— Я сейчас, — оставив отца в недоумении, вышел вслед за ним Мирослав.
Он мог бы пойти в туалет, сделать вид, что ему что-то надо в другом конце коридора, сделать что угодно, но он пошёл к лифту, где эти оба, финансовый и коммерческий, встретились. В кабине лифта ткнули каждый в свой этаж. Мир встал к стенке, позади.
— Я бы ей вдул, — сказал коммерческий.
Финансовый сделал едва заметное предупреждающее движение головой в сторону Мира. Лысый, с гладко выбритым черепом и бородой, Валентин производил впечатление серьёзного человека.
— Личные отношения запрещены, ты же знаешь, — сказал он.
— Так она у нас ещё не работает, — соединил перед собой руки Кирилл, прикрыв пах, как футболист в «стенке», когда пробивают штрафной.
— Так её и не возьмут, если вдуешь. И упаси её бог соврать на собеседовании, а там обязательно об этом спросят, — равнодушно ответил финансовый. Но потом кожа на его затылке сдвинулась, словно до него дошло, и он удивлённо приподнял вверх брови. — М-м-м, так ты затем и…
— Угу, — ответил шутник и, если собирался пояснить, то всё равно бы не успел.
Тишину взорвала телефонная трель.
— Подожди, отвечу жене, — сказал он, доставая из кармана телефон, и финансовый, который хотел что-то спросить, осёкся. — Да, дорогая… Ну не плачь, он же ещё маленький, он не специально…
С этими словами он вышел. Финансовый вышел на следующем этаже.
А Мир доехал до первого, и снова поднялся к отцу, на самый верх офисного здания.
Отец стоял лицом к окну, когда Мирослав вернулся. На улице поливал дождь.
— У вас что при приёме на работу спрашивают про отношения с другими сотрудниками? — поинтересовался Мир.
— Служебные романы категорически не приветствуются, а бывшие шуры-муры особенно осложняют работу, — повернулся отец. — На этот счёт есть правила и за их нарушение увольняют. Никаких сеновальных отношений.
— И давно? Не приветствуются? — усмехнулся Мир, склонившись над столом. Он намекал на давнюю историю, когда отец так сильно увлёкся своей сотрудницей, что Мир до сих пор не знал — роковая влюблённость отца стала причиной развода с мамой, или всё же смерть брата.
— Давно. Вот с тех самых пор, — бесстрастно ответил отец, оценив намёк. — А ещё после иска за домогательство и суда, который мы проиграли. Поэтому никаких исключений.
— И ты думаешь, после такого дебюта девушка рискнёт прийти сюда работать? — кивнул Мир на экран, пока рылся в верхнем ящике стола.
— Уверен. Она крайне заинтересована в этой работе, уж я немало собеседований видел за свою жизнь. А ещё там есть момент во время интервью, — подошёл отец и удивился, когда Мир ткнул в гнездо флеш-накопитель. — Что ты делаешь?
— Удаляю запись, — щёлкал он мышью по экрану.
— Зачем? — замер рядом отец.
— Хочешь, чтобы видео разлетелось по сети?
— Нет, но…
— Держи, — спустя десяток секунд стукнул Мир по столу флешкой. — Если захочешь посмотреть, у тебя будет единственная копия. — Так что за момент?
— Момент, когда она поняла, что сидит с голыми сиськами, — покрутил в руках и сунул флешку в ящик стола отец.
Мирослав тоже оценил и красоту этого момента, и выдержку девушки. И то, как она вышла из кабинета, гордо закинув на плечо пиджак. И, чего греха таить, грудь. Сиськи у неё и правда были «стояк гарантирован». Насколько позволяла увидеть ткань, остальное тоже не хуже: живот, подтянутый и упругий, тонкие складочки кожи у аккуратного пупка. Будь она даже в лифчике, Мир бы больше никуда не пустил её в этой прозрачной блузке, и в этой юбке низко на бёдрах, что словно звала потянуть — и соскользнёт.
— Она даже не запнулась, — кивнул Мир.
— Именно, — сжал его плечо отец. Столько гордости было в этом жесте. За то, что он понял. Один его понял, в отличие от клоунов, которые кроме сисек ничего не увидели. Молодых, рьяных, жадных, наглых клоунов.
— А что у неё в резюме? — спросил Мирослав, прочистив горло, что внезапно запершило.
