Это продолжалось до тех пор, пока со мной не случился обморок и вынужденная госпитализация. Именно в больнице меня и «обрадовали» окончательным диагнозом: сахарный диабет первого типа.
Тут-то меня и маму, примчавшуюся ко мне из Москвы, настиг шок. Мы сидели друг напротив друга с потрясенными лицами и тщетно пытались отыскать хоть какие-то слова. Я поняла, что моя жизнь радикально изменится. В ней будут уколы. Много уколов. Каждый день. Без выходных.
Единственный раз, когда я позволила себе порыдать и вдоволь пожаловаться на несправедливую судьбу, случился как раз тогда, на больничной койке в отделении эндокринологии. Я лежала под капельницей, туда-сюда ходили молчаливые врачи, а рядом с траурным видом сидела мама.
Я взирала на окружающую меня тоскливую обстановку и чувствовала сосущую безысходность. Оплакивала прежнюю себя, проклиная испытания, выпавшие на мою долю. Мне было обидно от того, что я, такая молодая и цветущая, ежедневно хожу на уколы в компании девяностолетних бабулек. А еще от того, что на протяжение всей жизни мне придется по нескольку раз в день прокалывать пальцы и выдавливать из них кровь, чтобы измерить уровень сахара. Наверняка из-за этого они будут сохнуть и шелушиться. А через несколько лет, наверное, и вовсе потеряют чувствительность.
А потом до меня вдруг дошло, что никогда не стану космонавтом, и разревелась пуще прежнего. Не то чтобы мне прям сильно этого хотелось, но все же иметь такую возможность было приятно. А теперь… Теперь у меня нет ни малейшего шанса полететь к звездам. Моя болезнь украла его.
Однако к вечеру мне надоело убиваться. Я никогда особо не любила жалеть себя, поэтому и в тот день быстро утомилась от этого бесперспективного занятия. Отрицание было позади, гнев истончился, торговаться я даже не пробовала. Депрессия, длившаяся пару дней, наконец сменилась принятием, и меня отпустило.
Я вдруг четко осознала, что жизнь, несмотря на долбаный диабет, продолжается. У меня две руки, две ноги, и, как говорили учителя в школе, светлая голова на плечах. Голова, которой самое время воспользоваться, и прикинуть, как сделать так, чтобы не болезнь контролировала меня, а я — ее.
Сейчас у меня это уже довольно неплохо получается. Не всегда, конечно, но я стараюсь.
— Где ты была? — Диляра, моя новоиспеченная институтская подруга, вопросительно изгибает бровь. — Твой чай давно остыл.
— В туалете, — пожимаю плечами.
Она пока не в курсе особенностей моего здоровья, но, если мы и дальше будем общаться, непременно узнает. Не всегда получается отлучаться в дамскую комнату, чтобы поставить укол. Иногда это приходится делать чуть ли не на ходу. Нет, само собой, я стараюсь лишний раз не травмировать психику окружающих людей, но ситуации бывают разные.
— Ну давай, рассказывай, как прошел тет-а-тет с тем красавцем из клуба? — нетерпеливо интересуется Диляра, когда я опускаюсь на соседний стул. — Ты знала, что он из нашего универа?
После позорного бегства от Алаева я не виделась с подругой. Естественно, она атаковала меня расспросами по телефону и в переписке, но я упорно отмалчивалась. Не очень хотелось рассказывать о своем фиаско. Ведь Тимур, получив отказ от близости, фактически выставил меня вон.
Теперь же и без того неприятная ситуация осложнилась тем, что наглый мажор, о котором я собиралась забыть, оказался моим сводным братом. А по совместительству еще и сокурсником.
Просто феерическая непруха!
— Знала, — с тяжелым вздохом откусываю рогалик.
Мои опасения сбылись, и первый день учебы был изрядно омрачен созерцанием пафосной физиономии Алаева. Будто мне дома его мало! Но у судьбы довольно извращенное чувство юмора: сегодня у нас со сводным целых две общих лекции.
После утреннего конфуза я всячески стараюсь избегать зрительного контакта с ним, но изредка все равно натыкаюсь на недобро сощуренный взгляд. Алаев передвигается по институту с видом хозяина жизни и окружен шайкой таких же зажравшихся мажоров, как он.
Без понятия, как Тимур умудрился сколотить компашку в первый же день занятий. Хотя, по большому счету, меня это вообще не должно волновать. Я хочу свести на нет любые мысли об этом засранце. Он элементарно не заслуживает того, чтоб о нем думали!
