, визжа и приплясывая.
К нам приближается Назар. Скептически смотрит на Альвину, после чего переводит взгляд на меня, застывшую с бокалом вина в руках.
— Может, тебе уже хватит? — с нажимом произносит он, еле сдерживая злость.
Заразительный смех Альвины проникает в уши, в кровь, в тело. Он пробуждает во мне желания, которые я давно похоронила под семью замками. Залпом допиваю вино, скидываю с себя ненавистные туфли на высоченном каблуке и, задрав подбородок, быстрым шагом иду к веселящейся Альвине.
8
Помирать — так с музыкой. Дома меня ждёт сложный разговор с Назаром, но это будет потом, а сейчас я хочу побыть беззаботной двадцатилетней девчонкой, не думающей о последствиях. Мокрая трава щекочет ступни, брызги холодной воды орошают ноги, платье становится влажным и тяжёлым, но мне совершенно на это наплевать. Я подставляю ладони под упругие струи, смеюсь отчего-то и смотрю, как Альвина танцует на газоне. На такое я не способна даже под градусом.
Я запрокидываю голову и разглядываю чернеющее небо, где уже пробиваются первые яркие звёздочки. Как же красив мир, если за ним наблюдать! Почему я об этом забыла? Из-за болезни мамы жизнь словно потеряла краски, каждый день был наполнен тревогами, страхами и слепой надеждой. А потом я переехала к Назару, и что-то изменилось во мне. Прежние интересы стали казаться пустыми и глупыми, близкие друзья постепенно отдалились, а новых я завести так и не сумела. Да и каким образом? Назар никогда не брал меня на светские мероприятия, только вчера впервые позвал на день рождения Дамира Гордеева.
Холодок юркой змейкой проникает под кожу, я растираю замёрзшие руки и оглядываюсь. Назар испепеляет меня потемневшим от злости взглядом, весь его облик кричит о том, что ему претит моё безрассудное поведение. Но почему? Альвина ведёт себя открыто и естественно, танцует на траве, смеётся, рассказывает о пьяных студенческих выходках, но Дамир реагирует на это совершенно нормально. Я даже видела еле заметную улыбку, спрятанную в уголках его губ, значит, он одобряет поведение своей спутницы.
Тогда почему одним можно, а другим нельзя? Почему я должна соответствовать требованиям Назара, тогда как Альвина не притворяется леди с идеальными манерами?
Нет, долой опасные мысли! Просто Дамир — другой человек, нельзя сравнивать его с Назаром. Тем более я не знаю, что происходит за закрытыми дверями, может, Гордеев на самом деле жестокий тиран и манипулятор.
— Замёрзла? — ко мне подходит сияющая Альвина.
Её платье насквозь промокло, поэтому сквозь тонкую ткань видны очертания сосков. Рыжие волосы стали на пару оттенков темнее и беспорядочными прядями облепляют лицо Альвины, но её это ничуть не смущает. Интересно, она в принципе умеет смущаться?
— Немного, — признаюсь я. Только вот не знаю истинную причину своего состояния: то ли от воды дрожу, то ли от сомнений, которые до этого никогда не возникали в моей голове.
— Сейчас согреемся. Классно, да? Я аж протрезвела, — смеётся Альвина и берёт меня за руку. — Пусть мужики поболтают, а мы пока переоденемся.
Я по привычке смотрю на Назара, чтобы увидеть его реакцию. Проглатываю тугой ком, застрявший в горле, когда замечаю, что мой мужчина в открытую пялится на грудь Альвины.
Взгляд Дамира направлен на меня. Насмешливый взгляд, словно вопрошающий: «Помнишь, о чём я тебе говорил?»
Я отворачиваюсь.
Альвина ведёт меня в комнату на втором этаже, открывает шкаф, забитый женской одеждой, вытаскивает брючный костюм и переодевается.
— У тебя тоже S-ка, да? Примерь это, — в руке она держит симпатичное зелёное платье. — Оно новое, я ни разу его не надевала, так что бери, не бойся.
— Спасибо, не надо. У меня только
