и она, и больше ничего не существует в эту минуту. Наверное, так бывает, когда вас связывает слишком многое в памяти.
— Ты завтра обратно едешь? — спрашиваю через пару минут молчания.
— Да, я как раз хотела проверить, какой билет взяла, секунду, — достает из сумочки телефон, открывает файлы, смотрит загруженный билет. — О Боже.
— Что такое?
— Завтра двадцать второе, а я взяла билет на двадцать третье. Случайно. Но в понедельник у меня уже репетиция, я не могу так поздно приехать.
Судорожно начинает стучать ногтями по экрану, проверяя свободные места на завтра, но судя по печальному вздоху, их нет.
— Жень, я приехал машину забрать. Поеду завтра в обед, если хочешь, я тебя отвезу, все равно одному скучно столько часов ехать.
— Но разве это удобно?
— Неудобно опаздывать на работу, а все остальное — нормально. Поедешь со мной?
— Ты меня выручаешь, — она в первый раз за все это время улыбается.
— Да брось, по старой памяти. Тебе не пора?
— Да, мама теперь ждет уже.
— Тогда пойдем. Вас подбросить? Или сами на машине?
— Моя в Москве, а мама так за руль и не села.
— Понял. Тогда подвезу.
Ян
Суббота пролетает невероятно быстро. Днем у нас семейный обед с родителями и сестрой, вечером — встреча с друзьями. Кидаю клич и приглашаю встретиться всех, кого давно не видел. Отвожу Соню к мужу, ей как раз его встречать после матча, оставляю машину, но пить сегодня не хочу, завтра еще дорога. И хотя на встрече с товарищами заливаюсь чаем, пока те глушат нормальные напитки, все равно засиживаюсь с ними до глубокой ночи.
Приезжаю домой и просто падаю в свою кровать с одной лишь мечтой — выспаться. Больше всего на свете я люблю кофе, еду, сон и…
Раньше бы сказал «и Женю». Но пора с этим завязывать.
С утра мама встречает накрытым столом с таким плотным завтраком, что из дома можно просто выкатываться, а не выходить. Вот что значит домохозяйка с большим опытом — тут все вкусное, свое, домашнее. Даже варенье к блинчикам — и то мамино. Прослонявшись полдня по дому, отбираю теплые вещи и обувь на зиму, загружаю это все в багажник машины, мама тут же собирает мне волшебный пакет перекуса в дорогу. Прощаюсь с родителями и еду сначала на заправку, а уже потом — к Жене. Мы вчера договорились, что я заеду за ней в час дня, потому что в дороге нам быть до ночи. Попадем в пробки на МКАДе, простоим в них дольше, чем до Московской области от дома ехать. Но другого способа перегнать тачку в Москву нет, и я все-таки предпочитаю стоять в пробках в своей машине, чем трястись в метро с кучей других людей в полнейшей давке.
Подъехав к дому Жениной мамы, думаю набрать Женьку или в домофон позвонить, а потом просто сигналю два раза коротко. Глупо так. Мы раньше считали это за условный сигнал, когда я заезжал за ней, чтобы забрать на свидание. Помнит она еще такое? Это сто лет назад было, в конце одиннадцатого класса, когда батя отдал мне свою старую машину — мою первую.
Два сигнала. «Я тут».
Да уж, дурными мы были, смешными. Не у всех первая любовь такая, как у сеструни моей, чтобы сразу свадьба и своя семья. У некоторых…
А пофиг, впрочем. Я просто помогу Женьке вовремя вернуться в Москву, потому что людям надо помогать.
Через минуту после моего сигнала она уже спускается и выходит из подъезда, и подол ее легкого летнего платья развевается на ветру. Да уж, человек — вечное лето, только что куртку сверху надела.
— Сумку с вещами кидай назад, багажник моим шмотьем забит.
— Хорошо.
Наконец, усаживается, чуть отодвинув кресло, и поворачивается ко мне с такой странной улыбкой.
— Тебе точно несложно довезти меня?
— Станет сложно, пересажу тебя за руль и сам завалюсь спать. Ну что за вопросы, Жень? Тут ехать часов восемь где-то, это фигня. Ты же помнишь, я и на море на тачке могу.
Да помнит, конечно. Я тоже помню.
— Ладно, поедем?
— Поедем.
Сначала я просто настраиваю музыку, но через двадцать минут надоедает, хочется живой человеческой речи.
— Жек, ну что мы как в попутке какой-то, поговори давай со мной, — начинаю возмущаться.
— О чем?
— О чем хочешь. Про театр свой там. Как оно, мечтам соответствует? Не хочу в этой тишине ехать.
— Не думаю, что тебе будет интересно про театр.
— А ты попробуй.
Переглядываемся быстро и осторожно улыбаемся. Ну не помню я такого, чтобы Женя упускала случай потрещать о театре и всем том, что она любит. И сейчас, прекратив лишние ужимки и глупости, она начинает болтать о том, что ей действительно дорого. О своих ролях, об атмосфере за кулисами, о коллективе. О том, как первый раз выходила перед большим залом, как впервые получила цветы в подарок от зрителей.
Я слушаю, может, не запоминая каждую деталь, но впадая в своего рода транс от ее голоса. Дежавю ловлю и даже на секунду забываю, в каких мы обстоятельствах. Через три часа делаем перерыв, заезжаем на заправку за кофе, заодно я вспоминаю про перекус от мамы — он сейчас очень в тему. А после этого Женька, уже утомившись от долгих разговоров, прикрывает глаза и начинает дремать. Как раз гоним по трассе без остановок, и дорога клонит в сон, конечно. Просто я уже уже давно стойко переношу несколько часов за рулем, для меня это больше в кайф.
Телефон валяется внизу и уже несколько раз пиликает. Одной рукой беру его, смахиваю уведомления и читаю. Кирюха пишет.
Кира: «Чего на связь не выходишь? Как дорога, нормально все?»
Зажав телефон, записываю ей голосовое.
«Я сейчас за рулем, как буду на перерыве, напишу тебе».
Мог бы позвонить, но при Жене не очень хочется так делать. Вроде бы она спит, но я не уверен, а болтать с девушкой, когда в машине другая, пусть и не моя, — не совсем правильно.
А вот Жене ее мужик звонит чуть позже, уже когда мы въезжаем на территорию Московской области. Она просыпается сразу и тянется, чтобы принять звонок.
— Да, Макар, — теперь хотя бы знаю, как его зовут. — Я поздно приеду, не надо меня встречать. Да, точно. Завтра увидимся, конечно. Хорошо, позвоню.
Вот как. Значит, отпустить девушку одну к отцу на могилу в день его смерти — нормально, а в Москве