— У вас что-то было? — Диляру прямо-таки распирает от любопытства. Даже щеки покраснели.
— Сплюнь, — меня аж передергивает. — Не дай бог.
— Тебе он не нравится? — она удивлена. — Почему?
— Потому что из плюсов у этого павиана только внешность. На этом его достоинства заканчиваются, — зло выплевываю я. — И вообще, таким, как он, надо выдавать таблички с надписью «мудак». Чтобы девушки, безразличные к фаст-сексу, попусту не тратили свое время.
— Вот это тебя бомбит, — хмыкает Диляра, а затем насмешливо добавляет. — А, может, он просто тебе не перезвонил? Вот ты и злишься.
— Ему нет нужды мне звонить, — сообщаю кисло. — Мы живем в одном доме.
— ЧТО?!
Лицо подруги надо видеть — гамма эмоций на нем непередаваема. Глаза выпучены от шока и вот-вот вывалятся из орбит. Рот распахнут в жадном нетерпении. А ноздри бурно трепещут от участившегося дыхания.
— Засранца зовут Тимур Алаев, — вздыхаю. — Ничего не напоминает?
— Алаев? — Диляра хмурится. — Так это же вроде фамилия нового мужа твоей мамы… О нет! — внезапное озарение заставляет ее подпрыгнуть на стуле. — Он что, и есть твой сводный брат?
— Представляешь? — мрачно киваю. — Наверное, такого эпик фейла история еще не видывала.
— Пипе-е-ец, — тянет пораженно. — Так вы с ним в итоге спали? Или нет?
— Сказала же, нет! — повторяю оскорбленно. — Только целовались!
— И как?
— Что как?
— Ну как он целуется?
— Боже! Диляра! Это единственное, что тебя в данной ситуации волнует?!
Злит, что подруга не проникается моей трагедией. Ведь мне черт знает сколько времени предстоит жить в одном доме с человеком, который меня унизил! А ее только треклятые поцелуи заботят…
— Просто интересно… — оправдывается она, слегка пристыженная моим гневом.
— Фигово он целуется, — ядовито бросаю я, отпивая холодный чай. — На троечку.
Вообще-то это неправда, но уязвленное самолюбие требует отмщения. Понимаю, говорить гадости за глаза — так себе месть, но все же от этого мне самую малость становится легче.
— Да? — с сомнение выдает Диляра. — А с виду такой красавчик…
Нет, все-таки она меня раздражает. Может, нам не стоит так уж тесно общаться?
— При чем тут внешний вид?! — негодую я. — Это вообще ни на что не влияет!
— Ну прости-прости, — подруга наконец дает заднюю. — Я уже поняла, что ты этого Алаева на дух не переносишь.
— Вот именно! — продолжаю возмущенную тираду. — Он взбесил меня еще тогда, в клубе. Потом я узнала, что нам предстоит жить под одной крышей. Ну а вишенкой на торте безумия стала новость о том, что он учится в этом ВУЗе! — легонько ударяю ладонью об столешницу. — Как мне все это вытерпеть, а, Диль?
— Просто не обращай на него внимания, — советует, помолчав. — Живи так, будто его не существует.
— Легко сказать. А на деле? — фыркаю я. — Сегодня, например, я случайно вломилась к нему в ванную.
— Он был голый? — шея подруги вновь вытягивается.
— Да, — признаюсь нехотя.
От одних только воспоминания об обнаженных ягодицах Алаева к лицу приливает предательский жар.
— Ого! — Диляра задыхается от переизбытка эмоций.
— Если ты сейчас спросишь «и как?», я тебя ударю, — предостерегаю на всякий случай.
Лицо девушки обиженно кривится, и я добавляю:
— Расслабься, Диль, он стоял спиной.
— Блин, вот это жаришка у вас! — она посмеивается. — Но мой совет все равно остается прежним: игнорь его. Безразличие — это лучшее оружие.
Отламываю кусочек сахарного теста и, положив его в рот, задумываюсь. Наверное, Диляра права. Единственно возможный способ взаимодействия с Тимуром — тотальное игнорирование его царской персоны. Я видела, как студентки провожают его восхищенными взглядами, а друзья заглядывают в рот. Я же изберу совсем иную тактику: притворюсь, что этого самовлюбленного типа не существует. Уверена, это будет несложно, ведь он, как и я, вовсе не горит желанием налаживать родственные отношения.