— Резюме как резюме, — подал ему распечатанный лист отец и нажал кнопку селектора. — Леночка, сделай-ка нам, этот, как его, — он пощёлкал пальцами.
— Кофе? — спросил голос в селекторе.
— Да ну, кофе, — отец посмотрел на Мира. — Помнишь, мы пили в Испании. Мне понравилось, маме нет, а ты был ещё мелкий, чтобы пробовать, но очень хотел. Чудное такое название, вроде «вино на веранде».
— Тинто де верано? Вино с лимонадом?
— Точно! Лысый ездил по работе в Барсу, привёз и то, и другое, не поленился. Конечно, не то, что пить в баре, где-нибудь на ветерке, на берегу моря, но тоже освежает. Пойдём, надоел этот кабинет до чёртиков, — махнул он в сторону стеклянного лифта. Из его кабинета кабина спускалась по наружной стене здания до галереи на третьем этаже, что вела к обзорной площадке. — Лена, мы будем в зимнем саду. Миру — тинто де верано, ему уже можно, а мне — как обычно. И льда побольше!
У Мира было несколько секунд на то, чтобы прочитать резюме. Но, чтобы не глотать информацию не жуя, как бродячий кот корм из чужой кормушки, пока не прогнали, он просто взял лист с собой и читал, пока они ехали.
— Ну, что скажешь? — спросил отец.
— Резюме как резюме, — пожал плечами Мир, согнул лист и убрал в карман.
Кристина Ковалевская, 28 лет, не замужем, детей нет, образование высшее экономическое, стаж бухгалтерско-финансовой работы шесть лет, последнее место работы: две компании на самостоятельном балансе…
Что тут скажешь? Тут надо хватать обеими руками и держать крепко-крепко.
Секретарь принесла на подносе открытую бутылку вина, лимонад, ведёрко со льдом, и то, что отец назвал «как обычно» — херес.
— Ты пьёшь херес в час дня? — удивился Мир, когда, цокая каблучками, Лена, умница, но не красавица, и единственный человек, которого Мир знал в компании, кроме отца, ушла. — На работе?
— А, — отмахнулся отец, — это разве не моя компания? Хочу пью. Не хочу — не пью.
— А что об этом думает Венера? — спросил Мир.
Венера не выносила алкоголь даже на запах, была последней из известных Миру женщин отца и продержалась дольше всех, лет пять. Правда, если верить матери, что намекнула на новую подружку, Венера получила отставку. Но спросить — язык не повернулся. Да и какая Миру разница. Личная жизнь отца его не касается.
В ответ он снова получил тот же жест: отец отмахнулся.
— Пусть думает, что хочет. Она мне не жена.
Мир удивился ещё больше.
Таким отца он давно не видел. Если не сказать — никогда. Его словно подменили.
Отец Мира, приверженец правил, дисциплины, порядка и фанатичный трудоголик, конечно, позволял себе и выпить до обеда, и галстук снять, и бросить на спинку плетёного кресла, как сейчас. И высказаться небрежно о своей женщине. Но того, что отец ни словом не обмолвится о деле, ради которого позвал, Мир не ожидал.
Они сидели в зимнем саду — круглом прозрачном куполе, словно из фильмов о будущем. За его стенами дождь щедро поливал заводские корпуса, теплицы и густо засеянные лекарственными травами цветущие поля. Внутри в маленьком прудике с родничком журчала вода. Стрекотали цикады. Благоухали тропические растения. Порхали бабочки. Настоящие живые бабочки с разноцветными крыльями летали с цветка на цветок, от одной кормушки с нарезанными фруктами к другой. Бабочки в этом саду тоже никогда раньше не жили.
А Мирослав с отцом болтали о пустяках. Вспоминали смешные случаи из совместных поездок, из детства. Светлое. Правильное. Чистое. Ещё не омрачённое ничем. Ни ссорами, ни недопониманием, ни непримиримыми разногласиями. Когда Мир ещё делал то, что скажет отец, и все более-менее были счастливы. Мир был прекрасен, а Мирослав — доверчивым мальчишкой, что умел и прощать, и забывать.
— А этих за что арестовали? — остановился Мир у отдельно огороженного вольера для двух огромных «парусников» с размахом крыльев больше мужской ладони.
Посиделки затянулись, все хорошие моменты были исчерпаны, и он пошёл прогуляться по саду.
